— В такой сырости? — не поверил старик. Учитель Ольхен, как называл его рыжий. И магистр Кант, как нечаянно обмолвился темноволосый. За что и схлопотал по загривку от… хе-хе… молочного братца. Конечно же, "в тайне" от не в меру зоркого Гельхена.
Наёмник задумчиво взглянул на пернатого друга, угнездившегося на луке седла, нахохлившегося и потускневшего после принятия ванны. По жёстким маховым перьям пробежала сырая искра.
— Оставьте это мне, господин Ольхен.
Хуже всего оказалось, как Гельхен и подозревал, с рыжим. Парень унёсся на всех скоростях, исполнять приказ хмурого начальства, отсутствовал дольше остальных, но вернулся только с одним чурбаком — большим, сырым и невероятно тяжёлым, как только допёр?
— И что мы с ним будем делать? — наёмник недоверчиво пнул корягу, обросшую поганистого вида грибами. Она даже не гукнула, не сдвинулась с места.
Рыжий недоумённо воззрился на мужчину.
— Огонь разведём.
— Интересно как? Из этой гнилистой коряги только хатка для берегиньки и получится. Зелёная, сырая и… недавно срубленная?
Гельхен провёл рукой по срубу, забитому склизкой тиной, но всё ещё светлому, свежему. Не спиленному, а словно скушенному мелкими-мелкими зубчиками.
— Где ты его нашёл, парень?
— Там, — мальчишка неопределённо махнул рукой. — Их там вообще куча. Этот самый большой оказался, вот я и…
— Ой, дура-ак… — но донести идею до окружающих наёмнику не судилось. Из тумана высунулась кислая рожа обворованной берегиньки, судя по длиннющим треугольным ушам — местной королевки, а по оскаленным игольчатым зубкам, весьма раздражённой в связи с хищением личной собственности. Дамочка обвела собрание колючими жучиными глазками, обнаружила пропажу, раззявила кривой ротик и…
Умная птица среагировала первой, расправила крылья и почти по-гадючьи зашипела, перебивая беззвучный ор маленькой вредительницы, бросилась лапами вперёд и вместе с берегиней покатилась куда-то под корягу, откуда тут же полетели мелкая щепа и перья.
— Бегите, дурни, — под беззвучный вопль берегини, разрывающий ушные перепонки, Гельхен отвесил воспитательный щелбан рыжему, задав нужное направление и скорость… Не надолго. Пацанёнок затормозил, дёрнув куцым хвостиком. Идиот! Более умный старик, прихватив ученичка, дал стрекача, судя по хрусту веток, угнездившись где-то на дереве. Не самое надёжное укрытие, но всё же лучше, чем вот так стоять и смотреть своими почти совиными жёлтыми глазищами, как на полянку выныривают ещё восемь или девять зубастых люто скалящихся берегинь. Когда-то действительно светлые, теперь эти крошки не брезговали не только уворованными яйцами, но и подвернувшейся человечинкой. Правда, очень редко, в мозгах им всё же не откажешь, но скопом в десять-пятнадцать особей они вполне могли решиться пойти на штурм путников. Тем более таких недалёких, умудрившихся разбить лагерь по соседству с их колонией.
— Я же сказал: вон, — рявкнул наёмник, выхватывая ненадёжный с виду меч — с расхлябанным эфесом и иззубренным тёмным лезвием. По кромке, поймавшей слабый солнечный свет, блеснуло несколько витых линий "языков пламени" — заговоренный.
Поганец не успел оправдаться, одуревшие берегини брызнули со всех сторон одновременно, жужжа стрекозиными крылышками и рассекая туманный воздух когтистыми лапками. Но под росчерк меча не попала ни одна — все обрушились на завизжавшего пацана. Гельхен опомниться не успел, как деловитые дамочки схватили рыжего кто за ноги, кто за растрепавшиеся волосы, и смылись раньше, чем до него дошло, что вообще произошло.
…Орала Фелиша громко, но недолго. Одна из похитительниц сунула в рот девчонке кляп из коры. Небольшой, но очень невкусной.
— Попалассь, попалассь, — неслось со всех сторон.
— Ферекрусс, попалассь!
Куда её заволокли, она поняла, когда плюхнулась в вонючий бочаг, сыто хлюпнувший торфом и жижей. Тут же из бочага высунулась костлявая лапа, вцепившаяся в рукав, из-под воды мигнули два круглых жёлтых глаза.
— Ключ, — булькнуло бледное с прозеленью существо, быстро облапившее сконфузившуюся девчонку.
