После молебна начался осмотр музея императором Николаем II, вдовствующей императрицей Марией Федоровной и другими членами семьи в сопровождении Ю. С. Нечаева-Мальцева и профессора И. В. Цветаева, который длился более часу.
Каждый зал музея носил имя того лица, кто активно способствовал его созданию. «Египетский» зал получил имя Ю. С. Нечаева-Мальцева; зал имени императрицы Марии Федоровны назывался «залом Олимпии». В нем были собраны образцы греческой скульптуры. «Вавилонский» — великой княгини Елизаветы Федоровны, средневековой скульптуры — цесаревича Алексея Николаевича. «Ассирийский зал», сооруженный на средства купца И. М. Рукавишникова и С. А. Протопопова, — императрицы Александры Федоровны. Были также залы великих князей Владимира, Сергея и Павла Александровича, королевы эллинов Ольги Константиновны.
С годами Музей изящных искусств императора Александра III стал выполнял роль крупного национального учреждения в развитии знаний в области изящных искусств. Имя А. С. Пушкина музей получил лишь в 1937 году в связи со 100-летием со дня смерти поэта.
Открытие мощей святейшего патриарха Гермогена в 1913 году, совпавшее с празднованием 300-летия дома Романовых, свидетельствовало о небывалом религиозно-патриотическом подъеме, который по своей грандиозности и высоте народного духа был небывалым в России.
1913 год был последним мирным годом. 300-летие дома Романовых праздновалось торжественно и всенародно. Вот как описывает в своих мемуарах первый день празднования — 21 февраля командир Отдельного корпуса жандармов, заместитель министра внутренних дел В. Ф. Джунковский:
«В Петербурге в 8 часов утра с С.-Петербургской крепости раздался 21 пушечный выстрел, извещая население, что с этого дня начинается празднование 300-летия дома Романовых. В городе на улицах заметно было большое оживление, главным образом в местности, окружавшей Казанский собор, к которому к 10 ½ часам утра к началу литургии собрались крестные ходы из главных столичных церквей и стали съезжаться приглашенные по повесткам от высочайшего двора; всего приглашенных было до 4000 человек. В 12 часов дня послышалось громкое „ура!“ войск, стоявших шпалерами от Зимнего дворца до собора, и народа, заполнявшего все улицы и площади по пути следования Государя. Удивительно красивую картину представлял царский поезд: сотня собственного Его Величества конвоя в своих красных черкесках, с ружьями на бедре. За сотней — Государь с наследником в открытой коляске, рядом с коляской верхом командир конвоя князь Трубецкой. Затем Государыни Императрицы Мария Федоровна и Александра Федоровна в парадной карете с высокими козлами, запряженной четверкой белых, без отметин, лошадей в русской упряжи с форейтором и двумя камер-казаками на запятках. Августейшие дочери Государя великие княжны Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия Николаевны в четырехместной карете, запряженной парой лошадей в русской упряжи, и затем другая сотня собственного Его Величества конвоя. Гул стоял в воздухе по всему пути следования царского поезда. Знамена склонялись, хоры музыки играли встречу, сменившуюся гимном, все колокола церквей гудели. У дверей собора Их Величества были встречены митрополитом Владимиром с крестом и святой водой…
Устроенные в разных местах столицы гуляния привлекли громадные массы народа. Общее настроение рабочего населения оставалось вполне спокойным, порядок нигде нарушен не был…»
Несмотря на возраст, болезнь люмбаго, которая часто давала себя знать, Мария Федоровна присутствовала на всех церемониях, считая это важным и необходимым, так как императрица Александра Федоровна, в силу состояния здоровья, часто не могла этого делать.
Из дневника Николая II:
«22 февраля 1913 г. Пятница. Такой же теплый светлый день, как вчерашний. Аликс очень устала и не принимала участия в обоих приемах. В 11 час. в Концертной Мама́ и я приняли депутации от дворянств, земств, городов и всяких ученых обществ… В 5 часов был прием дипломатов с их дамами…
23 февраля. Суббота. Принял Сухомлинова в 12 ½. Когда Мама́ начала жаловать дам к руке, принял волостных старшин в нижнем коридоре, где для них был устроен обед… Мама́ завтракала с нами. Гулял и с остервенением разбирал телеграммы, кот[орых] с 20-го февр[аля] пришло 1050 штук… В 9 ч. изготовились и поехали втроем с Ольгой на бал в Дворянском Собрании.
