Я высунулся с заднего сиденья, где привычно просматривал свежие газеты, посмотрел вперед и сказал:

– Вряд ли. Кажется, я знаю, что это. Давайка, Пит, рули к самому крыльцу. А ты, Том, вызови людей, чтобы эти акулы пера и каракатицы диктофонов меня не растерзали.

В The Times, которую я только что пролистал, была короткая статейка со ссылкой на Le Figaro, в которой сообщалось, что некий Закария Майнце, широко известный в узких кругах портфельный инвестор и, возможно, один из самых богатых людей мира, собрался заявить о себе как о будущем короле некоего европейского государства. После дословной перепечатки французского текста следовал довольно едкий комментарий самого Чарли Уилсона о том, что частенько свалившееся с неба богатство туманит людям рассудок и делает их похожими на дураков. Несколько примеров – от бедняги Рика Брэнсона с его блеющей «Черной овцой», добравшейся в хитпарадах до пятой десятки, до пинаемого всеми кому не лень Роберта Грэма, основавшего спермобанк и решившего выращивать с его помощью гениев из генетического материала нобелевских лауреатов – должны были показать читателям, что нынешнее поколение миллиардеров окончательно свихнулось. Гдето между этими достойными парнями Чарли отвел место и мне, пожелавшему стать андоррским князем или королем.

– Может быть, стоит вернуться домой? – спросил Том.

– Думаю, там такая же засада, – я вертел головой по сторонам, как заправский летчикистребитель. – Нужно было к черному ходу ехать.

– Пит, сворачивай в переулок! Там развернешься и подъедем к зданию с тыла, – моментально сориентировался Том.

Но было поздно, едва Пит включил поворотник – нашу попытку избежать общения заметили и вся орава журналистов – теперь совсем стала заметна их цеховая принадлежность: камеры, микрофоны, магнитофоны на перевязях – бросилась наперегонки к машине.

– Стой, Пит, не будем играть с этой братией. Езжай прямо. Себе дороже. Понапишут потом всякого.

– Пит, подъедешь как можно ближе ко входу, так чтобы в два шага переступить в холл, – проинструктировал водителя Том. И сразу зачастил в телефон: – Сэмми, собери дежурную смену. Все к выходу. Ситуация десятьдевяносто один. Мы подъезжаем, разберись с журналистами. И помни о Камлет Уэй, в толпе могут быть чужие. Только без крови.

И сразу мне:

– Мистер Майнце, не выходите из машины, пока люди Сэма не установят порядок. Пит, закрой все двери на замки! Мистер Майнце, меняемся местами!

Он ловко переместился на мое место, а мне пришлось протискиваться на его сиденье. В свое время Луиджи и подбирал Тома с таким намереньем, чтобы при случае он мог подменить меня в подобной ситуации – имелось некоторое внешнее сходство, хотя и был англичанин на двадцать фунтов тяжелее и на пару дюймов выше. Но такая же лысина, тот же цвет глаз, волос – издалека можно было принять за меня.

– Мистер Майнце, сэр, когда люди Сэмми расчистят путь, выходите и открывайте мне дверь. Я – вы, а вы – просто охранник. Если увидите угрозу – просто падаете на землю. Вот, держите, – в руках Тома показалась какаято волосатая полоска, – это накладные усы, приклейте их! И не снимайте шляпу. Стекла пуленепробиваемые, ничего не бойтесь!

– Прекрасно, Том, я все понял. Не волнуйся. Справлюсь.

– Если они примут меня за вас в первую секунду, потом просто никто не станет разбираться в том, кто я такой на самом деле. Побольше уверенности, сэр.

Мне показалось, что он говорил эти слова прежде всего себе.

Машина мягко остановилась. Я сидел в салоне, как рыба в аквариуме. И, хотя был он прилично затемнен, многочисленные рожи – усатые, бородатые, милые мордашки с кудряшками и начесами бросились разглядывать Тома словно какуюто морскую диковину.

Мой телохранитель скорчил недовольную гримасу – словно изрядно опостылели ему репортерские расспросы, скривил лицо как от зубной боли и стал совсем похож на меня! Я даже не ожидал такого превращения. Видимо, у них с Лу давно были отработаны подобные ситуации.

Спустя минуту место у дверей стало светлеть – микрофоны и камеры подались в стороны, парни Сэма расчистили пятачок у дверей, я проворно выскочил из машины и открыл дверь перед Томом.

