И эта боль смешалась с раздражением.

Снова Янгар.

Ушел? Пускай. Но зачем вернулся? Что ему, сбежавшему от своего кёнига, понадобилось в Оленьем городе? И отчего - права Пиркко-птичка - не появился он во дворце? Не поклонился, не прислал подарка, словно и вправду презрение выражал...

...а ведь так и подумают.

...решат, что ослабели руки Вилхо, не способны более удерживать собственный меч.

Осадить надобно Янгара.

- Ты должен поговорить с ним, - Пиркко прижала руки к груди. Крошечные ладошки, унизанные драгоценными перстнями, легли на ожерелье, золото с золотом слилось. - Объяснить, что неправильно поступать так, как поступает он... что Янгар подает дурной пример...

...и сегодня он отвернулся от кёнига, а что будет завтра?

Не дремлют Золотые Рода.

И только покажи слабину - ударят по подножию трона, желая одного - избавиться от власти того, кого втайне презирают.

- Я не желаю ему зла, - коснувшись поредевших волос мужа, сказала Пиркко. От нее хорошо пахло, и кёниг смежил веки, позволяя себе насладиться недолгой этой лаской. - Но я беспокоюсь о том, что скажут про тебя, мой муж.

Сам поднялся Вилхо с постели. И новый кубок, поданный супругой, одним глотком осушил. Странная тревога грызла его изнутри.

Презирают.

И ненавидят.

Не обманет хитрое устройство золотого трона тех, кто видел изнанку дворцовой жизни. И сколько найдется тех, кто поддержит Янгара, если вдруг решит он бунтовать? Не из любви к нему, но из желания пошатнуть власть Вилхо, а то и вовсе лишить его короны.

Не Янгару отдадут... он глуп... думает, что сумеет удержаться наверху? Ничуть... используют, а после и от него избавятся...

...первым надо ударить.

Кому нужен меч, который перестал разить?

И отказался от руки, его кормившей?

- Не волнуйся, мой дорогой супруг, - сказала Пиркко, глядя на супруга снизу вверх. И синие ее глаза были подобны омутам. Смотрел в них Вилхо и не находил сил взгляд отвести. - Есть рядом с тобой верные люди... мой отец...

Голос ее доносился словно бы издалека. И каждое произнесенное слово правильным казалось.

Тридуба ненавидит Янгара.

И надо лишь позволить Ерхо Ину нанести удар.

Страх отступил, но вино вдруг показалось кислым, и желудок словно окаменел. Охнул Вилхо, пошатнулся, упал бы, если бы не расторопные рабы. Подхватив кёнига, бережно уложили его на меховые покрывала. И Пиркко вытерла пот, проступивший на лбу.

- Позволь, - она поцеловала унизанную перстнями руку, - позволь тебе помочь?

Смуглолицый лекарь, привезенный Ерхо Ину, пришел с медным тазом и острым ножом, который он ко всему прокалил над свечой. Ловко закатал он рукав роскошного халата и, примерившись, провел по вене. Хлынула черная дурная кровь. Загудело в висках. И Вилхо благодарно вздохнул, когда на лоб легла мягкая, смоченная в душистом уксусе тряпка.

- Прости, - Пиркко-птичка поспешила подать банку, в которой дожидались своего часа крупные пиявки. Их лекарь ставил на грудь, чтобы облегчить дыхание. - Мне не следовало волновать тебя этими разговорами...

- Янгхаар...

- Никуда от тебя не денется, муж мой...

Лекарь вылавливал пиявок руками, и они вертелись, норовя высвободиться из цепких смуглых пальцев.

- Он за все ответит, - шепотом произнесла Пиркко, и кёниг благодарно смежил веки.

Хорошая у него жена.

Заботливая.

К Янгару вернулись сны.

В них переваливались кольца Великого Полоза, и чешуя его сияла всеми оттенками черноты. Была она тверда, словно камень, и живое золото растекалось по ней удивительными узорами. Полоз поднимал ромбовидную голову, смотрел в глаза и раздвоенный змеиный язык его касался лица Янгара. Из приоткрытой пасти доносилось шипение.

И кольца обвивали Янгара.

Одно за другим.

Еще немного и сдавят, ломая кости.

И мертвые глаза Великого Полоза, подернутые пленкой третьего века, заглядывали в душу, пытаясь уловить хотя бы тень страха. Но не боялся Янгар.

И кольца разжимались.

