Новый всероссийский самодержец произвел на Андрея двойственное впечатление — этакий обаятельный, но довольно нервный, сатрап, длинный, с мощными бедрами и круглой, несуразной для тощего тела, головой на тонкой шее. Узкие плечи, зато весьма крепкие кисти рук, выглядывавшие из-под куцых рукавов зеленого кафтана Преображенского полка. Подобное — довольно забавное — телосложение имели в те времена все дворяне, естественно, никаким физическим трудом (о спорте речь вообще не шла, еще и понятия такого не появилось) отродясь не занимавшиеся, зато много фехтовавшие, много ездящие верхом. Отсюда — плохо развитая грудная мускулатура, зато чрезвычайно сильные бедра (посиди-ка днями в седле!) и жилистые предплечья — от постоянных упражнений со шпагой и саблею.
Надо сказать, будущая столица возводилась вовсе не на пустынном месте, издавна здесь, кроме различных поместий и мыз (того же Канау, а также Де Ла Гарди, Биркенхольма и прочих шведских дворян) полно было многолюдных деревень и сел, в большинстве своем финских — Каллила в устье Фонтанки, Антоллала, где позднее будет устроено Волковское кладбище, Риттова — где Александро-Невская лавра, наконец — Усадиссаан на месте Зимнего дворца. Попадались и русские селения, и во множестве — Купчино, Волково, Одинаково, Спасское, — но самым многолюдным конечно же был до основания разрушенный Петром портовый шведский город Ниен, что стоял на реке Охте с крепостью Ниеншанц, называемый в народе Канцы и насчитывающий около двадцати тысяч жителей, среди которых было и множество вполне лояльных шведской короне русских — Бутурлиных, Пересветовых, Рубцовых…
Бьянке Санкт-Питер-Бурх не очень-то нравился — как-то не по-домашнему суетно, сыро, да и с погодою не очень-то повезло — с начала августа частенько шли дожди, и над свинцовыми волнами нависали тяжелые серые тучи.
— Ничего! — утешал молодую женушку Громов. — Скоро тут такого понастроят, не город получится — загляденье! Истинный парадиз.
Впрочем, господину капитану скучать было некогда, государь пригласил его (и подобранных Райковым камизаров) на службу вовсе не за красивые глаза, а чтоб шведам тошно стало.
Французам, кстати, высочайшим повелением было разрешено поставить свою — протестантскую — церковь, за что сии бедолаги просто боготворили Петра Алексеевича и готовы были по одному его слову немедленно отправиться хоть в преисподнюю, хоть к самому черту! Так время и прошло — пришло донесение из Або от верных людей, о том, что на ремонт там встали два крупных корабля — фрегата, причем ремонт вот-вот должен был закончиться, а никаких других военно-морских сил в городе пока не имелось — отошли в Выборг.
Петр Алексеевич намекнул без обиняков: мол, приведешь, господин капитан, фрегаты — быть тебе шаутбенахтом — генерал-майорам, если по-сухопутному — подотчетному лишь генерал-адмиралу Апраксину! Добавим кораблей с Олонецкой верфи — вот уже и эскадра — командуй.
Легко сказать — привести фрегаты. Для этого нужно было их захватить, что означало неминуемую схватку с гарнизоном Або (по-фински — Турку), а город сей, как навел справки дотошный Громов, являлся ныне столицей Финляндии, имел университет, книжный магазин, типографию… Тем более, до Стокгольма было рукой подать — через море, так что, ежели бой вдруг сильно затянется, вполне можно сгонять за подмогой.
Все необходимо было тщательно распланировать, чем и занялся господин капитан Громов совместно с Лефевром и сивоусым поручиком Федосеевым, командиром приданного кораблям десанта — четыре сотни добрых молодцов-фузилеров. Кроме «Красного Барона», который все некогда было переименовать, и «Гордость Виваре», как с подачи гугенотов стал называться бывший «Густав Ваза», в состав громовской эскадры входил шестипушечный шлюп с парусным вооружением шхуны и три небольшие галеры, точнее сказать — скампавеи, отличавшиеся от галер меньшими размерами и большей маневренностью. Недавно выстроенные в Олонце скампавеи несли на себе несколько пушек и по полсотни человек солдат. Вообще, они считались перспективными судами, куда более пригодными для маневрирования в узких и извилистых шхерах, нежели чисто парусные корабли.
Вот эти-то самые скампавеи и доставили Громову немало неприятностей, как только налетевший ветер погнал волну. Низкие парусно-гребные суда едва не затонули, пришлось срочно укрываться в шхерах, где, как тотчас же выяснилось, фрегаты маневрировали ничуть не хуже, а может, и лучше галер. Все дело — в выучке экипажа.
