Глава первая. Расти Нейлз

 Расти Нейлз резко открыл глаза и, издав истошный крик, рывком вскочил с тюремной койки. Опустившись на холодный каменный пол, он неудачно поставил ногу и тут же подвернул лодыжку. Лишь тогда ему удалось отойти от ужасного кошмара и вернуться в не менее ужасающую действительность, когда его грузное тело распласталось на сыром и грязном полу всеми ста сорока килограммами живого веса. Расти пробурчал под нос целую терраду проклятий и принялся медленно подниматься на ноги. Пострадавшая лодыжка сильно болела. Нейлз попробовал пошевелить пальцами. Четыре пальца послушно отозвались на приказ хозяина. Пятый же не смог отозваться по причине своего отсутствия. Расти потерял его еще в девяносто втором, когда грабил пригородную заправочную станцию. У стоящего за прилавком старика в потайной нише был спрятан увесистый «Кольт». Старик направил его прямиком в лоб зазевавшегося Нейлза и выглядел весьма решительно в желании его применить. Расти закрыл глаза, силясь вспомнить хоть одну самую коротенькую молитву, когда к старику подскочил Малыш Книи, чернокожий паренек с индейскими и африканскими корнями, прозванный так за ужасный нарост на правом колене и огромный болезненный вес. Он со всей силы опустил зажатую в обоих руках биту на вытянутую вперед, худую и жилистую руку продавца. Хруст сломанной кости пронесся между прилавками с чипсами и шоколадом. Рука старика опустилась под тяжестью биты а палец нажал на спуск. Раздался выстрел, Книи размахнулся во второй раз и прикончил продавца ударом по голове, а Расти остался без мизинца левой ноги. Случись пуле пройти чуть правее, на ноге Нейлза пальцев и вовсе бы не осталось. Калибр у пули был внушительный. Повезло, одним словом. Расти присел на край тюремной койки и, окончательно убедившись в том, что лодыжка не сломана, обвел взором свою одиночную камеру. На одной из серых обшарпанных стен висели часы. «Часы Смерти», так называли их приставленные к Нейлзу тюремщики. Стрелки на циферблате показывали четверть шестого. Для сидящего в одиночке заключенного это могло означать лишь одно – сорок пять минут до исполнения судебного приговора – смерть от нескольких тысяч Вольт, направленных прямиком в мозг. Смерть на электрическом стуле. Скоро придет священник. Расти всерьез подумывал, не послать ли ко всем чертям этого святошу? А еще лучше, захватить его в заложники и потребовать выпустить себя на свободу. Естественно, из этой затеи ничего бы не вышло. Но, так Нейлз смог бы выиграть для себя лишние полчаса жизни. А то и целый час, что в его нынешнем положении становилось довольно весомым аргументом. Но, нет. Он не станет этого делать. Почему? Да потому, что он уже все для себя решил. Потому, что уже достаточно гадостей совершил при жизни и заслужил свое наказание. Перед глазами до сих пор стояло лицо той девочки. Ее испуганные глаза взирали на него. Теперь же, она стала приходить к нему во снах, превращая те в невыносимые кошмары. Юная маленькая Люси хваталась за нож и вспарывала живот беззащитного, связанного по рукам и ногам Нейлза. Боль была настолько реальной, что хотелось кричать во весь голос, рвать глотку в истошном предсмертном крике. И он кричал. Кричал во сне. Кричал наяву. Он чувствовал, как внутренности покидают его тело, выпадая из зияющей по обоим бокам раны прямиком под его слабеющие ноги. А малышка Люси смеялась. Во все горло хохотала над происходящим со своей жертвой безумием. И смех ее был какой-то неживой. Так не должна смеяться двенадцатилетняя девочка. Мертвый смех. Смех самой Смерти.

 В конце длинного холодного коридора послышался звук отпираемого замка. Расти вновь поднял глаза на тикающие на стене часы. С каждым их щелчком времени оставалось все меньше Половина шестого. Время отпевать грехи. Что ж, посмотрим, удастся ли святому отцу спасти его прокуренную гнилую душу?

Глава вторая. Священник

 Совершенно лысый, без единого волоска на обгоревшей на солнце голове, священнослужитель с сочувствием смотрел на сидящего перед ним заключенного. Священник был худоват. Его спина сутулилась, лицо выглядело больным и уставшим. Мешки под глазами свидетельствовали о бессонных ночах, либо о пристрастии к горячительным напиткам. Расти принюхался. Его нос не уловил даже малейшего запаха алкоголя. Значит все-таки первый вариант. Служитель церкви плохо спит. В этом они похожи.

 - Готов ли ты, сын мой, принять в себя свет Божий? – хриплый, чуть слышный, голос священника вывел заключенного из раздумий.

 - Боюсь, что ему будет скучно внутри моей маленькой и никчемной души.

 Святой отец подошел ближе. На вид ему было лет пятьдесят, но, Расти подумалось, что ему скорее чуть больше сорока. Просто, усталость сильно сказалась на его внешнем виде.

 - В любой душе найдется место для частички Бога. Господь наш не оставляет творения свои. Он великодушен. И в великодушие его скрывается сила прощения. Готов ли ты раскаяться во грехах своих, сын мой?

 - Боюсь, падре, что вам будет еще труднее уснуть, после того, как я изолью вам свои раскаяния.

 Отец лишь тяжело вздохнул и осторожно, будто боясь, что Расти набросится на него с кулаками, присел рядом с ним на краешек кровати.

 - Я готов, сын мой. Ты можешь начинать.