- Подскажи, как мне быть? - спросил Янгар однажды. - Я должен отомстить, но я связан клятвой, которую сам же принес. И вряд ли у меня выйдет освободиться от нее.

Полоз отвернулся.

- Нарушить свое слово? От такого, как я, не ждут верности.

Кольца сжались, выдавливая дыхание. И ребра захрустели.

- Невозможно. Как и невозможно простить. Я не смогу жить, зная, что и они живы...

Разжались. И Великий Полоз, коснувшись груди Янгара, легонько толкнул. Упасть же не позволил, поддержал. Пасть его была розовой, гладкой. И парой сабель в ней - белые зубы. Они выдвигались медленно, и Янгар зачарованно смотрел, как набухают на остриях этих сабель капли яда.

Полоз по-прежнему смотрел в душу.

А страха не было.

Янгхаар не боялся снов.

Укус был стремителен. И боль пронзила все тело Янгара. Он пытался сдержать крик, но не сумел. И в бреду, в жару, скатился с постели.

В крови бурлило пламя. Темное подземное.

Дареное.

И на груди алело пятно.

Янгар прикоснулся к нему и скривился от боли. Краснота расползалась, но жар, странное дело, стихал. Пальцы дергало. Мучила жажда. И Янгар не без труда поднял кувшин с водой. Вкуса не ощутил, выпил все, до капли, но жажда осталась.

Что произошло?

Великий Полоз признал своего потомка?

К утру краснота прошла. И боль тоже, на плече же осталось круглое черное пятно, похожее на свернувшуюся кольцом змею.

- Я сделаю то, что должен, - Янгар накрыл метку ладонью.

Полоз не отозвался.

- Не ходи, - Кейсо не знал покоя с того момента, как Янгар вернулся в Олений город. Каам чуял беду, отвести которую не выйдет. И все же пытался остановить.

Судьба смеялась.

Давным-давно выпрядены нити. И человеку, пусть бы такому, который поднимался на вершину затерянной горы и, преклонив колени, смотрел в озеро, искал в слезах тумана истину.

Но все ж остался он человеком.

А судьба - судьбой.

И тем же вечером она явилась за Янгаром.

Несли рабы яркий паланкин, и северные ветра, любуясь, трогали шелковые покровы, гладили меха, румянили щеки гостьи. Ночь набросила на волосы ее серебряную сеть, и звездами горели в ней алмазы.

- Если у тебя есть хоть капля благоразумия, - произнес Кейсо, глядя, как рассыпается по двору охрана кейне, и опускаются рабы на колени. - Ты не станешь разговаривать с ней.

Белые меха скользили, заметая след кейне Пиркко. И каам добавил:

- Или хотя бы слушать не станешь.

И Янгхаар кивнул: эта женщина была хороша, но...

...в лесу, в Белой башне, которая сменила имя, его ждала маленькая медведица.

Янгхаар Каапо вышел навстречу гостье, и та одарила его улыбкой.

- Я пришла говорить с тобой, - сказала кейне Пиркко и подала руку. - Пустишь ли меня в свой дом?

- Это не мой дом.

Янгар смотрел в лицо дочери Ину, которая должна была стать его женой.

Красива ли Пиркко?

Безусловно.

Невысокая, гладкая, с шеей длинной и белой, прикрытой чешуей золотых ожерелий.

Округло лицо. И нежен румянец на щеках.

Губы подрисованы алой краской. И черным углем подведены узкие глаза.

- Пустишь ли меня не в твой дом? - Пиркко повторила вопрос.

- Буду счастлив, - солгал Янгар.

И паланкин все же поставили на землю. Раскатали перед кейне мягкие ковры. И раскрылся зонт из шкур над ее головой, чтобы снег не оскорбил ее прикосновением.

Медленно она шла, скользила, будто в танце, и синие глаза, глубокие как омут, разглядывали Янгара.

Зачем она здесь?

- Мой дорогой муж очень огорчен тем, что ты отказался служить ему, - сказала Пиркко, сбрасывая серебро шубы. И рабы поспешили подхватить меха. - Он не знает покоя... думает, чем оскорбил тебя...

Легкая улыбка скользнула по губам.

И задрожали перья белой цапли, украшавшие высокую ее прическу.

Приняла Пиркко приглашение, прошла к столу и, сев, взяла золотую чашу с горячим чаем. На ладонь поставила и несколько секунд любовалась узором. Чеканные ласточки парили над рисованным морем.