- Женя. Евгений Вениаминович Гаров. Но я не понимаю, о чем Вы?

- О том, что Вас аж передергивает при виде меня.

Ира смутилась, а Радный улыбнулся ее смущению.

- Как я вижу, догадываться Вы действительно едва начали и еще не успели связать мою персону с уже, по-видимому, известными Вам событиями, которые якобы имели место в незапамятные времена на территории одного из микрорайонов нынешнего Сочи.

Радный тяжелым взглядом уставился на Иру, и тут ее действительно передернуло.

- В точку, – спокойно произнес Радный, когда Ира почти побелела.

- Так… Вы… – начала Ира, но не могла больше выдавить из себя ни слова.

- Истинно! Я – автор якобы разыгравшихся тогда событий.

Радный продолжал сверлить ее тяжелым взглядом, и Ира почувствовала, что есть она сейчас не сможет.

- Ира, я не ангел, – продолжал Радный, – и при определенных условиях способен очень на многое, – он пристально смотрел на нее. – Меня совершенно не заботит Ваша оценка моих деяний с точки зрения морали и нравственности. И все же мне бы хотелось, чтобы Вы точно знали, что на самом деле произошло тогда. Почему? Я объясню потом.

- Неужели то, что тогда случилось, может иметь хоть какие-то оправдания? – с трудом выдавила из себя Ира.

- Если бы они понадобились, не сомневайтесь, я нашел бы их, притом самые убедительные из возможных. Однако по известному Вам конкретному факту мне оправдания не нужны, по крайней мере, не особо. Даже с морально-нравственной точки зрения. К тому же, те события к человеческой морали и нравственности отношения никакого не имеют.

Безусловно, с человеческой позиции я не являюсь воплощением добродетели. Вот эти руки, – Радный оперся локтями о стол, обратив к Ире тыльные стороны ладоней, – как говорится, чисты, но многие из тех, что были до них, в полном смысле слова, по локоть в крови. Я не отрицаю этого. Я, по понятным, думаю, Вам причинам, отношусь более чем спокойно к тому, что называют смертью. И в отношении себя, и в отношении кого бы то ни было другого. Я способен убить, я способен причинить боль, страдания, притом очень сильные, но делаю это лишь только в том случае, если это действительно крайне необходимо, и лишь в ситуациях, которые далеки от человеческого разумения о человеческом, – Радный с новой силой вцепился в Иру глазами. – Тогда необходимость в крайней жестокости если и существовала, то не настолько, чтобы события приняли столь ужаснувший Вас оборот. Тем не менее, это свершилось, свершилось с моей подачи. Только вот, свершилось это всё лишь в пределах отдельно взятого сознания.

- То есть? – Ира ощущала крайнее замешательство.

- То есть, две с лишним тысячи лет назад личность, известная Вам как Евгений Вениаминович Гаров, воплотилась на Земле и жила как самый обычный человек. Я родился немногим ранее и не спускал с него глаз, правда, сам ему на глаза не попадаясь. Как только он достиг определенного возраста, я несколько раз делал попытки подтолкнуть его к осознанию сути, но они так и не увенчались успехом. Особого беспокойства у меня это не вызывало. До определенного момента. До момента беспрецедентной важности – он зачал Вас. То есть, на все про все при благоприятном исходе оставалось лишь девять месяцев. На благоприятный исход, учитывая предыдущую Вашу попытку, никто, конечно, особо не рассчитывал, но такую возможность нельзя было исключить полностью. Никакие мои ухищрения результатов не давали – он предпочитал оставаться человеком до мозга костей.

Очередной шанс выпал, когда его супруга была на втором месяце. Он отправился со своей дружиной на охоту и в пылу преследования дичи отбился от сопровождавших. Не знаю, какая сила вела его, но он не останавливался до наступления ночи, оставшись целым и невредимым и продолжая преследование даже после того, как его лошадь, свалившись под откос, сломала себе шею. Лишь когда темнота сгустилась полностью, он расположился на ночлег. От усталости он едва себя контролировал, а это идеальное состояние, чтобы с помощью сильного потрясения поколебать защитные системы и приоткрыть связь «Я» с «Аз», чем, собственно, и является так называемое осознание сути, как Вы, надеюсь, понимаете.