 - Что ж, падре, вы сами на то напросились.

 Жизнь моя никогда не была простой и счастливой. Мне никогда ничего не доставалось просто так. За все приходилось бороться. Отец много пил и избивал маму. А когда ему надоедало ее бить, переключался на меня и мою старшую сестру. Уж не говоря о том, что он проделывал с ней по ночам. Я до сих пор иногда слышу ее крики. Отец работал на сталелитейном заводе. Это была очень тяжелая, травмоопасная и неблагодарная работа. Платили мало, выходных почти не было, отпуска брались за свой счет. А потом. Потом завод и вовсе закрыли, и отец остался без работы. Пособие пропивал. Мать устраивалась к соседям помогать по дому. Ходили слухи, что она не только по дому помогала, но и не брезговала делить за деньги постель с его хозяином. Она была очень красивой женщиной. Не знаю, как только ей удавалось сохранять красоту при такой-то жизни? Я рос. В школе надо мной любили поиздеваться одноклассники, и мне пришлось научиться драться. К старшим классам меня боялась и уважала вся школа. Однажды, придя домой, я увидел, что отец снова взялся за старое. Мать была практически без сознания, но отец даже и не думал останавливаться. Он методично наносил удар за ударом по ее красивому лицу, с чуть острыми очертаниями и легкими морщинками вокруг глаз. Я взревел от ярости и набросился на отца. В тот вечер я отправил его в больницу. Следом за ним отправилась и моя мать. Она получила сотрясение, ее нос был практически вмят в череп, а один глаз навсегда лишился возможности видеть. Отец изуродовал ее. У меня не было денег на дорогостоящую операцию. Пришлось искать варианты решения столь плачевного финансового состояния. Я все еще мог помочь маме. Врачи сказали, что для пластической хирургии не может быть слишком поздно. Позже я узнал, что эти скоты мне врали. Я прильнул к местной банде. Тогда в ней числились в основном латиносы. Позднее, в нашей банде не стояло вопросов расовой дискриминации. Всяких людей хватало. Чернокожие, белые, индейцы, мулаты, латиносы, мы все делали одно дело – угоняли тачки, грабили магазины на заправочных станциях, забирались в дома богачей. Славные были деньки. Меня никто не мог поймать, ни копы, ни враждующие банды. Я чувствовал себя королем квартала. Школу, конечно, пришлось забросить. А уж о поступлении в колледж я даже и не помышлял. К слову сказать, мне все-таки удалось помочь матери. Я нашел хорошего хирурга в Лос-Анджелесе. Я отдал ему все свои сбережения и продал машину, чтобы хватило на операцию по восстановлению носа. Доктор Липштейн сумел сотворить чудо. Мама снова смогла нормально дышать. Она вновь ощутила себя, пускай не красавицей, но, по крайней мере, не чудовищем, с трудом перебарывающим подкатывающую к горлу тошноту, при взгляде на собственное отражение в зеркале. Однако, операция превратила меня в банкрота. Собрав нескольких ребят из своей банды, мы отправились на дело. Дело-то было пустяшным – магазинчик на заправке, старый продавец, две минуты и пара тысяч в кармане. Но, у старика оказался револьвер. В тот день я лишился пальца на ноге, а мог лишиться и жизни. Согласен, я не ценил тогда свою жизнь. Не ценил свободу. Сейчас, конечно, все несколько иначе. Да поздно. Мой товарищ, по кличке Книи – колено, убил продавца увесистым ударом дубиной по голове. Мне не впервой было попадать в «мокрое» дело, но в этот раз все было по-другому. В магазине висела скрытая камера слежения. Моя неприкрытая маской физиономия предстала перед всеми полицейскими округа во всей своей красе. Со мной было покончено. Розыск, погоня. Мне удалось укрыться от преследовавших меня копов в небольшом домике, что стоял на самой окраине нашего городишки. Там-то я и повстречал Люси. Маленькую девочку с красивыми ярко-зелеными глазами. И ее отца – вечно-пьяного  безработного водопроводчика, точную копию собственного папаши. Тот, кстати, скончался в больнице. Нет, не по моей вине. Мерзавец решил сходить в сортир в три часа ночи и навернулся с лестницы, свернув себе при этом шею. Я ни разу не вспоминал об этом ублюдке, до сегодняшнего дня, конечно. Отец Люси как раз планировал сотворить с дочерью что-то ужасное. Он гонялся за ней по всему дому, в одних трусах и заляпанной какой-то гадостью пропахшей потом и куривом майке. В моем сердце вскипела неистовая ярость. Я прекрасно знал, чем смогу потушить ее. Я прошел на кухню и схватил тесак для разделки мяса. Его твердая рукоять будто слилась с моей ладонью в единое целое. Я побежал прямиком на явно не ожидавшего гостей негодяя, сбил его с ног и принялся рубить. Я рубил и рубил без остановки. Его кровь залила мне все лицо, попала в ноздри и рот. Я чувствовал языком ее металлический привкус. Наконец, я остановился. Тяжело дыша, я поднял взгляд на стоящую совсем рядом Люси. Она плакала. Оплакивала отца. Плохого, грязного, смердящего извращенца! Но, это был ее отец. Ее, понимаете? Черт, потом меня словно пеленой накрыло. Я разозлился на эту девочку. Я возненавидел ее! Когда я пришел в себя, все уже было сделано. Два расчлененных трупа смешались в одном кровавом месиве. Они стали едины. Дочка и ее подонок отец. Ведь она тоже хотела этого? Я почти уверен, что именно этого она и хотела!