Макс был суеверен.

Реку он пересек по дальнему, объездному автомосту; через несколько километров добрался до развилки, – и остановился на обочине. Налево шла дорога на Петербург, направо – на Ямбург. Очень хотелось свернуть налево, и навсегда забыть про этот городок, где под мостом стоят ровные шеренги полуразложившихся трупов, и где ушедшие погулять дети порой не возвращаются никогда…

Макс свернул направо.

План его был прост и незамысловат: найти и пристрелить Джазмена. А заодно всех, кто попробует преградить дорогу.

Бить – так уж первым.

И наповал.

2.

– Не особо познавательная была тут экскурсия у класса вашей дочери, – сказал Граев. – Хотя пейзаж, конечно, шикарный.

Они с Людмилой стояли на остатках угловой башни крепости Ям (так в старые, допетровские времена именовался Ямбург). Внизу, под высоким, почти вертикальным обрывом сверкала на солнце широкая лента Луги. Противоположный берег был низким и вид сверху открывался на много километров… Величественный вид.

Время, да и постоянные войны то со шведами, то с орденскими немцами мало что оставили от древней Ямской крепости.

По большому счету, ныне она представляла собой лишь скопление зеленеющих травой пригорков. Протяженные холмы, повторяющие контуры когда-то грозных стен, и холмы округлые, стоящие на месте былых башен. Лишь кое-где выступали из земли остатки древней кладки. Внутреннее пространство крепости заросло деревьями и превратилось в городской парк…

Днем в парке было немноголюдно. Сидели пенсионеры по лавочкам да прогуливались немногочисленные молодые мамаши с колясками.

Граев с Людмилой спуститесь тропинкой по осыпающемуся валу, прошли берегом рва (превратившегося в заросший пруд, в котором мальчишки удили карасиков).

Перед ними предстало мрачное здание старинной постройки, сложенное из грубо обтесанных блоков местного дикого камня – у Граева мелькнуло подозрение, что эти камни и есть остатки исчезнувших стен и башен крепости. На здании имелась непритязательная вывеска: «Городской краеведческий музей».

– Они осмотрели крепость, а потом зашли в музей, – объяснила Людмила. – Экспозиция тут небольшая, и все заняло меньше часа. А потом, на выезде из города, автобус остановился у автовокзала, там и…

В музей они заходить не стали, вернулись к машине.

Пересекая крепость-парк, Граев думал, что ближе к вечеру в таких местах наверняка тусуется по кустам молодежь, и если какой-нибудь отморозок положил именно тут глаз на Ларису (девчонка, судя по фотографии, вполне симпатичная), то вполне мог, при наличии тачки, проследить за автобусом до самого автовокзала… Тогда дело плохо, тогда все шансы за то, что найдут ее в укромном месте и мертвой.

Версия, конечно, хилая, и объясняет только произошедшее здесь, в Ямбурге. Стрельба на Греческом проспекте в нее не укладывается… Впрочем, она вообще никуда не укладывается. Хорошо одно – похоже, их быстрый отъезд сбил со следа преследователей. Хотя если убийцы охотились именно за Людмилой, то догадаться о ее местонахождении особого труда не составит.

…Автовокзал ничего особенного из себя не представлял. Одноэтажное протяженное здание, рядом небольшая площадь, окаймленная цепочкой коммерческих киосков. Других домов поблизости нет – с одной стороны пустырь, с другой сквер, довольно открытый, с редкими низкорослыми деревцами.

– Вы знаете, где остановился автобус? – спросил Граев.

Людмила показала рукой на дальний от здания конец площади.

– Вон там. Идущие от Питера останавливаются возле вокзала, а к Питеру – с той стороны.

Автобусов не видно. Однако ожидавшие их пассажиры кучковались внутри автовокзала – возле касс, в зальчике ожидания, сидели и снаружи, на скамейках. Вечером, когда пропала Лариса, народу, надо думать, было еще больше…

Они подошли к ларькам – обычный ассортимент, обычные цены, нет ничего, способного зацепить внимание… Граев сам не знал, что он ищет. В оперативной работе он привык полагаться на довольно-таки иррациональное чутье, на своего рода шестое чувство. На негромкий тревожный звоночек, порой раздававшийся внутри в самые, казалось бы, безобидные моменты.