Как я уже убедился на предыдущем опыте, пронять его практически было нечем – ни страхом, ни болью, ни тем более эмоциями и ощущениями, которые принято считать положительными. Все отлетало от него как горох от стенки. Я решился на крайнюю меру, тем более что по моему разумению она, создав потрясение необходимой силы, никому не принесет никакого вреда. Я решил создать это потрясение безумной силы лишь в его сознании, то есть с помощью сновидения. Что можно делать с человеком с помощью сновидения, Вы уже знаете на собственном опыте, не так ли?

Ира кивнула. Она не позволяла массе вопросов по поводу своего странного сна-не-сна про сожжение мучить себя, правда, это вовсе не значило, что они отсутствовали или что по прошествии более года сами собой иссякли, но сейчас у нее язык не поворачивался задавать их.

- Так вот, с моей подачи его посетило сновидение о том, будто на рассвете к нему прискакал гонец и сообщил, что в сторону его вотчины движется войско. Он вскочил на коня, которого и в живых-то уже не было, и собрал свою дружину, которая, на самом деле, искала его до темноты и возобновила поиски с рассветом. Во главе дружины он спешно вернулся и принял неравный бой. Дальнейшие события Вам известны.

На самом деле он, проведя в до боли ясном сне всю ночь, проснулся там, где и заснул. Я считал, что, пережив столь сильное потрясение, он немедленно кинется домой и испытает еще большее потрясение, но уже иного толка, и тогда его защитные барьеры рухнут окончательно. Я не предполагал, что он изберет иной путь: не считать свой сон сном.

- Но как можно не понять, что сон – это сон?

- Ира, Вы поняли, что Ваш сон – это сон, только умозрительно и лишь исходя из того, что в Ваших условиях, следуя элементарной логики, он ну никак не мог быть явью. Вы имели веское нечто в виде реальности начала двадцать первого века, которая, мягко говоря, сильно отличается от реальности середины пятнадцатого. Вы с точностью определили, что сожжение на костре является сном, лишь намертво уцепившись за более чем убедительное несоответствие. Или я не прав?

- Правы…

- Помните? «Случалось видеть кошмар, который казался реальностью? Что, если бы ты не смог проснуться? Как бы ты узнал, что сон, а что действительность?», – процитировал Радный Морфеуса из «Матрицы». – Евгений Вениаминович Гаров смог проснуться, но в его распоряжении не оказалось точки отсчета, некого якоря для адекватного сравнения сна с реальностью, который имели Вы. Иллюзия реальности, созданная мною для него в его сне, удалась мне на славу, и реальность этой иллюзии оказалась слишком велика для него.

Ира вздрогнула, услышав почти точную цитату их с Женечкой недавней беседы.

- Что Вас смутило?

- Ничего особенного, просто Вы сейчас почти точно повторили пару фраз из нашей с Евгением недавней беседы.

- Да?! Что именно?

- Он попросил меня не рыдать над страстями многовековой давности и сказал, что человеческие горести лишь иллюзия реальности, на что я ответила, что реальность этой иллюзии слишком высока.

Радный усмехнулся:

- Похоже, что Евгений знает о том событии гораздо больше, чем предполагает, да и Вы тоже.

- Я не совсем поняла Вас, – слукавила Ира.

- Лукавите! Но, раз уж Вам так хочется, поясню. Воплощаясь на Земле, мы никогда не можем быть уверены в том, что на самом деле знаем, однако, это знание разными путями прорывается сквозь нас незаметно для нас самих. Мы кидаем какие-то фразы, совершаем какие-то поступки, точно отражающие наше знание, не придавая этому значения.

Здесь ничего не происходит просто так. Все просчитано заранее нами же – Аз Фита Ижица. Что это значит? Узнаете во всей полноте, расшифровав азбуку. Так вот, все просчитано заранее нами же, но мы, как правило, не подозреваем об этом.

Решение Вашего друга, не считать сон сном, поначалу озадачило меня, но ненадолго. То, что так и должно быть, стало ясно очень скоро. Но я не сразу догадался, что понесло его аж на другой континент. Пожалуй, никогда ранее он не был настолько человеком, и человеческая боль никогда не становилась для него столь нестерпимой.