Прешкат промолчал: не ему осуждать лиц королевской крови, даже если те сложили головы на эшафоте.
– Этот Айрунги, – поторопил принц, – его казнили?
– Удрал, негодяй. Хорошую награду за него объявили, да никому не досталась.
– Что уже говорит о многом, – задумчиво протянул Ульфест. – А «невидимки»?
– Кое-кого казнили за участие в мятеже, остальные постарались забыть имя Айрунги. Говорят, когда король Зарфест принял золотой топорик, он подумывал о восстановлении «невидимой стражи».
– Постой, сам угадаю. Дедуля встал на дыбы и начал бить в воздухе копытами, верно?
– Э-э… король-отец был против этой затеи.
– Кто бы сомневался… После мятежа дедуля лезет под кровать от кошачьего мяуканья за окном! Родную дочь к смерти приговорил!
– Так вроде принцесса Аннира и в самом деле была повинна в…
– Да плевать мне на тетушку! Сбежала – и молодец. Давай про «невидимую стражу»!
– Король-отец изволил сказать, что неразумно отдавать власть в посторонние руки.
– Вот! А пришла беда, так мы остались слепыми и глухими. «Крысоловы» цепляются к людям, а те хлопают глазами: мол, ничего не ведаем, ни о чем представления не имеем! А ведь наверняка многие заметили что-то важное! Рыбаки в порту, нищие на улицах…
– Свахи много видят, лекари, трактирщики, – подхватил заинтересовавшийся стражник.
Прешкат был прав: трактирщики замечали многое. Например, Аруз Золотая Муха, владелец трактира «Шумное веселье», ничего не пропускал мимо заплывших жиром глазок и оттопыренных розовых ушей. Но наблюдения свои Аруз держал при себе. Разве что порой многозначительно похохатывал – так, что подпрыгивало брюшко под засаленным фартуком.
Но сейчас Арузу было не смешно. Насупился, поджал пухлые губы и начал протирать оловянное блюдо с такой тщательностью, словно надеялся, что из-под олова проглянет серебро. Очень не хотелось ему здороваться с теми двоими, что возникли на пороге.
А те ввалились, словно к себе домой, уселись за стол и разом махнули трактирщику – мол, бросай, дядя, свою посудину, попотчуй дорогих гостей!
Трактирщик еще больше нахохлился и подчеркнуто отвернулся к окну, хоть там и не было ничего интересного, кроме двух кур на навозной куче.
Гости заподозрили неладное. Востроносый бледный парень с синими нахальными глазами ухватил за юбку пробегавшую мимо рабыню:
– Метелочка, с чего твой толстяк куксится? Яичница сгорела или налоги повысили?
– Пусти, Щегол, не то по рукам надаю! – благонравно ответила девица, а шепотом добавила: – Да Серая Старуха его знает…
Спутник Щегла – рослый, плечистый мужчина – не стал опускаться до разговоров с прислугой, а пошел получать сведения из первоисточника. Не успел трактирщик и двух раз провести тряпкой по блюду, как над ним навис недоумевающий гость.
– Слышь, Аруз, ты что, оглох? Плесни нам со Щеглом наррабанского!
– Нету, – не оборачиваясь, тоскливо сообщил трактирщик. – Наррабанского нету. И никакого нету. Воды и той нету, понятно? Колодец пересох! Шли бы вы, парни, в «Олений бок»!
Тут уж и Щегол прекратил тискать служанку и подошел к стойке. Мыслимое ли дело: трактирщик шлет гостей к своему старому сопернику!
– Аруз, кончай пялиться на этих дохлых кур! Ждешь, когда они в павлинов превратятся? А ну, разверни фигуру к людям! Мы не с твоей задницей разговариваем!
Трактирщик обреченно положил блюдо на стойку и медленно обернулся.
– Кудлатый, – взмолился он, – забирай своего молокососа и вали из «Шумного веселья». Не то кликну сына и вышибалу, так и впрямь шумно будет!
– Шум мы любим, а в чем дело-то? – недоумевал Щегол.
– Не первый день сюда ходим – и вдруг нехороши стали! – вторил ему приятель.
(Надо заметить, что Кудлатым верзила был прозван не случайно. Тяжелое, плотной лепки лицо тонуло в курчавой бороде, короткой, но очень пышной. У трактирщика порой мелькала мысль: а настоящая ли она? Однако подергать Кудлатого за бороду, чтобы убедиться в ее подлинности, решился бы лишь тот, кому вконец опротивела жизнь.)
