– Ирландское виски, – сказал он.

– А какое же еще? – сказал О’Брайен.

Добродушно посмеиваясь, старик налил виски в два старинных стакана из толстого стекла. Один он поставил перед О’Брайеном, который устроился на диване, а со вторым уселся напротив него в обитое материей кресло-качалку.

– Да здравствует борьба, – произнес он тоном заговорщика тост.

– Да здравствует борьба, – ответил О’Брайен, и оба они торжественно выпили.

– Так о чем это вы хотели спросить, О’Брайен? – спросил старик.

– Да тут у нас вышла небольшая путаница, – поглядывая на стакан с явным удовлетворением, проговорил О’Брайен.

– Мягкое, как материнское молоко, – заверил его старик. – Пей, парень.

О’Брайен, поколебавшись, снова поднес стакан ко рту. Отхлебнув немного, он сказал: – Мистер О’Лафлин, мы сейчас разыскиваем одну девушку – некую Эйлин Гленнон. Мы обнаружили записанный ею адрес...

– Ты, парень, попал прямо в точку, – сказал О’Лафлин.

– Вы ее знаете?

– Ну, я, собственно, не знаю ее. То есть видел, конечно, разок, но вряд ли это можно назвать знакомством. Но комнату она у меня снимала, это точно.

О’Брайен вздохнул.

– Это уже хорошо, – сказал он. – А что это за комната?

– Это здесь, наверху. Лучшая комната во всем доме. Окнами выходит в парк. Она сказала, что ей нужна хорошая солнечная комната. Вот я и отдал ей эту.

– Она сейчас здесь?

– Нет, – сказал О’Лафлин и отрицательно покачал головой.

– А вы не могли бы сказать, когда она вернется домой?

– Понимаете ли, дела в том, что она вообще не приходила сюда.

– То есть как это? Вы же сказали...

– Я сказал, что она сняла у меня комнату, но больше я ничего не говорил. Было это на прошлой неделе. В четверг – это я точно помню. Но она тогда сказала, что комната ей понадобится с субботы. Так вот, суббота уже прошла, а она так тут и не появилась.

– Значит, она не была здесь с того самого дня, как приходила к вам снять комнату?

– Да, сэр. К сожалению, она так здесь и не появлялась. А в чем дело? У нее какие-то неприятности?

– Да нет, ничего особенного. Просто мы... – О’Брайен вздохнул и снова прихлебнул из стакана. – А комнату эту она снимала у вас на какой-то определенный день? Она что – сняла ее только на субботу?

– Нет, сэр. Она сняла ее сразу на целую неделю. И сразу же расплатилась наличными за весь срок.

– А не показалось вам это несколько странным... понимаете... ну, я хотел сказать, неужели вам часто приходится сдавать комнаты таким молоденьким девушкам?

Брови О’Лафлина поползли наверх, и он с удивлением воззрился на О’Брайена.

– Ну, знаете, она вовсе не такая уж молоденькая, ну, относительно, конечно, вы понимаете.

– Шестнадцать лет – достаточно юный возраст, мистер О’Лафлин.

– Шестнадцать? – О’Лафлин расхохотался. – Ну, знаете ли, эта ваша девица кому-то здорово запудрила мозги, парень. Ей никак не меньше двадцати пяти.

О’Брайен все поглядывал на стакан с виски. Но тут он живо перевел взгляд на старика.

– Сколько вы сказали, сэр?

– Лет двадцать пять – двадцать шесть, может, даже немного побольше. Но никак не шестнадцать, ничего похожего, сэр.

– Эйлин Гленнон? Погодите, мы говорим именно о ней?

– Эйлин Гленнон, именно так ее звали. Она обратилась ко мне в четверг, уплатила деньги вперед за неделю и сказала, что придет ко мне за ключом в субботу. Эйлин Гленнон собственной персоной.

– А не могли бы вы... не могли бы вы описать мне ее внешность, мистер О’Лафлин?

– Пожалуйста, конечно, могу. Это высокая девушка. Даже очень высокая. Пять футов и семь, а может, даже и восемь дюймов. Я помню, что мне приходилось смотреть на нее снизу вверх, когда мы с ней разговаривали. У нее иссиня-черные волосы, большие карие глаза и...

– Это – Клер, – не удержался О’Брайен.

– Что?

– Скажите, сэр, а не говорила ли она о какой-нибудь другой девушке?

– Нет, сэр.

– Не говорила она, что намеревается привести потом сюда другую девушку?

