По старой островной традиции в машине нашлись обязательные темно-серые калоши из тонкой резины, предназначенные для того, чтобы натягивать их на ботинки. От тротуара, перед которым остановилась машина, до высокого крыльца едва бы набралось десяток ярдов, но все равно было приятно понимать, что обувь останется сухой и чистой.

В помещении, куда меня проводили под большим клетчатым зонтом, заботливо распахнутым встречающим распорядителем собрания, оказалось на удивление мило. Без особых излишеств, минимум зеркал, всего пара обычных картин с холмистыми пейзажами, но уютно. Слишком, на мой вкус, накурено, но пока терпимо.

Я стянул калоши, передал их распорядителю и проверил чистоту своей лысины перед зеркалом.

— Мистер Майнце? — мне протянул руку какой-то представительный дядечка в костюме из тонкой шерсти в мелкую синюю полоску. — А мы здесь уже делаем ставки на ваше присутствие.

В другой руке он держал тлеющую сигару, а бабочка на расстегнутом воротнике сорочки съехала немного вправо.

— Тогда позвольте и мне поставить несколько пенсов. Я бы поставил на то, что я все-таки сюда приеду.

Он улыбнулся загадочно, и сразу сменил тему:

— Прохладно сегодня, не находите?

Как хорошо, что мне не нужно быть англичанином и долго-долго выяснять нюансы здешней розы ветров.

— Разве это удивительно для середины октября? К тому же, я чувствую в воздухе запах глинтвейна?

Он оглянулся куда-то за спину и громко крикнул:

— Сэр Вильгельм, ваша ставка сыграла. Я вам должен два фунта.

Обернулся ко мне и путано пояснил:

— Не обращайте внимания, у нас здесь все время все со всеми спорят. Итак, вы приехали по приглашению сэра Хью?

— Надеюсь, оно не поддельное?

— У вас странный юмор, мистер Майнце. Еще не вполне английский, но уже совсем не континентальный. Я помощник сэра Хью. Можно сказать — жалкий секретаришка. И зовут меня Перкинс. Джордж Перкинс к вашим услугам.

Если бы он щелкнул каблуками — я бы не удивился. Звание у жалкого секретаришки было не меньше майорского, судя по возрасту и некоторым специфическим манерам. А майорское звание — это первое в табели о рангах, которое остается за человеком на всю жизнь. То, что делает простого офицера "белой костью". Чтобы с ним не случилось, для окружающих он будет теперь всегда "майор Перкинс". А может быть уже и полковник. Но не генерал — не хватает годков.

— Сэр Хью удостоен срочной аудиенции у Ее Величества и поэтому немного задерживается. Но я уполномочен принять вас и ввести в курс дела.

— Да, не хотелось бы терять времени, мне еще предстоит возвращение в Лондон.

— Тогда следуйте за мной.

Мы прошли сквозь пару комнат, напомнивших мне своим убранством и людьми, ведущими степенные разговоры, тот единственный аристократический клуб, в котором мне доводилось бывать — White's. Даже некоторые лица, убеленные сединами, показались знакомыми. Странно было видеть их среди любителей гребли на байдарках. Я считал, что этот спорт все-таки удел молодых, но здесь самым молодым был пока что я.

— Вы давно оставили военную службу? — спросил я у провожатого.

— Четыре года. Сильно заметно?

— Я сталкивался с несколькими бывшими военными. Вы очень на них похожи.

— Все военные разные, мистер Майнце. Кто-то полжизни носится по лесам и пустыням, кто-то проводит годы в тесных подводных лодках, а иные, как я — просиживают свои зады при теплых штабах.

— Видимо, я встречался только с теми, кто как и вы, имеют больше отношения к мозгам армии, чем к ее кулакам.

Он ничего не ответил, но остановился перед дверью из лакированного дерева. Совсем не разбираюсь в сортах древесины и орешник от тиса для меня неотличимы, но эта дверь выделялась прежде всего искусной резьбой, изображавшей бегущие по периметру четырехлепестковые листья клевера.

— Вот мы и пришли. Если нужны сигары, глинтвейн, еще что-то — скажите мне, я позабочусь. Или, если они понадобятся позже, то в комнате есть звонок и на него всегда отзовется кто-то из персонала.

Он постучал в дверь и открыл ее.

