То бы полбеды, что поленце-то ножкою стола оказалось, беда, что стол уж больно крепок был, а Степаныч и того крепче. Не оторвалась окаянная ножка, а отрок наш и не заметил, приложил святого старца всем столом, тот сразу небесной благодати и сподобился. А Степаныча ушибло балкой-поперечиной, кою он верхним краем стола смахнул, как замахивался, от того он сомлел и так и лежал, покуда утром люди его и тело мученическую смерть принявшего Канарея не нашли.

Плохо Степаныч помнил, как Калдырево покидал. Бить его не били, устрашились близко подойти, а издаля прозвали Злыней. Однако, серчали калдыревцы нeдолго, вскоре выяснилось, что останки Канареевы нетленны, крепкий дух его в избушке еще не мало времени неистребим был, так что прям над ней и церквушку возвели. И почитали отца Канарея в Калдырево пуще прежнего, ибо всякий знает, что усопший святой трех живых праведников стоит. А Злыня Степаныч жизнь прожил истинно богатырскую: хармудар и иных ворогов извел немеряно, несчитано; отпрысков наплодил всем на зависть. С нечистой силой боле не переведывался. И хоть злые языки баяли, мол это от того, что Степаныч зельем брезгует, он то знал, что хранит его святого старца Канарея благословение.

И внукам, и правнукам он его показывал и дивились мальцы.

Ровно на маковке, а формою - точно ухват.