(Кстати, Бенджамин Франклин тоже считал необходимым возместить ущерб и даже вызвался заплатить за утопленный чай из собственных средств девять тысяч фунтов, из расчета по два шиллинга за фунт чая. Нью-йоркский купец Роберт Мюррей вместе с тремя товарищами явился к лорду Норту и предложил покрыть убытки, но его предложение было отвергнуто.)

Пятого мая 1774 года в Уильямсберге открылась сессия палаты горожан. Вашингтон на нее не торопился: в первые дни на повестке дня была «текучка» — стычки с индейцами на приграничных территориях и тяжба с Пенсильванией. Он предпочел отправиться на пикник вместе с Кастисами и парой-тройкой родственников и знакомых: на берегу Раппаханнока расстелили на травке два десятка одеял, смотрели на лодочные гонки (лодки с мускулистыми гребцами-рабами мчались парами наперегонки до стоящего на якоре судна и обратно), жарили барбекю, запивали кларетом (Вашингтон захватил с собой 48 бутылок). В столицу они с Мартой прибыли только 16-го. Тут как гром среди ясного неба грянула новость о закрытии бостонского порта с 1 июня. Более того, в Бостоне высадились три тысячи английских солдат, присланных на подкрепление Гейджу; это было, по мнению Вашингтона, «беспримерное свидетельство самой деспотичной тирании».

Самый молодой и рьяный из виргинских депутатов, Роберт Картер Николас, предложил провозгласить 1 июня «днем поста, смирения и молитвы»: весь депутатский корпус должен был отправиться в церковь. Предложение утвердили, и губернатор Данмор, опасаясь, что депутаты под благочестивым предлогом станут подбивать народ к неповиновению британским властям, распустил палату. Однако он сам в письме графу Дартмуту признал, что погорячился: в большинстве своем депутаты придерживались умеренных взглядов и даже осадили чересчур горячего поборника гражданских свобод Ричарда Генри Ли, призывавшего прекратить экспорт американских товаров, заявив ему, что прежде надо решить насущные проблемы.

Но сделанного не воротишь. На следующий день после роспуска 89 депутатов собрались в зале Аполлона таверны Рэйли, высказали друг другу всё, что накипело на душе, и приняли решение бойкотировать чай и другие ост-индские товары, а также списаться с коллегами и созвать Конгресс, направив туда делегатов от всех колоний. На губернатора они зла не держали: вечером члены палаты дали бал в честь его супруги.

Уже 29 мая начали поступать письма от других комитетов, в частности от Сэмюэла Адамса, с призывом прекратить торговлю с Великобританией. На следующий день, в понедельник, 25 депутатов, включая Вашингтона, собрались снова и составили циркулярное письмо. По поводу бойкота импорта возражений не последовало, но вот с прекращением экспорта были согласны не все, поэтому было решено изучить общественное мнение на местах и собраться снова для принятия окончательного решения 1 августа.

Первого июня во всей Виргинии соблюдали строгий пост от рассвета до заката. Народом овладели тревога и беспокойство; по выражению Томаса Джефферсона, этот день произвел действие, «подобное электрическому разряду».

Между тем британские власти не дремали: 20 мая были приняты законы о правительстве Массачусетса, по которому исполнители всех должностей назначались губернатором или королем, а городские собрания можно было проводить не чаще раза в год, и об отправлении правосудия, согласно которому губернатор получал право переносить суд над королевскими чиновниками в другие колонии или даже в Великобританию, если не верил в возможность справедливого процесса в Массачусетсе. (Вашингтон назвал последний закон «законом об убийстве», считая, что он дает возможность британским чиновникам измываться над американцами, избегая возмездия.) 2 июня был принят «закон о постое»; в соответствии с ним британские солдаты в Америке могли квартировать не только в казармах, но и в пустующих частных домах.

Под конец парламентской сессии, 22 июня, король утвердил «закон о Квебеке»: границы этой провинции переносились на юг до реки Огайо и на запад до Миссисипи и утверждалась свобода вероисповедания. Некоторые считали, что закон направлен непосредственно против Бенджамина Франклина, который трудился над созданием новой колонии — Огайо. Однако Вашингтон почувствовал оскорбленным — и обобранным — именно себя. По новому распоряжению, поступившему из Лондона, раздача земель ветеранам Франко-индейской войны теперь производилась только среди военнослужащих регулярных войск, а колониальные офицеры опять оставались «не при делах».