В зале с занавешенными окнами кроме нас с Перкинсом находились двенадцать человек и одного из них я немножко знал — того самого мистера Брауна, что присутствовал при разговоре со Спраттом полтора года назад. Остальные лица выглядели знакомыми, но сталкиваться с каждым из них лично мне еще не приходилось.

Меня усадили в глубокое кресло, никому не представляя, как будто специально для сохранения инкогнито перед остальными.

Перкинс бесшумно удалился, успев шепнуть напоследок:

— Никаких фамилий. Только имена и титулы.

За ним закрылась дверь и мистер Браун поднялся из своего кресла, проверил тщательность пробора, глубоко вздохнул и открыл рот:

— Джентльмены, кажется, собрались все, — проблеял он своим тонким голоском. — Сэра Хью мы ждать не будем. Приглашения вам рассылал я по просьбе… очень важной особы. Итак, я постараюсь в нескольких словах изложить вам суть проблемы, заставившей…

Пока он молол языком, я оглядел присутствующих. Среди них имелся европеизированный араб, фотографии которого я видел в каких-то журналах; пара благообразных седовласых старичков, толстый и тонкий, оба одинаково лохматые, и этих господ я нигде прежде не встречал; один основательный господин лет пятидесяти, стилем одежды больше похожий на американца; один рыжеволосый и бледнокожий человечек средних лет, напоминавший своим обликом банковского клерка. Еще двоих мне со своего места было не видно — из кресел торчали только длинные ноги в темно-серых брюках и итальянских ботинках: чуть светлее, десятого размера — у одного и потемнее, восьмого — у второго. Очень смуглый человек, видимо, имевший в предках индусов, а, может быть, и сам индус, разговаривал вполголоса с рыжим веснушчатым валлийцем и к их беседе внимательно прислушивался еще один гость, очень похожий на киношного итальянца в том возрасте, когда приходит пора задуматься о завещании. Напротив меня сидел еще один почтенный джентльмен со слегка сизоватым носом, выдающим своим видом пристрастие владельца к неразбавленному скотчу. И последним был выступающий перед собравшимися мистер Браун.

— … как оказалось — недостаточно. Она дала свой эффект, много собственности перешло в достойные руки, но по-прежнему не наблюдается ожидаемого рывка. Другими словами говоря, следует признать, что промежуточные итоги проводимой приватизации сильно хуже ожиданий. Цены на услуги в энергетике, водоснабжении постоянно растут, а качество с той же стремительностью падает. Ставка на эффективного частного собственника себя почти не оправдала. Мы пока что пытаемся сохранить лицо, но уже сейчас ясно, что одной приватизации и либерализации рынка недостаточно, чтобы успокоить население страны.

— Вы хотите сказать, что зря передали мне водопровод в Ливерпуле? — со стороны "итальянских ботинок" раздался хорошо поставленный голос. — Я вложил в эту чертову трубу уже двести миллионов фунтов, а цены повысил всего лишь на треть. И мои специалисты представили неделю назад отчет, что при нынешнем уровне платежей водопровод окупит мои вложения только лет через сорок. Я считаю, нет, я уверен и никто не сможет меня переубедить, что в этом году придется еще раз повышать цену. И если кто-то захочет меня упрекнуть моей алчностью — пусть лучше помолчит. Иначе я с удовольствием разделю эту неповоротливую структуру на десяток частей и распродам всем желающим.

— Нет, сэр Мортимер, конечно нет, — поспешил оправдаться мистер Браун. — Я искренне верю, что всем новым собственникам просто нужно немного больше времени, чтобы справиться с проблемами, присущими большим организациям. Мы понимаем, что в одночасье изменить неповоротливость закостенелых организаций чрезвычайно сложно. И пусть все идет своим чередом. Но вместе с тем, правительству и Ее Величеству очень хотелось бы порадовать своих подданных хорошими цифрами экономического роста страны. Все здесь собравшиеся, за исключением вас, господин Дональд, — он отметил кивком "американца", — и вас, Зак, — он кивнул и мне, — либо уроженцы Великобритании, либо избрали своим постоянным местом жительства нашу благословенную страну. Или же имеют с ней очень продолжительные бизнес-связи, как господин Кушал. И все вы очень обеспеченные люди, которым, думается, небезразлична судьба приютившей вас страны…