Наконец, за час до начала концерта, когда длинноволосая и расклешённая толпа устроила у входа толчею, стало очевидно, зачем нужно так пахать.

— Вид абсолютно необыкновенный, — Пейджи отхлебнул вина. Джимми давно перестал бояться сцены, но даже он впервые за последнее время почувствовал нервную дрожь. Многое было поставлено на этот тур.

«Houses of the Holy» стремительно взбирался на вершину чартов. Но группе, мечтавшей о признании критиков, хотелось доказать последним — и показать, насколько мощным и популярным музыкальным явлением они являются. И конечно, они подготовились лучше, чем обычно — вооружившись Дэнни Голдбергом и его пиар-машиной.

Я вылетел в Атланту на два дня раньше для встречи с Томом Хьюлеттом, промоутером с Юго-востока. Сидя в его офисе, я вытащил блокнот и набросал спецификацию для пятничного концерта… размер сцены (двадцать пять на одиннадцать метров)… высота заградительных барьеров (три метра), чтобы оградить буйных фанатов от вторжения на сцену… расстояние между сценой и заграждениями (пять метров)… точное расположение четырёх башен с колонками, достаточно мощными, чтобы оглушить уши… место для гигантского прожектора, способного осветить половину штата Джорджия. Все детали были тщательно задокументированы в письменном виде.

Третьего мая, за день до концерта, группа вылетела в Атланту. Я присоединился к ним в Майами и почувствовал царившую нервозность, пока мы готовились к рейсу.

В отеле Атланты мы всю ночь не давали покоя обслуживающему персоналу. Мы заказывали всё, что можно, начиная от шампанского и заканчивая ирландским кофе и закусками. Пока мы не успели соскучиться или совсем известись от нервов, Бонзо взял ситуацию в свои руки. Я рассказал ему, что техники, отвечающие за лазеры, держат оборудование в своих номерах. И Бонэм сгорал от нетерпения:

— Притащи лазеры, сюда, Ричард. Посмотрим, какой хаос можно создать.

Вскоре с помощью техников мы освещали с балкона тротуар красным и зеленым лучами. Редкие ночные пешеходы шарахались от светового обстрела, который как бы исходил с небес.

— Марсиане приземлились! — кричал в ночь Бонэм. — Берегитесь марсиан!

Он так сильно смеялся, будто тур уже с успехом прошел для него. За четыре года истории Led Zeppelin он не растерял ни одно из своих детских качеств.

В первой половине дня бригада уехала на стадион для установки света, проверки звука и настройки инструментов. Мик Хинтон собирал барабаны Бонэма. Рэй Томас проверял гитары Джимми, а Брайан Кондлифф настраивал меллотрон Джона Пола, инструмент, впервые оказавшийся в арсенале цеппелинов. Бенджи Ле Февр сидел за пультом для спецэффектов.

Несмотря на тщательное планирование, размер сцены не отвечал требованиям. Заградительные решетки перед сценой превышали спецификацию на метр, что хорошо для охраны, но портило вид поклонникам возле сцены. Я решил не рассказывать об этом музыкантам, да и поздно было что-либо менять.

В семь-пятнадцать прибыли лимузины и полицейский эскорт. Я собрал команду, и мы спустились на лифте в подземную парковку, а потом быстро забрались в машины. Как только двери закрылись, процессия двинулась со скоростью шестьдесят километров в час, с сиренами и мигалками. Полиция перекрыла движение по улице, будто проезжал президентский кортеж. Через пять минут мы оказались у входа на стадион и ворвались в раздевалку домашней команды в сопровождении шести охранников.

Даже из-под стадиона ещё до начала концерта было слышно, как громко вопит толпа. Фанаты с нарастающим энтузиазмом хлопали, свистели и топали ногами.

И хотя Zeppelin играли вместе сотни раз, Роберт признался, что на него напал мандраж. Да все, надо признаться, казались напряжёнными. И пока Бонэм не ударил по барабанам, а Роберт взял первые ноты, тревога не покидала территорию.

Наконец свет на стадионе приглушили, и группа проследовала на сцену. Все заняли свои места, Бонзо поднял палочки и обрушил их на барабаны. Прожекторы осветили сцену. Первые такты «Rock and Roll» взорвали ночь.

