– Мать Ирэн считает, что именно за него.

– Ну, может быть, вы располагаете информацией, которой у меня нет.

– Ирэн никогда не называла вам имени этого человека?

– Нет. Она просто заявила, что влюблена и хотела бы развестись как можно быстрее, чтобы выйти замуж за другого.

– Она высказалась вполне определенно?

– Да. – Патерсон заговорил не как судья в зале заседаний, а доверительно, как дружелюбный сельский адвокат, отправляющий правосудие в бедном трактире. – По опыту знаю, что многие женщины, кстати, и мужчины тоже, которые замышляют развод, не всегда точно знают, зачем он им нужен. Полагаю, Ирэн Тейер, может быть, только думала, что влюблена в этого Барлоу и использовала это как повод сбежать от человека, жизнь с которым ей была невыносима.

– Она действительно сказала, что жизнь ее невыносима? – спросил Хейз.

– Да, она объяснила, что жизнь с Майклом Тейером для нее мука.

– Почему?

– Она не говорила об этом.

– А как мистер Тейер реагировал на развод? – поинтересовался Хейз.

– Я не обсуждал с ним этот вопрос.

– Почему же?

– Миссис Тейер предпочитала уладить все сама.

– Она объяснила почему?

– Она так хотела и все. Собственно говоря, она собиралась официально поставить его в известность после оглашения, когда доберется до Невады и начнет судебный процесс.

– Почему она хотела, чтобы все было именно так?

– Ну, видите ли, в этом нет ничего необычного. – Он пожал плечами. – Просто она хотела дождаться следующего месяца. А что касается факта существования другого мужчины. Вряд ли...

– Когда именно в следующем месяце? – перебил Хейз.

– В какой-то день в конце, – Патерсон очень старался держать ладони сжатыми на коленях, но не выдержал. Пальцы опять потянулись наверх, к губе, погладили голое место. Рассердившись на себя, он немедленно засунул руки в карманы.

– Но она совершенно определенно собиралась в Рено в следующем месяце. Верно? – уточнил Карелла.

– Да, – подтвердил Патерсон и, помолчав, добавил, как будто вспомнив что-то: – Я встречался с ней несколько раз, давал ей хорошие советы. Не думаю, что кто-нибудь теперь заплатит мне за работу.

– А разве в завещании не сказано о выплате долгов и о расходах на похороны? – напомнил Карелла.

– Ах, да, конечно, – оживился Патерсон. – Конечно, я мог бы, наверное, послать счет мистеру Тейеру, но... – глаза его стали грустными. – Наверное, не очень-то прилично. Моральный аспект, знаете ли. А вы как думаете?

– О чем это вы, мистер Патерсон?

– Ну как же! Я ведь все-таки его адвокат тоже.

Он, может быть, не поймет, почему я утаил от него информацию о предстоящем разводе? Ему будет неприятно. – Он замялся. – Но я же столько сделал! Может быть, мне все-таки предъявить этот счет? А?

– Ну это вам решать, мистер Патерсон. – Карелла задумался и через минуту спросил: – Не могли бы вы все-таки вспомнить поточнее, когда именно она планировала уйти от него?

– Не помню, – рассеянно проронил Патерсон. – Если бы я был уверен, что мистер Тейер не расстроится, я бы, конечно, предъявил этот счет. Обязательно бы предъявил. В конце концов, у меня полно расходов, а я действительно очень много уделял ей времени.

– Очень вас прошу, вспомните, мистер Патерсон.

– Что именно?

– Когда она намеревалась уехать в Рено?

– Ах, это! Я точно знаю. Пятнадцатого или девятнадцатого, что-то в этом роде.

– Вы говорите пятнадцатого?

– Очень может быть. А что пятнадцатое – это вторник? Помнится, она говорила, что во вторник.

Карелла вынул из бумажника маленький целлулоидный календарь.

– Нет, – уточнил он, – пятнадцатое – понедельник.

– Видите ли, что-то там было связано с концом недели. Не помню точно, что именно. Но она определенно говорила о вторнике. Это я наверняка помню. Может быть, вторник – это двадцатое?

– Нет, двадцатое – суббота. А может быть, она имела в виду вторник – шестнадцатое?

– Вполне возможно.

– Может быть, на это были какие-то причины. А не ждала она от вас каких-либо бумаг или чего-то еще?