За ночь волнение почти улеглось, задул неплохой ветер, почти попутный — суда шли в бейдевинд. Боже, как кидало на волнах, словно камбалы, галеры! Грести на них в такую погоду было довольно затруднительно, лишь косые паруса на хиленьких мачтах кое-как хватали ветер. Громов, посматривая назад, хмурился — гребные суда становились обузой, в чем он, как хороший судомоделист и историк, ни капли не сомневался — Балтийское море не Средиземное, штиль бывает редко, а в шхерах — для которых галеры, собственно, и предназначались, как выяснилось, обычные чисто парусные корабли действуют ничуть не хуже. Тем более тягаться с крупными линейными кораблями и фрегатами… даже со шхунами! — скампавеи не могли, если только не налетали в огромном количестве, пользуясь мелководьем и слабым ветром, как было при Гангуте или Гренгаме, где от гребных судов и впрямь вышла большая польза. Правда, после сих славных баталий все галеры отправились на дрова.
На следующий день по правому борту показался скалистый берег — судя по лоции, полуостров Гангут, коему в 1714 году будет суждено стать победным символом петровского флота!
Миновав полуостров, русские суда повернули на север, осторожно пробираясь между множества островков к Або. Опытный лоцман Григорий — молодой, лет тридцати, мужик с умным востроносым лицом и внимательным взглядом, вел корабли уверенно и спокойно, словно прогуливался по собственному саду. Лишь один раз перекрестился, когда слева по борту внезапно возникли паруса, впрочем, быстро исчезнувшие из виду.
— Свей, — проводив глазами паруса, негромко заметил лоцман. — В Ревель пошли. Хорошо — мы с ними не столкнулись, помогла Богородица Тихвинская!
— Помогла, — Андрей согласно кивнул и, улыбнувшись, добавил, даже скорей похвастался: — И у меня иконка с Тихвинской есть — жене подарил, чтоб оберегала. Там же, в Тихвине, и купил, в монастыре, где икона.
— Так вы бывали в Тихвине, господин капитан-командор? — обрадовался Григорий.
— Бывал… но так, проездом только. Дорог, правда, в нем нет, а так — городок славный.
— Не городок — посад… И хорошо — был бы город! А когда вы у нас, господин капитан-командор, бывали?
— Ты, стало быть, Григорий, на лоцмана выучился?
— В Тихвине, лоцманов много, как и толмачей, почитай, издавна в Стекольну ходили… Ага!
Взяв подзорную трубу, лоцман пристально всмотрелся в медленно проплывающий по правому борту берег, скалистый, изрезанный шхерами и поросший мрачноватым еловым лесом, сквозь который кое-где проглядывали домишки — мызы.
— Одначе скоро и Або. Во-он за тем мыском. Прикажете сразу в гавань идти, господин капитан-командор?
— Подождем, — Громов задумчиво скривился. — Сначала скампавею пустим, пущай поглядит. Эй! Сигнальщик!
Одна из галер, получив указания, споро бросилась за мыс, вернувшись примерно минут через двадцать. Слаженно махая веслами — этакий смешной водяной таракан, — скампавея подошла к самой корме «Красного Барона».
— Нет никого! — выкрикнул галерный капитан Важнов, моложавый мужчина с жестоким лицом и насмешливо-плутоватым взглядом уверенного в себе сибарита.
— Совсем никого? — так же громко уточнил Андрей. — А фрегаты?
— Один только, — Важнов махнул рукой. — Другой, видать, уплыл — починили. Фрегат у крайнего пирса, без парусов, остальные суда малые — рыбаки, торговые шхуны.
— Хорошо… Делаем все по плану.
Спустившись в привязанную за кормой разъездную шлюпку, капитан-командор перебрался на низкий борт галеры и приказал спускать паруса. Оба фрегата — «Красный Барон» и «Гордость Вивере» представляли собой прекрасную мишень для мощных беговых орудий Або, взять нахрапом хорошо укрепленный форт было бы невозможно, и Громов вовсе не собирался так рисковать, подставляя корабли и людей. Хотя затея сия, ввиду немногочисленности гарнизона крепости, вполне возможно, могла бы увенчаться успехом, но это был пустой, глупый риск — действовать таким образом Андрей не любил и не стал, оставив фрегаты на рейде и пустив в гавань лишь скампавеи и шлюп — места для десанта на галерах вполне хватало, брали они по сто пятьдесят человек, четыре сотни вполне помещалось.