Он говорил очень спокойно, но от этого спокойствия мне становилось не по себе. У него в руках не было оружия, но почему-то в тот момент я поверила, что он способен на то, о чем говорит.

— Это был ты? Ты поджог свой дом, чтобы меня убить? И в нашем доме?

— Не будь дурой, детка, это тебе не идет, — усмехнулся Харламов. — Мне совершенно незачем тебя убивать. Тебе достаточно лишь сказать — куда вы дели то, что украли. Где камень?

1993 год…

Марина никак не могла заснуть. Сегодня была та самая ночь! Она была вынуждена остаться дома, чтобы никто не смог бы ее заподозрить, но в тот момент дом казался ей тюрьмой, из которой она мечтала вырваться. Полночи девушка ворочалась на кровати, ставшей вдруг жутко неудобной. Она прислушивалась к звукам, раздающимся с улицы, в любой момент ожидая громких шагов и звонка в дверь, означавших, что все кончено, их раскрыли. Но шли минуты, часы, и ничто не нарушало тишину ночи, кроме сопения пьяного отца.

Она боялась и ожидала, что этой ночью ее жизнь изменится безвозвратно. Ее охватило почти детское нетерпение и предвкушение чего-то невероятного. Скоро наступит утро, и они встретятся в условленном месте. Она снова увидит ребят, и, конечно же, Алешку. Девушка знала, что он ее не подведет, и вытащит из этого городка. А дальше начнется совершенно другая, новая жизнь, о которой раньше они могли только мечтать. Были мгновения, когда ее терзали сомнения в правильности того, что они делают. Вспоминая доброту старика, его заботу, ее совесть претерпевала невиданные доселе муки. Марина успокаивала себя лишь тем, что они никому не причиняют вреда. Снотворное будет действовать всю ночь, а утром старик ничего и не вспомнит. Возможно, даже не сразу поймет, что его ограбили. Поймет ли он, что она участвовала в ограбление? Но разве это будет иметь значение, когда они будут уже далеко отсюда, в той новой жизни, что манила их столько лет.

Уже наступил рассвет, когда что-то ударило в стекло, и девушка в страхе подскочила. Ее сердце готово было выпрыгнуть из груди, когда она мелкими шажками приближалась к окну.

— Алешка! — увидев парня, она тут же приоткрыла окно, и он смог легко влезть в комнату, — что случилось? Почему ты здесь? Мы же договаривались…

Она осеклась, когда увидела лицо своего любимого: мертвенно бледное, с лихорадочно горящими глазами. Он был на грани. Попав в комнату, молодой человек тут же схватил девушку за плечи, сжав изо всех сил.

— Мы его убили!

— Что ты говоришь? Кого убили?

— Старика! Пахомов мертв! Ему выстрелили прямо в сердце!

— Что ты несешь? Откуда у вас взялся пистолет?

Алешка довольно грубо встряхнул Марину, и тихим вкрадчивым голосом, стараясь не разбудить ее родителей, четко разделяя слова, произнес:

— Мы влезли в его квартиру. Он нас застукал, вытащил пистолет, и началась драка. Рыжик разбил ему голову, и мы сбежали.

— Но ты же говорил, что его застрелили.

— Пашка остался в квартире и добыл старика, — твердо ответил Алешка.

— Но ты же этого не видел, — пробормотала девушка. Откуда ты знаешь, что Пашка его добил?

— Я только что был у дома старика. Там полно милиции. Я видел, как выносили его тело. А потом вывели его сына. В наручниках.

— Вот видишь, — обрадовано начала Марина, — значит вы здесь ни при чем! Это сделал его сын!

— Что ты несешь! — возмутился Алешка, — я говорю, что мы стали убийцами. А ты хватаешься за первое попавшееся объяснение.

— А может быть оно самое верное? Старик был одинокий, это знали все! Как-то слишком вовремя он там появился, этот неизвестно откуда взявшийся сын! Увидел отца без сознания, решил воспользоваться моментом, но было уже поздно.

Алешка ошарашено посмотрел на нее, будто видел впервые. Марина не замечая реакции парня, продолжала говорить:

— Ты подумай! В любом случае, что бы там ни произошло, нас никто подозревать не будет!