– Мистер Майнце! – заорал самый нетерпеливый жерналист. – Мистер Майнце, это правда, что вы собираетесь стать королем?

– Претендуете на подданство? – Том обаятельно осклабился. – Запишитесь к моему секретарю.

– Ответьте, мистер Майнце, как велико ваше состояние? – высокий женский голос перекричал жужжащую толпу.

– Давно не пересчитывал, мэм! – расплылся в добродушной улыбке Том. – Если вы согласитесь мне помочь в этом сегодня вечером…

Послышались понятливоскабрезные смешки.

– На чем вы его сколотили? – еще какойто очень любопытный торопыга.

– Я ничего еще не сколотил, я только работаю над этим, – Том старался быть честным.

Взрыв хохота и понятливые смешки как эхо.

– Мистер Майнце, когда нам ожидать вашей интронизации в Андорре?

– Коронации, мой друг, всего лишь коронации, – добродушно отмахнулся Том. – Я не претендую на духовную власть. Мне далеко до тэнно и Папы Римского.

Я во все глаза оглядывался вокруг, боясь увидеть направленный на себя пистолет или нож. Говорят, какогото болгарского журналиста убили зонтиком или тростью с ядовитым жалом – мне совсем этого не хотелось. Было страшно. Очень. По позвоночнику потекло чтото холодное, лицо стало бледнеть, и в коленках появилась неприятная слабость. Меня не толкали в спину – охрана из офиса заключила нас с Томом в плотное кольцо, но все равно казалось, что ко мне прикасается холодными, липкими ладонями каждый из этих странных людей.

Постепенно мы оказались у самого лифта и здесь ребята Сэма смогли отгородить своими телами нас с Томом от распоясавшейся банды шелкоперов.

– Господа! – напоследок, уже стоя в лифте, громко сказал Том. – В ближайшее время я постараюсь дать развернутую прессконференцию, на которой подробно изложу свои планы и постараюсь ответить на все интересующие общественность вопросы. А сейчас простите, мне нужно работать!

Двери лифта закрылись и мы с Томом остались вдвоем.

– Уфф, – он вытер рукавом пот со лба. – Тяжело быть очень богатым. Будто на Уимблдоне сотню сетов отыграл.

– Спасибо, Том, – не знаю, нуждался ли он в моей благодарности. – Спасибо.

Прессконференцию назначили через три дня.

А за это время мне нужно было дать своим делам новый толчок.

Ведь скопилось много всего: хозяйство Рича требовало постоянного участия, пора было вторгаться в Китай, Квон, Мильке, Андорра, итальянские банки, немецкие, европейская энергетика, телекоммуникации (если прав Серый, то в Женеве, в CERN, вотвот должен был родиться проект «Всемирная паутина», на который он возлагал огромные надежды) – я уже давно оставил попытки объять все, довольствуясь только редкими наскоками на ту или иную область деятельности. Контроль все ощутимее выскальзывал из рук. Деньги шли полноводной рекой, но вот какимто образом управлять ее течением становилось невозможно. В смысле – вникнуть, подправить, оптимизировать. Понятно, что в руководстве каждой или почти каждой компании сидели люди, которым пальцы в рот складывать не стоит, но у менято был могучий бонус, использовать который по мере роста активов становилось все труднее и труднее. Не помогали ни секретари, ни органайзеры, которых скопилось уже штук пять: «самые важные дела», «срочнейшие дела», «личные безотлагательные дела», «пожар!!!» и так далее. Занявшись любым из имеющихся проектов, я мог бы, наверное, здорово его улучшить, но их было слишком много и все вместе они теперь сами управляли моей жизнью, превращая ее в какието слобосознаваемые метания из стороны в сторону.

Мне катастрофически не хватало времени – оно расползалось как тришкин кафтан, и я никуда не успевал. Вернее, не мог ухватиться за чтото одно, опасаясь упустить другое, более важное. Скакал по вершкам, не вникая в глубинные процессы, неосмотрительно доверяясь кому попало. Ведь наши цели не ограничивались, как у любого нормального капиталиста, зарабатыванием денег и благотворительностью – для рекламы и для самоуспокоения. Наши задачи стояли гораздо шире. Но всего стало так много, что требовался какойто уникальный, исключительный инструмент, превосходящий эффективностью все, что было создано человечеством прежде. Выстраивая структуру капитала и власти параллельную по сути имеющейся в России, мы не располагали ресурсами для создания полноценного Совмина, Политбюро, и прочегопрочегопрочего.