— Что нам делать? — спросила Сьюзи.

— Бежать, — ответил я.

И мы побежали, грубо, с криками пробиваясь сквозь толпу, отбрасывая с дороги тех, кто двигался не достаточно быстро. По мере того, как прибывали люди, устремившиеся к нам со всех сторон, давление тел становилось все сильнее. Не задавая лишних вопросов, мои люди образовали вокруг меня защитное кольцо. Сьюзи из обоих стволов пробивала кровавый путь вперед, во все стороны валились тела. Когда Сьюзи понадобилось перезарядиться, на ее место впереди нашей колонны вышел Эдди Бритва, скользя вперед, как обозленное привидение, а его опасная бритва с перламутровой ручкой блестела в сумерках, словно наконец вернулась домой. Эдди резал вокруг себя, даже не глядя, и никто не мог устоять против него.

Сьюзи вела заградительный огонь против каждого, кто хотя бы собирался подойти слишком близко, перезаряжая ружье, хотя ее патронташами уже были почти пусты. Она бросала гранаты туда, где они могли принести наибольшую пользу, но с какой-то несвойственной ей экономией, из-за чего я решил, что их тоже осталось немного. Она продолжала широко улыбаться, как будто переживала самое лучшее время в соей жизни, и, может быть, так оно и было. Мертвец бил все, до чего мог дотянуться, пока Томми делал все, что мог, чтобы прикрыть нас тем, что оставалось от его дара, свирепо хмурясь от напряжения. И это сделало свое дело. Ни у кого не получалось поднять на нас руку.

Мы все бежали изо всех сил, но вход на станцию не становился ближе. Мое сердце бешено колотилось, легкие горели, требуя воздуха, а ноги болели все сильнее. Это был длинный и трудный день, и сейчас я бежал на последнем издыхании. Нельзя было назвать справедливым то, что мир требует от меня новых усилий после всего, что я уже сделал. Я опустил голову, и пот стекал с кончика моего носа. Я сосредоточился на беге. Я мог это сделать. Мне пришлось бежать и быстрее, и дольше, когда Герни и его Дикая Охота гнали меня через первобытный лес старой Британии.

Толпы людей совместно с монстрами обрушивались на нас сразу со всех сторон, движимые ненавистью, жаждой крови и страхом перед гневом Лилит в случае, если позволят мне убежать. Она знала, что должна остановить меня до того, как я остановлю ее. Я бежал с трудом, мы все бежали с трудом, держась очень плотной группой, жестоко атакуя наших многочисленных врагов, и Мертвец был первым, кто упал. Руки из безликой толпы воющих дикарей ухватили полу его развевающейся шинели и свалили его с ног, задавив весом и числом. Упав, он продолжал крушить все вокруг себя своими мощными мертвыми руками, раздавая смерть с каждым ударом, но их было слишком много.

Мы продолжали бежить, оставив его позади. У нас не было выбора. Но я все равно оглянулся. Толпа бурлила вокруг Мертвеца, топча и пиная его ногами, и нанся ему удары всем, что у них было из оружия. Я знал, что он не чувствовал ни одного из них, но зрелища это не облегчало. Когда я посмотрел на него последний раз, он продолжал сражаться. Я уверен, что я слышал, как он крикнул, чтобы я продолжал идти. Я почти уверен, что слышал его призыв. Я отвернулся, и продолжил бег.

Эдди Бритва занял место позади нас, прикрывая тылы. Возможно, потому, что сзади врагов было больше, чем впереди. А может быть, даже он устал. Конечно, даже самые сумасшедшие индивидуумы проявили заметную неохоту оказаться слишком близко к его печально известной опасной бритве. Он прорезал себе путь сквозь безумие, как мрачный серый призрак или мрачный серый бог, и никто — ни человек, ни монстр — не могли приблизиться к нему. Улица была запружена людьми, и теперь те, кто вовсе людьми не являлся, двигались к нам из всех боковых улиц и переулков, размахивая всевозможным оружием и выкрикивая мое имя как проклятие. Существа рыскали в толпе и в дымном ночном небе над ней. Я видел клыки, когти и перепончатые крылья, а также формы, вообще не поддающиеся никакому описанию, вырывавшиеся из рушащихся зданий, словно их там и не было.