– Нет, ее юрист в Рено должен был заняться всеми этими делами.

– Значит, это была ее идея уехать шестнадцатого?

– Несомненно. Видите ли, местные адвокаты обычно не принимают дела к производству, если вы не проживаете в этом штате.

– Ну и что?

– Мне пришлось провести большую работу, хотя я и не готовил никаких юридических документов.

– Что вы имели в виду, мистер Патерсон, когда говорили о чем-то, что нужно было делать в конце недели? – поинтересовался Хейз.

– Да, она говорила, что должна ждать до понедельника.

– Мне казалось, вы говорили о вторнике?

– Да, она собиралась уехать во вторник, но ей, очевидно, что-то нужно было сделать в понедельник до отъезда. Простите, точно я не могу ничего сказать. Она ведь это упомянула вскользь, как-то неопределенно, как бы мысли вслух. Но я абсолютно уверен, что уехать она собиралась во вторник, шестнадцатого. И естественно, я был в ее распоряжении. Ухлопали уйму времени.

– Мистер Патерсон, – вышел из себя Карелла. – Вам незачем нас в этом убеждать.

– Что? – не понял Патерсон.

– Да что вы много потрудились.

Патерсон медленно провел рукой над верхней губой, уверенный в том, что никто на свете не осмелился бы говорить с ним подобным тоном, будь у него усы.

– Я никого и не пытаюсь убеждать, – произнес он, стараясь не подавать вида, что разозлился. – Я действительно много сделал, и я все-таки предъявлю этот счет. – Он яростно кивнул в знак согласия с самим собой. – Не думаю, что это должно расстроить мистера Тейера. Во всяком случае, уже все газеты оповестили о неверности его жены.

– Мистер Патерсон, что вы думаете о той предсмертной записке? – прервал его Хейз.

Патерсон пожал плечами.

– Вы говорите о той, что опубликована в газетах? Сенсационная.

– Согласен. Но соответствует ли она тому, что затевала миссис Тейер? Как вы думаете?

– Вот главный вопрос, – согласился Патерсон. – Конечно, нет. С какой стати ей убивать себя, если она уже сделала все, чтобы развестись? Если предположить, что Барлоу был тем человеком, за которого она намеревалась выйти замуж...

– Вы, кажется, все еще сомневаетесь в этом? – уточнил Карелла.

– Я просто рассматриваю все возможные варианты. Если бы все-таки был какой-то другой человек...

– Мистер Патерсон, – не выдержал Карелла, – существующие варианты и так запутаны. Думаю, нам достаточно тех неприятностей, которые уже есть. Зачем искать еще какие-то?

Патерсон кисло улыбнулся и изрек:

– Я полагал, полиция занимается расследованием всех возможных вариантов. Особенно в таком самоубийстве, которое смахивает на явное убийство.

– А вы думаете – это убийство?

– А вы разве нет? – усмехнулся Патерсон.

Карелла, улыбнувшись, подтвердил:

– Мы действительно расследуем каждый вариант, мистер Патерсон.

Если вы возглавляете полицейскую лабораторию, да еще в большом городе, у вас есть очень много возможностей для расследования. Детектив-лейтенант Сэм Гроссман руководил лабораторией Главного управления в центре города на Хай-стрит. И даже если бы с восемьдесят седьмого полицейского участка ему временами не подбрасывали одно-два дела, он и без того был бы очень занят. Он не возражал против дел. Он любил повторять старую цыганскую пословицу, в которой говорилось что-то о праздности, как матери всех пороков, а он, несомненно, не выносил праздности и не терпел безделья. Он, случалось, мечтал, чтобы у него было шесть или семь рук, а не две. Все было бы по-другому, конечно, будь Гроссман плохим работником: такие могут браться за все дела сразу, разделываясь с каждым быстро и легко, повсюду разбрасывая, как говорится в другой цыганской пословице, щепки, не задумываясь, куда они летят и падают. Гроссман был добросовестным полицейским и пытливым ученым и был глубоко убежден, что лаборатория существует для того, чтобы помочь пытливым работникам расследовать преступления. Зарплату ему платил город, и он твердо верил, что есть единственный способ заслужить ее – делать свое дело так эффективно, профессионально и квалифицированно, как только можешь.