На следующий день после облавы была куплена еще одна кассета. Оперативница доложила, что покупатель — субъект с длинными светлыми волосами, на затылке перехваченными тесемкой, со светло-русой бородкой, в тонированных очках.

Маячок показал, что объект вошел в подворотню метрах в трехстах от рокового двора и минут десять находился в одном из домов. Генерал приказал немедленно начать операцию по окружению дома. На канал Грибоедова рванули машины с бойцами ОМОНа и СОБРа. Все были почему-то уверены, что на этот раз что-то будет! Но за несколько минут до прибытия бойцов на место опер, следивший за маячком, передал командирам отрядов по рации, что маячок снова начал движение и через пару минут сигнал замер, стал устойчивым.

Машины подъехали к дому, бойцы в масках, камуфляже и полном вооружении, до смерти напугав прохожих, выскочили из машин и… когда опер-слухач дал наводку, командир одного из отрядов обнаружил кассету. Она лежала в урне рядом с подворотней, куда накануне въехал преследуемый фургон.

Вроде замкнутый круг! Ведь здешние дома все были обшарены! Но, с другой стороны, только что сигнал маячка шел из другого двора, того, что находился все в тех же пресловутых трехстах метрах от этого!

Журналист, который все это время сидел в аппаратной вместе с генералом, не выдержал.

— Я поехал! Я ЕГО нюхом учую!

Генерал начал было возражать, сказал, что уже дал приказ начать обыск тех домов, откуда первоначально сигналил маячок, и, следовательно, бойцы справятся без него.

Но Любомудрова было не сломить. Он примчался на служебной „Волге“ на канал Грибоедова, когда оперативники с собаками обходили очередной дом в дальнем квартале от того, где была оставлена машина.

Журналист вошел во двор, осмотрелся. Пустота, горы мусора, заколоченные окна.

Бойцы, чертыхаясь по поводу бессмысленных, по их мнению, поисков, собирались в центре двора. Собаки стояли спокойно, будто все происходившее к ним отношения не имело, как бы говоря: „Дело, конечно, хозяйское, но вообше-то здесь никого нет!“

Любомудров не стал ждать, когда бойцы осмотрят второй двор, и решил просто пройтись по всем дворам, посмотреть, куда можно выйти.

Но в отличие от собак ему было явно не по себе. Непонятное беспокойство заставляло его совершать бессмысленные на первый взгляд поступки. Невзирая на недовольство ребят в камуфляжной форме. И чем дальше забирался он во дворы, тем все хуже становилось ему. И в то же время возникал совершенно необъяснимый подъем. Жуткие, но сладостные видения временами возникали в его пылающей голове. Встряхнувшись, он брал себя в руки, но потом опять неведомая сила тащила его дальше.

В третьем дворе он заметил в правом углу будто проулочек, а может, и тупик. Он вошел туда. Оказалось, что здесь есть проход в еще один крохотный двор. Все было так же, как и в остальных дворах, но ни один щит на первом этаже не был оторван. Любомудров вспомнил старика бомжа. „А вдруг здесь?“

Он обошел все заколоченные окна, в тайне надеясь, что если Выродок наблюдает за ним, ОН не станет бросаться на него первым. Двери всех трех парадных выглядели заколоченными, но у одной было меньше мусора, проглядывалась тропинка. Любомудрову почему-то вдруг стало зябко, он повернулся и, как бы нехотя, прогулочным шагом пошел со двора.

Бойцы вошли во двор осторожно, рассредоточившись, а собаки вдруг заволновались, стали рваться с поводков, подвывать.

„ЕГО там нет, — решил Любомудров. — Иначе здесь уже было бы море крови!“

— Давайте в эту, — указал он на дверь. Но бойцы с собаками уже и сами, распахнув дверь ногами, ворвались в подъезд. Собаки яростно облаивали правую металлическую дверь. Потрудившись над ней секунд тридцать, отряд ворвался в квартиру.

Обстановка здесь была самой обычной, достаточно спартанской, но в то же время хозяину будто хотелось придать своему жилью немного уюта. На забитых окнах поверх щитов висели занавески, на кровати лежала большая подушка в наволочке с рюшечками, у стены стоял большой комод, покрытый салфеткой, на нем выстроились семь слоников. Над кроватью висела картина с озером, красавицей и лебедем.