Сейчас звоночек молчал.

Граев прошел вдоль киосков, остановился у торгующего газетами, купил план города. Потом поманил Людмилу и проскользнул в широкую, около метра, щель между киосками. На задах автовокзала оказалась заасфальтированная площадка, украшенная столбом с табличкой – большая буква «Т» и таксистские шашечки едва виднелись сквозь потеки ржавчины. Однако ни одной машины на стоянке не было. Сбоку виднелись довольно густые заросли кустарника.

– Там, на площади, Ларису не могли насильно схватить так, чтобы никто не обратил внимания, – поделился соображениями Граев. – Продавцы из ларьков, девчонки-подружки, пассажиры – кто-нибудь бы что-нибудь да заметил… Вариантов два: либо она зачем-то зашла сюда, либо вообще не пошла к киоскам, что бы там ни говорили подруги. Причем вовсе не обязательно, что они осознанно лгали. В компании даже из семи-восьми человек отсутствие одного можно и не заметить, будучи при этом свято уверенным, что он тут, рядом. Вполне распространенная ошибка в свидетельских показаниях. Вопрос: зачем она сюда прошла? Может, в дороге приспичило, а туалет вокзала был закрыт на уборку? Вслух о намерении тихонько отлить в кустиках действительно могла и не оповестить…

– Исключено, – отмела версию Людмила. – Автобус у школы хороший, шведский, со всеми удобствами. В том числе и с туалетом.

Граев хотел спросить, не курила ли тайком Лара и не могла ли уединиться с этой целью, – и не успел.

На площадке откуда-то появился человек. Только что не было его – и появился. Направлялся человек прямо к ним.

Старею, подумал Граев. Сорок четвертый пошел… Не те реакции, что в молодости. Конечно, дверь в задней стене автовокзала почти незаметна под этим углом зрения, но только «почти». А если бы из нее высунулся еще один любитель пострелять из «Стечкина»?

Впрочем, направлявшийся к ним индивид был настроен внешне миролюбиво. Высокий, средних лет, кожаная жилетка с трудом сходилась на объемистом пузе. Суперкороткая стрижка не слишком успешно скрывала изрядную лысину.

– Такси желаете, молодые люди? – без обиняков обратился к ним подошедший. – Минут пять подождать придется, рейсовый недавно проходил, все в разгоне…

Мирная речь толстяка контрастировала с его взглядом – колючим, неприязненным.

«Едва ли в этом городишке имеется таксопарк, – подумал Граев. – Скорее частные водилы отстегивают кому положено за право брать пассажиров в бойком месте, а этот тип приглядывает, чтобы платежи шли бесперебойно, а чужаки не подбирались к поделенному пирогу… Обычная практика».

– Так вы едете, или что? – Толстяк извлек мобильник, занес сарделькообразный палец над клавишами.

Людмила вопросительно посмотрела на Граева.

– Нет, спасибо, нам тут и пешком недалеко, – сказал он.

Толстяк мгновенно утерял интерес к бесперспективной парочке, и вразвалку отправился в свою берлогу.

– Почему вы его не расспросили? – удивленно сказала Людмила, когда они возвращались к машине. – Или он, или его сменщик могут что-либо знать…

Граев не стал объяснять, что толстяк наверняка работает на людей, весьма настороженно относящихся к любого рода расспросам. И уж тем более не стал говорить, что методы получения информации, которыми здесь пришлось бы пользоваться, подразумевают отсутствие свидетелей при их применении. Вместо этого сказал:

– Сначала надо встретиться и поговорить с местным пинкертоном, с Крапивиным. Узнать, что он накопал. И вообще пусть просветит, кто есть кто в этом городке. А то мы как в темном лесу без фонаря – а между деревьев сплошные растяжки. Опасно дергать за ниточки, не зная, к чему они привязаны… Попробуйте связаться с ним прямо сейчас и договориться о встрече.

Людмила достала записную книжку и новый, недавно купленный мобильник. (Из осторожности приобрели его по дороге, оформив подключение на имя Зубова. Переплатить пришлось безбожно, магазинчик на трассе, надо понимать, ориентировался на богатых клиентов, не мыслящих и часа прожить без сотовой связи…)