– Нет, не говорила. Да для меня это было бы без разницы. Если вы снимаете комнату, то комната – ваша.

– А вы говорили ей это?

– Ну, просто я дал ей понять, что это так. Она сказала, что нужна комната и обязательно солнечная. Как я тогда понял, солнечная сторона была для нее главным. Но вообще, когда кто-то приходит ко мне и говорит, что ему нужна тихая и спокойная комната, я понимаю, что люди не хотят, чтобы им кто-то мешал. Потому я и сказал ей, что здесь никто не будет ее беспокоить. И уж в любом случае я этого делать не стану. – Старик немного помолчал. – Понимаете, мистер О’Брайен, я говорю с вами как мужчина с мужчиной.

– И я очень ценю это.

– У меня здесь не какой-нибудь бордель, не подумайте чего-нибудь худого, но я стараюсь не особенно придираться к людям, не совать нос в чужие дела. Человеку иногда бывает нужно уединение, а уединение – весьма редкая вещь в нашем городе. Я, например, понимаю это так – каждый человек имеет право на собственную комнату, где он мог бы отгородиться от всего мира.

– И у вас тогда создалось впечатление, что Эйлин Гленнон намеревается это сделать?

– Да, парень, именно такое у меня создалось тогда впечатление.

– Но она не упоминала при этом о ком-нибудь другом?

– А кого же ей было упоминать тогда?

– Она расписалась у вас в книге в том, что она сняла комнату?

– Такого у меня в правилах нет. Она уплатила за комнату за неделю вперед, а я дал ей расписку. Больше ей ничего и не нужно было делать. Гарри О’Лафлин – человек честный, и он всегда держит свое слово.

– Но она так и не пришла к вам потом?

– Нет.

– Прошу вас, попытайтесь припомнить, а в субботу не приходил ли кто-нибудь справиться о ней?

– Нет.

– А, может быть, вы заметили здесь где-нибудь поблизости девушку лет шестнадцати?

– Нет.

– Ну, которая вроде бы поджидала кого-то?

– Нет, не видел.

О’Брайен тяжело вздохнул.

– Ничего не понимаю, – сказал О’Лафлин.

– Я полагаю, что вы сдали комнату женщине, которую звали Клер Таунсенд, – сказал О’Брайен. – Я не знаю, зачем ей понадобилось воспользоваться именем Эйлин Гленнон, но я подозреваю, что комнату она снимала именно для этой девчонки. Но почему она это сделала, я не знаю.

– Ну, хорошо, предположим, что она и в самом деле снимала комнату для кого-то другого... Только давайте говорить начистоту... Значит, комнату снимала девушка по имени Клер Таунсенд?

– Да, я думаю, что это именно так.

– И вы говорите, что она воспользовалась именем Эйлин Гленнон именно потому, что комнату она снимала не для себя, а для нее, так?

– Да, я думаю, что это так. Все указывает на это.

– В таком случае, почему же Эйлин Гленнон не пришла сюда в субботу? Понимаете, если эта комната была снята для нее...

– Вот я и думал, мистер О’Лафлин, что она все-таки приходила сюда. Она, наверное, пришла сюда и дожидалась Клер, чтобы та взяла ключ и провела ее сюда. Но Клер здесь не появилась.

– А почему не появилась? Если уж она не пожалела ни времени, ни денег, чтобы снять для нее эту комнату, то...

– Потому что Клер Таунсенд убили в пятницу вечером.

– О! – сказал О’Лафлин, взял свой стакан и залпом осушил его. Он тут же налил себе новую порцию, потом потянулся бутылкой к стакану О’Брайена. – Еще немножко?

– Нет, нет, спасибо, – сказал О’Брайен, накрывая стакан рукой.

– И все-таки я тут чего-то не понимаю, – сказал О’Лафлин.

– А в чем дело?

– Зачем Клер Таунсенд понадобилось называть имя этой девушки вместо своего?

– Этого я не знаю.

– Она что, хотела что-то скрыть?

– Не знаю.

– Я имею в виду, у нее что, были неприятности с полицией?

– Нет.

– Она сделала что-нибудь противозаконное?

– Не имею понятия.

– И куда же делась эта вторая девушка? Если уж она сняла для нее комнату...

– Не знаю, – сказал О’Брайен, задумчиво глядя на свой опустевший стакан. – Знаете, мистер О’Лафлин, я, пожалуй, все-таки воспользуюсь вашим предложением. Налейте-ка мне еще виски, – сказал он.