24 февраля. Воскресенье. Чудный светлый день. В 11 час. по пути в церковь все наши люди конюшенной части и загородных дворцовых управлений поднесли нам иконы и хлеб-соль. После завтрака поехал в Народный дом, где одновременно в обоих театрах шли представления для 4500 чел. учащихся разных учебных заведений. Посидел в каждом театре по акту и вернулся в 2.45… До 7 часов собрались в Малахитовой и пошли выходом. В Николаевской зале стояло много крестьян разных союзов. Парадный обед был в трех залах и галерее 1812 года…»
Особенно торжественно прошли торжества по случаю 300-летнего юбилея дома Романовых в Костроме. Один из современников, присутствовавший тогда на празднествах, писал: «…Лишь только народ увидел Государя, раздалось могучее, непрерывное „ура!“, шапки полетели вверх, женщины махали платками, многие плакали. Государь снял фуражку и низко поклонился народу, глаза у него были влажны. Рядом с ним стояла императрица Александра Федоровна, две слезы медленно катились по ее белому как мрамор лицу… Тронулась императорская яхта… Толпа народа следовала вдоль берега, многие вошли в воду и по грудь в воде стремились приблизиться к пароходу, продолжая свое неистовое „ура!“ и бросая вверх шапки, пропадавшие затем в волнах… Все иностранцы, видевшие костромские торжества, были поражены таким единодушным выражением народных чувств к царю…»
После празднеств Николай записал в дневнике: «Благодарение Господу Богу, ниспославшему милость на Россию и на нас тем, что так достойно и так светло было нам дано отпраздновать дни трехсотлетия воцарения Романовых».
6 мая у Николая II был юбилей, ему исполнилось 45 лет. Это был последний юбилей, когда он праздновал его большой семьей вместе с матерью.
«Странно делается при мысли, что мне минуло 45 лет! — записал он в дневнике. — Погода была дивная. К сожалению, Аликс себя чувствовала скверно и оставалась дома целый день. В 11 час. поехал за Мама́ во Дворец. Обедня, поздравления и большой завтрак, все по-старому. Только и разница, что были все дочери. Вернулись домой в 2 ¼, а Мама́ уехала в город около 3 час. Покатался с детьми на велосипедах и в байдарках. Погода сделалась серая, и около 7 часов полил живительный дождь. Читал и отвечал на множество телеграмм».
Часть третья
РОССИЯ НА ИЗЛОМЕ. ВОЙНА И РЕВОЛЮЦИЯ ГЛАЗАМИ ВДОВСТВУЮЩЕЙ ИМПЕРАТРИЦЫ МАРИИ ФЕДОРОВНЫ
Глава первая
«О, ЭТА ПРОКЛЯТАЯ И ГНУСНАЯ ВОЙНА. СТОЛЬКО ПОТЕРЬ И НЕСЧАСТИЙ ПОВСЮДУ!»
Первая мировая война застала Марию Федоровну в Англии. 17 июля 1914 года вдовствующая императрица писала старшей дочери Ксении: «Кажется, что все сошли с ума; не верится, что все это так скоро могло случиться. Я совершенно подавлена. Все, что произошло, так ужасно и так страшно, что слов нет. Боже мой, что нас еще ожидает и чем это все кончится?»
Из Англии Мария Федоровна перебралась в Данию. По воспоминаниям князя Юсупова, оказавшегося в те дни вместе с ней и женой Ириной в Копенгагене, множество поездов было предоставлено в распоряжение русских, не имевших возможности вернуться на родину. При попытке вернуться в Россию через Германию Мария Федоровна подверглась в Берлине грубым издевательствам.
20 июля (2 августа) она сделала в своем дневнике следующую запись: «Во Франции нас всюду встречали с возгласами „Да здравствует Россия!“. Мобилизация шла полным ходом. В Германии ничего не было заметно до тех пор, пока мы не прибыли в предместья Берлина, где лица прохожих дышали ненавистью. Когда же мы въехали в Берлин, отвратительное место, появился Свербеев (посол России в Германии. — Ю. К.) и сообщил об объявлении войны. Я не могла ехать дальше к границе. Свербеев был как помешанный; видно было, что он потерял голову и не был уже послом. Он сказал мне, что маленькая Ирина находится с семьей Юсуповых и что они все арестованы. Слыхано ли что-либо подобное… Потом появились немцы, и один чиновник сказал, что я должна ехать назад через Англию, Голландию или Швецию, или, может быть, я предпочту Данию. Я протестовала и спрашивала, что случилось, на что получила ответ: „Россия объявила войну“. Я ответила, что это ложь».