Как только Led Zeppelin начали играть, они увидели людей всюду, куда падал взгляд. Тысячи фанатов столпились на поле, поближе к сцене. Ещё больше людей находилось на трибунах, на каждом уровне, и в проходах. Никто не сидел, народ кричал, радовался, хлопал в ладоши, смеялся. Шум стоял оглушительный. По всему стадиону лампы внезапно вспыхивали, словно сотни бабочек, появлявшихся и исчезавших в одно мгновение.

Стоя за сценой, Дэнни Голдберг размышлял: «Если это признак предстоящих событий, моя работа окажется гораздо легче, чем я думал».

Три часа ни группа, ни толпа не расслаблялись ни на минуту. Роберт носился по сцене, преследуемый прожекторами, то красными, то оранжевыми, то жёлтыми. Он держал микрофон в миллиметрах ото рта, иногда прижимая к нижней губе. По окончании песни, толпа одобрительно гудела, Роберт целился микрофоном в зал, словно благословляя людей и воспроизводя их энергию через бесчисленные колонки.

Джимми играл и пританцовывал, перемещая вес тела с одной ноги на другую. Иногда он поднимал правое колено, балансируя «Лес Полом» на бедре. Он лупил по струнам с ослепляющей скоростью, вкладывая в музыку самые сокровенные эмоции, которые способен был вытянуть из себя и своего инструмента.

Джон Пол, со стрижкой пажа, являл полную противоположность своим более активным коллегам. Одетый в пиджак калейдоскопических цветов с вышитыми на рукавах огромными сердцами, большую часть концерта он просидел за клавишными, с удовольствием предоставляя возможность Джимми и Роберту насладиться вниманием аудитории. Бонэм, с другой стороны, мог стать предметом исследования гиперкинетической энергии. Его губы постоянно шевелились, но только он не бормотал стихи песен в усы, а скорее был вовлечен в разговор с самим с собой, заставляя себя найти ещё немного энергии, чтобы сыграть чуть более точно в шквале атак на тарелки и барабаны. В коротких перерывах между песнями он мог перевести дух и вытереть ладони о джинсы.

Во вступлении «No Quarter» сухой лёд густым туманом окружил сцену и с бульканьем пополз в зал. Меллотрон Джона Пола создал божественную атмосферу, и из дымки появился Джимми, вслед за ним Роберт. Он стоял, уперевшись руками, украшенными браслетами, в бёдра, затем вскинул пальцы и направил в небеса свой голос.

Толпа сошла с ума. Зелёный лазер воспарил в вечернем небе.

Затем последовала «Dazed and Confused», во время которой выпустили остаток спецэффектов. Взорвались дымовые бомбы. Пушки выстрелили. Лазеры создали радугу, от вида которой захватывало дух, если у людей вообще что-то осталось.

Слева за сценой стоял Питер и не верил своим глазам:

— Лучше просто быть не может.

Три часа спустя, после четырёх выходов на бис и воплей сыграть ещё, группа ушла со сцены и побежала к ожидавшим их лимузинам. Эйфория накрыла парней. Машины рванули, сопровождающие полицейские на мотоциклах очищали дорогу.

— Мы показали им! — воскликнул Роберт, имея в виду критиков. — Уфф, что за ночь!

Питер тоже не мог сдержать эмоций:

— После «Унесённых ветром» только мы смогли потрясти Атланту!

Спасибо толпе, группа стала богаче на двести пятьдесят тысяч долларов. Но это было только начало. Народ в Тампе на следующий день — пятьдесят шесть тысяч человек — побил рекорд The Beatles, установленный в 1965-ом году, но тогда перед ними играли и другие исполнители. Тот битловский концерт привлёк пятьдесят пять тысяч и собрал триста тысяч долларов; праздник на открытом воздухе, устроенном цеппелинами, собрал около триста десяти тысяч.

Отметить было что, и для Zeppelin празднование началось в отеле Атланты. Бонэм заказал для начала два бренди, и когда их принесли, сказал служащему:

— Принеси-ка нам ещё четыре.

Первые две бутылки осушили мгновенно. И когда подали новые четыре бутылки, Бонзо предложил:

— Лучше притащите нам две бадьи.

Вскоре и Бонэм, и я пили бренди прямо из бадей. Избыток алкоголя сопровождал нас в туре, как и обычно. Некоторые вещи никогда не менялись.