Вести из Лондона добирались до американских берегов несколько недель, и Вашингтон, разумеется, еще не знал о «квебекском законе» в начале июля, когда выехал в Маунт-Вернон, чтобы проследить за ходом строительства флигелей (под наблюдением хозяина дело подвигалось быстрее и лучше), а заодно провести собрание избирателей в Александрии, чтобы оценить настроение умов перед августовским съездом депутатов. Кстати, поскольку палата была распущена, предстояли новые выборы. Вашингтон выставил свою кандидатуру и подбивал сделать то же хороших знакомых, чтобы опираться на единомышленников. К его удивлению и досаде, один из его ближайших друзей, Брайан Фэрфакс (сын полковника Уильяма Фэрфакса и муж Элизабет Кэри, сестры Салли), отказался баллотироваться, поскольку придерживался умеренных позиций и не разделял боевого настроя американских депутатов. Зачем же сразу объявлять бойкот? Сначала нужно написать петицию королю, разъяснить ему суть дела…

«Разве мы уже не испробовали это? — писал ему Вашингтон 4 июля. — Разве не писали в палату лордов, не протестовали перед палатой общин? И что? Удосужились ли они заглянуть в наши петиции? Ведь ясно как день, что существует хорошо продуманный, систематический план по утверждению права облагать нас налогом и его применению. Разве одинаковое поведение парламента в последние годы не подтверждает это? Разве все дебаты в палате общин на стороне правительства, особенно те, о которых мы только что узнали, не говорят однозначно о том, что с Америки следует взимать налоги в помощь британской казне и что она не может располагать своими ресурсами? Стоит ли после этого чего-то ждать от петиций? Разве покушение на свободу и собственность жителей Бостона еще до того, как было предъявлено требование о возмещении ущерба Ост-Индской компании, не является явным и очевидным доказательством их истинных целей? Разве последующие законы — о лишении Массачусетской бухты ее вольностей и о перемещении преступников для суда в другие колонии или Великобританию, где по самой этой причине невозможно будет добиться справедливости, — не убеждают нас в том, что власти не остановятся ни перед чем для достижения своей цели? Разве не должны мы после этого подвергнуть наше достоинство и силу духа самому суровому испытанию?»

В письме Джорджу Уильяму Фэрфаксу Вашингтон высказывался не менее определенно: Великобритания не в силах защитить Виргинию от жестоких и кровожадных индейцев и при этом изощряется, чтобы набросить ярмо рабства на страдающих от их набегов поселенцев. Судьба Бостона — судьба самой Америки, мы не позволим принести себя в жертву по частям.

Пятого июля избиратели Александрии приняли решение отправить 273 фунта стерлингов, 38 бочонков муки и 150 бушелей пшеницы беднякам из Бостона, «лишенным жестоким законом парламента возможности трудиться и хлеба насущного». 14-го Вашингтон и его «напарник» майор Чарлз Бродуотер были избраны депутатами. Они выставили избирателям бурдюк вина, а вечером отправились на бал, где подавали кофе и шоколад, но никакого чая.

В воскресенье 17 июля в Маунт-Вернон приехал Джордж Мэйсон и остался ночевать. Они с Вашингтоном подредактировали текст двадцати четырех резолюций, которые Мэйсон привез с собой. На следующий день резолюции представили на заседании комитета графства Фэрфакс под председательством Вашингтона и приняли с незначительными поправками — в обстановке «спешки и суматохи». В резолюциях говорилось, что народ должен исполнять лишь те законы, что утверждены его же представителями, иначе «правительство выродится в абсолютную и деспотичную монархию или тираническую аристократию». Никакого налогообложения без представительства («Я считаю, что парламент Великобритании имеет не больше прав запускать руку в мой карман без моего согласия, чем я — прибирать к рукам Ваши деньги», — писал Вашингтон Брайану Фэрфаксу 20 июля). Созвать всеамериканский Конгресс для совместной обороны. Приостановить ввоз рабов в Виргинию (в колонии тогда был их переизбыток), чтобы «раз и навсегда положить конец сей безнравственной, жестокой и противоестественной торговле». Вашингтон был назначен главой комитета из двадцати пяти членов для разработки дальнейшей политической линии.