— Пшла вон, гадина, — Фелиша размахнулась и залепила звонкую оплеуху. Пока кикиморка оправлялась от потрясения (были бы мозги — так и от сотрясения), принцесса выбралась на более-менее твёрдую поверхность, брезгливо отряхнулась, тут же продрогнув до кости. — Ау, есть тут кто-нибудь, — тоскливо провыла она.
Тут были. И очень многие. Зло жужжали крыльями берегини, тихонько выныривали всклокоченные кикиморы, посверкивая настороженными водянистыми глазками, из тумана проявлялись и тут же исчезали странные безликие существа с одинаково обвислыми ртами. Даже коряги незаметно, но уверенно цеплялись за штанины, стараясь задержать и напугать. Всё это крутилось вокруг принцессы, обволакивало её склизкими щупальцами настороженности и незаметно толкало куда-то прочь от бочага. В мягкую, поблёскивающую каплями влаги, траву, мерно колышущуюся над тёмной стоялой водой. Фелиша почти поставила на ряску ногу, когда на голову ей спикировала тяжёлая встрепанная хрипло каркающая птица. Выкормыш Гельхена клюнул в рыжую макушку, обращая на себя непосредственное внимание, но непривыкшая к подобному обращению (то есть привыкшая, конечно, но разве с вампиром повоюешь?) девчонка ответила активным протестом, махом выщипнув пук перьев из птичьего хвоста. Филя заметался, кинулся в сторону, разбивая мощными крыльями клочки сизого тумана, захваченная азартом Фелиша бросилась следом, позабыв и о ряске, и о жутких харях, раззевающих кривые безгубые рты, и о самом болоте, напичканном разномастными недоброжелательно настроенными духами. Девчонка всё бежала и бежала, а птица неслась впереди по кривой траектории, заманчиво махая культяпкой куцего хвоста перед самым веснушчатым носом. Серые перья её налились красками, распугав всю напирающую нечисть. Берегини шипели, пищали, но убирались в щели тумана. Кикиморы скрежетали острыми зубами, но осмеливались вынырнуть только после того, как остроносые сапожки Фелиши проскачут мимо. Коряги изо всех сил старались выглядеть мирными и неживыми.
— Куда-то спешишь, птенчик?
От неожиданности она вскрикнула, непонятная хрупкая магия птицы лопнула, осыпавшись со вмиг поникших перьев тёплыми жёлтыми искрами. Фелиша за что-то зацепилась, хлопнулась носом в болото. Прямо к ногам странного заросшего тиной, раздутого как прошлогодний утопленник типа. Тип высунул синий язык, облизал отсутствующие губы. Пахнуло приторно-трупным запашком.
— Пасть закрой, а то надышишься, — почти дружелюбно посоветовал он, заметив, как янтарные глаза девчонки медленно собрались в кучку.
— Сам закрой пасть и медленно отойди от него, — тихо с затаённой угрозой попросил голос Гельхена. Сам он появился не сразу — сначала из-за туманной завесы проявился тусклый меч, напряжённо замерший у предполагаемого горла тинистого, потом холодным блеском засветились вмиг потемневшие глаза с яркой золотой короной вокруг лихорадочно расширившихся зрачков, а уже потом обнаружился и сам их обладатель, вокруг которого нарезал круги его верный птах.
Неизвестный тип оскалился. Что они говорили друг другу потом, обсуждаемая уже не слышала — какая-то коряга незаметно обмотала лодыжки принцессы и подло дёрнула в туман. Костлявые ручонки кикиморы сноровисто закинули на руки тонкий жгут из лиан, а берегиня, судя по потрёпанности и общипанности — давешняя королевка, со мстительным удовлетворением запихала в рот очередной кусок коры. Потом тухлая вода ударила Фелише в лицо, она запоздало поняла, что могла бы и побороться за свою жизнь, но не успела: болотная жижа хлюпнула, с благодарностью поглотив брошенную в бочаг жертву. Вода влилась в рот и нос. Мерзко защипало в горле. Фелиша забилась, не соображая вверх она подымается или опускается вниз. Прошло бесконечно долгое время, а, может, всего одна секунда, чьи-то сильные пальцы вцепились в волосы, дёрнули на себя.
Поляна оказалась незнакомой. Возможно потому, что обрыдший туман наконец отступил за деревья, явив миру каменную глыбу со сбритой макушкой. На глыбе была грубо накарябана дикая рожа. Вокруг плотненько разместились всевозможные обитатели "глубинки" от болотных огоньков, до выплывших ради такого дела утопленников. Все они молча смотрели на Фелишу. И на того, кто вытащил её из воды. Пахнуло знакомым трупным ароматом.