„Хозяин скорее всего стремился воссоздать какую-то обстановку, напоминающую ему прошлое, скорее всего детство — так, наверное, сказал бы психолог“, подумал Любомудров. Ему опять стало не по себе. „Может, Чернышев и видел все это, да не успел рассмотреть“.

Оперативники между тем очень скоро нашли лаз в кладовке и, держа автоматы наготове, стали спускаться.

В лицо им ударил такой смрад, едва они распахнули люк, что они остановились. Некоторые зажали нос руками, другие закрылись рукавами.

То, что омоновцы увидели внизу, настолько потрясло их, что некоторые из видавших виды бойцов выбежали наверх глотнуть воздуха, чтобы не блевануть.

Любомудров закрыл нос платком, но не ушел. Его трясло.

Его трясло, но совсем не от холода, как подумал было сначала. Это была невыразимая смесь из смертельного ужаса, острейшего наслаждения, безумного любопытства. Даже чудовищный запах, казалось, таит в себе какую-то притягательную силу. Фантастические видения проносились перед его глазами. Глобальные, космогонические идеи на мгновение осеняли его и тут же уносились прочь, низвергая журналиста в бездны животных инстинктов. Все это создавало колоссальное напряжение, вынести которое он был не в силах. Но уйти он тоже не мог.

„Господи, что же делается у НЕГО в голове? — думал журналист. А ведь ОН утверждает, что мы похожи, — вдруг мелькнула мысль. — Чем? Разве мог бы я упиваться смертью других людей? Что же здесь такого, что намагничивало ЕГО? Может, в каждом из нас есть частичка этой мерзости? Да нет, ОН безумец! Конечно, безумец! — возражал другой голос. — Но безумие ЕГО может быть квинтэссенцией маленьких частичек безумия, таящихся в каждом из нас!“ Собаки, усевшись на пол, завыли так страшно, что их пришлось увести. Бойцы, постепенно освоившись, рассматривали страшную коллекцию голов на полках. Большинство молчало, некоторые сплевывали и ругались страшным матом.

„Но ведь они, несмотря ни на что, смотрят! — вдруг изумился Любомудров. Что-то этих совершенно нормальных людей привлекает в этом безумии! Неужели в каждом из нас есть немножко от НЕГО? Да нет, это уж я слишком“. Раздумья его прервал приезд Успенского и Тимохина. Бойцы последнего должны были остаться в засаде в логове. Фотограф из оперативной бригады сделал снимки всего логова общим планом, потом отдельные части.

— А с ней что делать? — спросил вдруг кто-то из бойцов, указывая на гадюку.

— Пусть пока шуршит, — ответил Тимохин. — Может, ОН на ее шипение явится, то ли в шутку, то ли всерьез добавил он.

Подвал проветрили, но, несмотря на это, вонь стояла жуткая. Бойцы расположились в квартире. Если Успенский все-таки питал призрачные надежды на ЕГО возвращение, то Любомудров был уверен, что Выродок не придет.

Но ОН пришел. Правда, никто из сидящих в засаде ЕГО не видел. Пройдя по крышам, ОН неслышно спустился в „свой“ дом, обошел третий и второй этажи, старательно избегая мест, находящихся непосредственно над квартирой, где ЕГО ждали, и так же неслышно поднялся наверх и исчез.

Примерно через пятнадцать минут бойцы почувствовали запах гари. В щели между щитами и стеной стали проникать струйки дыма.

Бойцы выскочили на улицу. Дом полыхал! Второй и третий этажи были сплошь охвачены огнем, который стремительно рвался вверх. Вызванные пожарные не столько старались спасти дом, сколько уберечь от огня соседние кварталы. Перекрытия рухнули очень скоро, и к утру на месте логова дымилась груда развалин.

Приехавший Любомудров, глядя, как работали пожарные, думал: „А ведь ОН где-то здесь! Наверняка наблюдает за гибелью своего святилища“.

Утром сразу после пожара они с Успенским засели в кабинете. Генерал велел никого не пускать, но почти сразу же позвонил секретарь, доложил, что патрульные под утро на городской свалке обнаружили согревшие части расчлененного тела.

Судя по показаниям свидетелей, привез сжигать мешок с телом Выродок. Следовательно, это были останки психолога.