Алешка опустился на кровать, обхватив голову руками. Он не хотел слышать голос своей девушки, но тот врывался в его мысли, мешая сосредоточиться. Услышав ее последние слова, парень встрепенулся:

— Что там было? Вы взяли много денег?

— Там не было денег, — тихо произнес он.

— Не было денег? Как же так? — Марина встревожено сжала кулачки.

— Камень, — Алешка приподнял голову, и усмехнулся. Улыбка вышла жалкой и вымученной. Улыбка проигравшего, а не победителя. — Один единственный камень. Будь он проклят!

2008 год…

— Какой камень? — сглотнув внезапно возникший в горле комок, спросила я.

— Не надо со мной играть! — жестко ответил Харламов, — ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. И не изображай мне здесь потерю памяти. Иначе последнее, что ты хорошо запомнишь, будет мой кулак.

— Я действительно не понимаю, о чем ты говоришь! — дождавшись, когда он чуть ослабил хватку, уже не думая о последствиях, я вскочила с кровати, и рванула к приоткрытой двери.

Я успела сделать несколько шагов, когда он меня догнал, резким ударом ноги захлопнул дверь и, схватив за волосы, потащил назад.

— Не так быстро — с дьявольской улыбкой произнес Харламов.

Извиваясь и отбиваясь от него изо всех сил, почувствовала, как он оторвал меня от пола и сперва грубо прижал к себе, потом, слегка оттолкнув, не обращая внимания на крики ярости и боли, резко заломил руки назад. У меня было достаточно времени, чтобы убедиться, настолько он силен и зол. Мое сердце готово было вырваться из груди от страха и ярости на саму себя. Как я могла так глупо попасться? Неужели я настолько ему доверяла? Должно быть, события прошлой ночи совсем выбили меня из колеи, раз я позволила ему подобраться ко мне настолько близко! Неужели я хотела просто использовать его как других? Знала же, что он не из тех, кто позволяет играть с собой. Вот только не ожидала, что ему известно то, что успешно удавалось скрывать все пятнадцать лет.

— Отпусти! — сжав зубы, выдавила я.

— Нет, сначала ты ответишь мне, — он смотрел мне прямо в глаза, — почему ты убегаешь? Ты меня боишься?

Он сильнее сжал мои руки, заставив поморщиться:

— Я сделал тебе больно? — словно издеваясь, спросил Харламов, не ослабляя хватки, — прости, если так. Но ты мне не ответила!

Я отвернулась, понимая, что выхода нет. Он никогда мне не поверит, а я не смогу сказать ему всей правды. У меня оставалась лишь слабая надежда на то, что он не посмеет исполнить свою угрозу. На дворе день, а я не собираюсь терпеливо ждать пока меня будут убивать. Хотя, если дом достаточно удален от людей, вряд ли мои крики его остановят.

— Мне нечего тебе сказать, — прошептала я, с трудом выдерживая этот полыхающий гневом и жесткостью взгляд.

— Тогда я спрошу по-другому! — Харламов схватил меня в охапку и прижал к стене, навалившись всей тяжестью своего тела.

Я отчаянно попыталась вырваться из его цепкого захвата, и у меня получилось вырвать одну руку. Давая выход гневу, я со всего размаху ударила его ладонью по лицу. Звук пощечины раздался, словно выстрел, и мы оба на мгновение застыли. Затем Дмитрий, словно в замедленной съемке, поднял руку и несколько раз сильно ударил меня по лицу.

— Не зли меня, детка! — холодно произнес он, — мне нужны ответы. И сегодня ты мне их дашь. Где камень?

— Я не знаю!

Я чувствовала, как выступившие от боли слезы катятся по щекам, и мне стало горько и обидно под его внимательным, чуть насмешливым взглядом.

— Не заставляй меня делать тебе больно, — прищурившись, прошептал мужчина, его рука медленно прошлась по моему телу, а губы легонько коснулись моей шеи, волос, губ. Я задрожала, понимая, что он просто играет со мной, и это лишь начало. Почувствовав на своем лице прикосновение его пальцев, я закрыла глаза, и застонала, ощутив резкую давящую боль.

— На теле человека около ста болевых точек, — прошептал Харламов, — эта была лишь одна из них. Как долго ты сможешь мне сопротивляться? К чему терпеть боль?