Она подняла сросшиеся на переносице брови, надменно хмыкнула.

— А наш герой?

— А ваш герой отведёт вас наружу. У Пламеня хватит сил отбить своего феникса и хватит мозгов не вступать с падальщиком в бой. Всё. Сильные несут на горбу слабых, все на выход.

В переплетении переходов Лейм нагнала идущего впереди наёмника, опустила на плечо руку.

— Я уже в порядке и справлюсь с этими недобитнями. Вампиры восстанавливаются быстро, на следующем уровне уже смогут унюхать дорогу наверх, Мартуф тоже не сдохнет, а девчонку мы уж как-нибудь допрём. Если ты оставишь свою пташку, мы уже через час будем дышать свежим воздухом.

— Ну да, мы и идём дышать свежим воздухом, — он упрямо дёрнул плечом, но крепкие пальцы до хруста сжали кость — Лейм действительно быстро приходила в себя.

— А чего рожа такая постная? Я же знаю, как ты хочешь пообщаться с этой гнилой тварью. А твоя саламандра сама не справится, у девчонки теперь труха вместо мозгов.

— Я… успею.

Нимфа тихо зарычала. Гельхен в ответ сверкнул огненной радужкой.

— Ну и дурак! — надутая, она отвернулась, сложив на груди руки. И вдруг… — Ой, а вы что здесь забыли?

Мужчина повернулся, вглядываясь в темноту, куда указывал дрожащий то ли от возбуждения, то ли от страха палец.

Бум! Сцепленные замком руки подло обрушились на его затылок. Гельхен мешком осунулся к ногам хакнувшей нимфы. Та подула на отшибленные костяшки.

— Ну, чего уставились? — хмуро цикнула она на остановившихся в отдалении спутников. — Мы всего лишь переиграли наши планы. Феникс остаётся, у него тут незаконченные дела, а вас поведу я.

— Боги, спасите, — тихонько буркнул Вертэн.

— Я тут именно для этого, — бесстрастно подтвердила Лейм. — А теперь заткнулись и за мной. Ты меня ещё поблагодаришь, — сказала она молчаливому затылку наёмника, перешагнула и пошла дальше. Предатель-феникс согласно каркнул и полетел вперёд освещать дорогу. Смущённые вампиры хмыкали и тоже переступали уже начавшего шевелиться наёмника. Таша высвободила руку из хватки Веллерена, склонилась над Гельхеном и вложила ему в ладонь подобранный в зале бисерный шнурок.

— И всё же мне кажется, это было очень глупо, — недовольно заметил Веллерен, поравнявшись с нимфой. Дикой необузданной девчонки с необычными будто вампирьими глазами он… опасался, чувствуя в ней слишком… нечеловека. И тем не менее, к безграничному своему удивлению, почти так же безгранично доверял, чего с ним не случалось практически все триста лет жизни.

— Вы меня ещё аморальностью моего поступка загрузите, — скривилась та и прибавила ходу.

Говорить Фениксу о последнем подарочке падальщика — западне в урочище перед Сердцем Гор — она не стала. Прилетев на драконе, они обминули засаду, а вот Родомиру не повезёт. Что ж, она успеет, а вот человеческому наёмнику об этом знать незачем. К чему беспокоить человека? Только завязнет в битве и не сможет убраться обратно в переходы к Пламеню, в очередной раз защищая кого-нибудь не слишком в этом нуждающегося. Болезненное самомнение старого друга ей было чересчур хорошо знакомо ещё по прежним вылазкам: самая ярка увенчалась успехом, он тогда спас сестру Лиам, хотя вполне мог подождать её и напинать гнусным людишкам вместе с нимфой. Прошли годы, он так и не поумнел и не заметил, что одиночные победы — скорее удачное стечение обстоятельств, и наглядно это ему продемонстрировал всё тот же некромант в той битве, которая каждую ночь прокрадывалась в человеческие сны Гельхена; Лиам знала — слышала, как он бормотал в соседней палатке в Кулан-Таре.

…а ведь мог задержать эту чёртову битву! Всего на один день — достаточно, чтобы кентавры и нимфы добрались через море и Нерререн к северным пустошам Янтарного края. Мог, но опять решил сыграть соло…

С тех пор они не виделись. Лейм не пожелала общаться с человеком и не приняла Гельхена. Да он и сам не слишком искал встреч со старыми друзьями — растворился в человеческом мире, даже со своим Янтарином погрызся, злые языки болтали, будто они друг другу чуть глотки не поперегрызали после смерти Иволги.