– Парни, – убедительно сказал Аруз, – мы с вами и впрямь не первый день друг друга знаем. Я у вас вещички покупал? Покупал. Вопросы задавал? Не задавал. Только два условия ставил – не забыли? Первое – чтоб с вещей кровь не капала…
– А с наших – капает?! – изумился Щегол. – Кто ж такое про меня набрехал?
От волнения он возвысил голос так, что несколько посетителей за длинным столом прекратили беседу и заозирались.
– Цыц! – поспешно сказал парню трактирщик. – С первым-то условием еще кое-как, а со вторым? Я ж говорил – придворных не трогать! Мало мне возни с «крысоловами», так чтоб еще и «щеголи» начали трактир тревожить?!
– А! – потерял Кудлатый интерес к беседе. – Это не ко мне. Добытчик у нас Щегол, с ним и объясняйся. Мое дело простое – в морду кому закатить или еще чего…
– А я даже не знаю, про что ты, Аруз, говоришь! – истово заверил трактирщика Щегол.
– Не понимаешь? Я про ту заколку для плаща, в виде ландыша.
– А-а, находочка моя! И что с нею не так?
– Да все! Я ее, как порядочный, отнес к… – Трактирщик резко оборвал фразу и крепко прикусил нижнюю губу.
– К ювелиру Туарри, что за Белой площадью лавку держит, – светло улыбнулся Щегол.
– Откуда знаешь? – испугался Аруз.
– Видал тебя там. Покупки делать там тебе не по карману – стало быть, продавал.
– Ну, ладно, – пришел в себя трактирщик. – Приношу ему заколку, а он давай браниться! Оказывается, он сам тот цветочек делал – во дворец, в подарок на годовщину правления короля Зарфеста.
– Надо же!.. А я тут при чем?..
Щегол оборвал фразу, настороженно оглянулся на скрип, но успокоился, увидев, что в приоткрытую дверь заглядывает смешная чумазая мордашка. Этот мальчишка, которого все называли Чешуйкой, крутился возле «Шумного веселья» – а вдруг кто–нибудь из посетителей за монетку пошлет его с поручением? Или из объедков что перепадет…
При виде Щегла малыш просиял. А парень небрежно бросил через трапезную медяк:
– Лови, лопоухий!
Малыш монетку не поймал, кинулся поднимать ее с полу. А Щегол тут же забыл про беспризорника, вернулся к беседе с трактирщиком и снизошел до объяснений:
– Я ж тебе говорил: нашел я заколку. На улице.
– Кончай бренчать.
– Я ж говорю: на улице. Когда город покидало грайанское посольство. Проехала процессия – гляжу, в пыли цветочек валяется. А всему городу известно, что принц Ульфест с грайанцами сутки напролет в «радугу» резался. Наверное, тогда ландыш и проиграл, а то откуда бы ему на той улице оказаться?
– Отбрехиваться ты мастер… А ведь был и другой случай, меня Туарри заодно попрекнул. Та золотая сережка с хрустальным колокольчиком.
– Помню. Сережку обронила одна прекрасная и нестрогая дама, уходя со свидания, о котором она не станет вспоминать вслух. Успокойся, трактирщик, она не ищет свою серьгу.
– Да это ерунда, – признался вдруг Аруз. – С ювелиром я как-нибудь разобрался бы. Тут погрознее тучи собираются. Нащебетала одна птаха, что тебя ищет Жабье Рыло. Сердится: мол, ты его не уважаешь, на поклон не ходишь, долю не платишь.
– Жабье Рыло? – хмыкнул парень. – Ох, как страшно!
– А тебе и должно быть страшно! И как тебе удалось до сих пор промышлять и только сейчас прогневать Жабье Рыло? Ловок ты, парень, хитер… Я даже не знаю, откуда ты такой взялся. Ходят слухи, что ты из леса приходишь и в лес уходишь…
– А если так? – помолчав, серьезно спросил Щегол.
– Если так – берегись, парень! Городские лесных не любят. Или на ножи тебя возьмут, или «крысоловам» сдадут. Дела с лесом ведет только Жабье Рыло. Послушай, сынок, моего совета: ступай сам к ночному хозяину, не жди, пока силком притащат. Пади в ноги, покайся, пообещай долю. Жабье Рыло ценит настоящих ловкачей. Может, вам с Кудлатым и по лесам не придется шляться, в Аргосмире будете промышлять.
– Промышлять, промышлять… – Щегол устремил чистые синие очи к потолку. – Что бы это могло значить?.. А! – вдруг прозрел он. – Кудлатый, нас тут принимают за воров!