А потом, клянусь, я услышал голос матери, произносящий за границами ночи Словами Власти на языке настолько древнем, что он предшествовал не только любому человеческому языку, но даже пониманию. На мостовой прямо перед Эдди Бритвой распахнулся люк, дыра в нашем мире, дверь в какое-то иное место. Длинные щупальца, покрытые крокодильей шкурой и присосками, похожими на шипастые пасти, выстрелили вверх из этого другого места и обвились вокруг Эдди Бритвы. Он свирепо рассекал их своей бритвой, но вместо каждого отрезанного им щупальца из люка вырывалось наружу дюжина новых. Наконец, обвив его руки и прижав их к телу, они утащили его в яму, прочь из нашего мира — в свой. Он даже ни разу не вскрикнул. Дверь западни захлопнулась, и Эдди Бритва исчез.

Оставшиеся продолжили бежать. Злое божество Опасной Бритвы мог сам о себе позаботиться. Он найдет дорогу назад. Я верил в это. Я должен был в это верить.

Вход в Чейн Уолк был уже совсем близко. Толпа перед нами росла, отчаянно пытаясь преградить нам путь. Дробовик Сьюзи стрелял раз за разом. Стволы нагрелись настолько, что ее перчатки начали дымиться. Речь Томми стала бессвязной от постоянной концентрации дара исключительно силой воли. Его лицо сильно побледнело, он дышал с трудом, а выражение глаз было опасно диким. Он обернул нас троих туманом неопределенности, и толпы не мог нас найти. Но внезапно здание, мимо которого мы пробегали, вздрогнуло целиком, его закопченные стены наклонились и рузхнули, ударив подобно молоту. Мы со Сьюзи сделали последний рывок, но Томми был слишком сосредоточен на своем даре и не осознавал происходящего вокруг, пока не стало слишком поздно. Рушащаяся кирпичная кладка захлестнула его, как приливная волна, мгновенно увлекая за собой, и мы потеряли его из виду в темных клубящихся облаках пыли.

Я остановился, чтобы посмотреть назад, и сквозь оседающую пыль увидел, как Томми лежит, полузасыпанный обломками. Он был ранен, но все еще в сознании, все еще жив. Сьюзи была рядом, дергала меня за руку, звала по имени. Я смотрел на Томми, а он смотрел прямо на меня. Его дар исчез, и наше точное местонахождение было известно всем. Голоса выкрикивали мое имя. Сьюзи потянула меня прочь, я повернулся к Томми спиной и снова побежал. Вход на станцию был прямо перед нами. Томми выкрикнул мое имя еще раз, а затем я услышал, как он закричал, когда толпа нашла его.

Я оставил Томми Забвение умирать. Я все-таки его не спас. И все, о чем я мог думать, было — Что я скажу его брату?

Мы добрались до входа на станцию Чейн Уолк, и я начал спускаться по лестнице. Мне потребовалось время, чтобы понять, что Сьюзи рядом со мной нет. Я оглянулся и увидел, что она заняла позицию на верхней площадке лестницы, блокируя вход. Она пристально посмотрела на меня.

— Давай, Джон. Я тебя прикрою.

— Сьюзи, нет…

— Кто-то должен их задержать, чтобы тебе хватило времени найти поезд отсюда. А осталась только я. Но не копайся слишком долго, Джон. У меня правда плохо с боеприпасами и почти не осталось грязные трюков.

— Я же не могу оставить тебя!

— Конечно, можешь. Ты должен. А теперь убирайся отсюда, Джон. И не беспокойся. Я могу о себе позаботиться, помнишь?

Она улыбнулась еще раз, а затем налетела толпа. Она встретила их огнем обоих стволов и несколькими осколочными гранатами. Я побежал по ступенькам вниз. Она все-таки оказалась права, как обычно. Нам не дали нормально попрощаться.

Чем ниже я спускался, тем, казалось, становилось все позднее, чем 3 часа утра. Все здесь провоняло кровью, потом, отчаянием и слишком большим количеством людей. Они кучками сидели на ступенях, в грязной окровавленной одежде, раскачиваясь взад и вперед, плотно обхватив себя руками, словно это было последнее средство удержать себя. Пока я спускался, они даже не смотрели на меня. Нижние туннели были еще плотнее забиты беженцами от Войны наверху. Пол был грязный, мокрый и скользкий от нечистот. Последняя попытка граффити на кафельной стене гласила «Конец есть…» — и обрывалась пятном засохшей крови.