Но вот этот хлыщ прислал свою подкопченную птичку и она, забыв о своей злости, рванула на помощь. Нимфа внутренне улыбнулась. Родомир тоже дулся, считая последнюю выходку Феникса предательством чистой воды. И тем не менее и он рванул по первому зову объявившегося… Гельхена? Феникса?

Лейм улыбнулась ещё раз — ехидно, не скрывая единственного оставшегося клыка — их друг ненавидел, когда они звали его прежним именем, цедил сквозь плотно сжатые зубы, что он Гельхен, хотя и раздражался, когда его называли наёмником. Ну и пусть. Она обожала раздражать окружающих. Особенно людей. Или дураков, примкнувших к их рядам.

В голове помутилось от наслаивающихся одна на другую картинок…

Ночь взорвалась грохотом боя. Обрыв храмовой лестницы, на которой сцепились рыжий кентавр и несколько живых мертвецов с бесстрастными серыми лицами Рядом с ним чертыхался черноволосый; завалившись на бок, он поспешно выколупывал из задней ноги обломок чьего-то копья. Всё ущелье перед Сердцем Гор было завалена мертвяками. Живыми. Людей и кентавров было раза в три меньше. Ничего, не впервой. Родомир обожает ходить по лезвию ножа, хотя и не так отчаянно, как Феникс желает геройствовать — скорее, любит делиться развлечением с друзьями или союзниками… И всё же их слишком много. Ожившие порождения некроманта бесстрашно лезли в самую гущу схватки, не боясь ни штыков, ни мечей, ни стрел, разбивали группы и давили массой.

На передний план вырвалось перекошенное азартом боя широкое лицо в обрамлении рыжеватых слипшихся прядей. Вириелий, вечный неряха и лучший друг принца Диметрия. И такой же непоседливый! С его ранами даже по личным делам только в компании лекаря выходить, а он в отряд пробрался. Один из нападавших прыгнул, почувствовав слабину. Человек ощетинился короткими парными мечами с иззубренным подлым лезвием, рвущим любые доспехи. Несколько замахов и мертвяк окончательно перешёл в мир иной, превратившись в грубо переработанный фарш. Второй сунувшийся отправился следом за первым, но третий и четвёртый напали вместе. И пятый, и шестой… Не помогли мечи, никто даже не заметил, что на одного бойца стало меньше… И тут на копошащийся клубок прыгнул здоровенный оскаленный серый пёс и сразу же принялся рвать когтями податливую мёртвую плоть. А следом за ним в ущелье ворвались ещё несколько десятков подобных волкодавов. Всё-таки Хольт не выдержал — приволокся вместе со своими пушистыми друзьями…

Мертвецы всё не убывали, сыпались с обрывов скал, не боясь боли и переломов. Падали и подымались, точно это не у них хрустели, ломаясь, позвонки. Ратники подымали секиры с мечами и с воплями шли на врага, кентавры топтали мертвецов копытами, а оборотни рвали клыками всякого, кто подходил ближе, чем на два шага. Возможно, поэтому их не особенно любили видеть в союзных войсках — такие творили дел почище врага.

И что в этой рычащей хрипящей свалке забыл долговязый нескладный мальчишка без шлема или хотя бы кольчуги? Яркие медные волосы развеваются, будто победный стяг Янтарной Говерлы, глаза лихорадочно рыщут по бьющимся силуэтам, смазанным светом серого предутреннего неба. Чья-то когтистая лапа коснулась его ноги. Парень опустил глаза — серый в подпалинах кобель с рваной раной в груди ещё раз дотронулся до него, привлекая к себе внимание.

— Вы не видели магистра Канта?! — кричит мальчишка, склоняясь над умирающим, но в гуще схватки его голос едва различим. Оборотень скосил глаза куда-то за спину подростка, дёрнулся в последний раз и затих.

Кто-то налетел на рыжего сзади, опрокидывая его на мёртвое тело, после смерти переплавляющееся и всё больше принимающее очертания человеческого.

— Чтоб вас всех, смотрите под ноги, сукины дети! — ревёт заросший мужик в изодранной на лоскуты кольчуге. Конечно, где один, там обязательно второй! Его взгляд задерживается на бледном лице мальчишки, потом падает на вытянувшегося на камнях человека. Уже человека. — Серх…