Крик из дальнего конца сада долетел до него как раз тогда, когда он вставал со стула.

Карелла уже отправил назад приезжавших из 112-го отделения детектива, фотографа, помощника медицинского эксперта и ассистентов из лаборатории и теперь размышлял над тем, куда бы это мог подеваться Коттон Хейз. Когда нашли Бирнбаума, он попросил его побыть рядом с телом. Но уже и само тело унесли, и почти все, кто занимался телом, уехали, а Коттон Хейз так и не появился за все это время. «Погоди, – вспомнил Карелла, – да ведь он исчез еще до моего возвращения. Но куда?»

Он работал с Хейзом не так уж давно, но не предполагал, чтобы тот мог выкинуть такой детский номер, как уйти и бросить свою подружку одну. Хотя, впрочем, он был порядочно разгневан, когда говорил с Джоунзи.

А Кристин, какая бы хорошенькая она ни была, явно лезла на рожон. Ей захотелось позлить Когтона, и она добилась своего, но в придачу наткнулась еще и на труп, что лишний раз могло бы подсказать вам, девушки, что с огнем шутить не надо.

Но действительно ли Коттон ушел из-за Кристин? Вполне возможно. Карелла вынужден был признать, что это даже более чем возможно. В любовных делах решительно ничего нельзя предугадать. Он знал не один случай, когда внешне рассудительный молодой человек шел и выбрасывался из ближайшего окна только потому, что какая-нибудь штучка в юбке отказалась прийти к нему на свидание. Да что там далеко искать, взять хотя бы Тедди. Разозлилась из-за того, что он танцевал с этой вертихвосткой из Флемингтона. Их первая встреча состоялась черт знает когда, но он помнит все так, как будто это было вчера. Фей, гррр, она просто чудесна, чудесна... А ну-ка спокойнее, приятель.

Он вышел из-за кустов и увидел Тедди, сидевшую рядом с его отцом.

Улыбаясь, он направился к ней. Но в этот миг из сада за его спиной донесся крик: «На помощь! На помощь!» Он круто развернулся и помчался на голос, ломая кусты. Его револьвер оказался у него в руке раньше, чем он успел сделать второй шаг.

Мальчишки стояли на углу и глазели на проходивших мимо девчонок. По их словам, они стояли так уже полдня. Под одним и тем же фонарем, рядом с «надземкой». Просто стояли. И просто глазели. Июнь для мальчишек был подходящим месяцем, чтобы пялиться на девчонок.

– Вы случайно не присматривались к людям, сходившим с поезда? – поинтересовался Мейер.

– Угу, к девчонкам, – ответили мальчишки.

– А еще на кого-нибудь вы обращали внимание?

– Угу, – ответили мальчишки, – но в основном на девчонок.

– Вы случайно не заметили мужчину с футляром от тромбона в руке?

– А какой он, этот футляр?

– Ну как же, – начал объяснять О'Брайен. – Футляр от тромбона.

Черный, кожаный. Длинный такой. Один конец пошире, вроде конуса.

– Не-ет! – протянули мальчишки. – Вы лучше спросите у Чарли.

– А где этот Чарли?

– Чарли работает в кондитерской. Эй, Чарли! Чарли, выйди-ка сюда на минутку!

– А Чарли что, музыкант? – спросил Мейер.

– Нет, но его сестра учится играть на пианино. Ей восемь лет.

– А самому Чарли сколько? – спросил Мейер скептически.

– О, сам он уже взрослый, – ответили мальчишки. – Ему шестнадцать.

Из кондитерской вышел Чарли, худощавый парнишка со стрижкой ежиком, в штанах цвета хаки и белой тенниске. Не торопясь, он приблизился к мальчишкам, стоявшим под фонарем, не сводя с двух детективов заинтересованного взгляда.

– Угу! – произнес он.

– Эти мужики хотят что-то у тебя спросить, – Угу! – Он произнес это не то как вопрос, не то как восклицание.

– Чарли, ты знаешь, как выглядит футляр от тромбона?

– Угу! – ответил он, и снова это прозвучало и как вопрос и восклицание вместе.

– Ты видел, чтобы кто-нибудь сходил с этих ступенек с ним в руках?

– С футляром от тромбона? – на этот раз это был чистый вопрос.

– Да, – подтвердил Мейер.

– Сегодня?

– Да.

– С этих ступенек?

– Да.

– Угу! – ответил он, причем восклицательная интонация тут же перешла в вопросительную.

– В какую сторону он направился?

– Откуда я знаю? – сказал Чарли.

– Но ведь ты его видел, не так ли?

– Угу! А что? Вам нужен тромбонист? Это обязательно должен быть тромбонист? А то моя младшая сестренка умеет играть на пианино.

– Подумай, Чарли. В какую сторону он пошел?

– Да кто такие вещи помнит? Что вы думаете, я следил за ним, что ли?

– Он сошел с этих ступенек?

– Угу!

– Он повернул направо или налево?

Чарли подумал с минуту.

– Не туда и не туда, – сказал он наконец. – Он пошел прямо.

– А потом куда?

– Не знаю.

– Он завернул за угол?

– Не знаю.

– Ты потерял его из виду, после того как он прошел мимо того угла?

– Я не знаю, прошел он мимо того угла или нет. Я не знаю, кто его потерял. Я, например, его и не искал. Да и кому он был нужен?

– И все-таки как ты думаешь, он прошел тот угол?

– Не знаю.

– Так ты считаешь, он не сворачивал за угол?

– Не знаю.

– А не мог он перейти улицу?

– Я вам говорю, я не знаю. – Он помолчал. – Слушайте, а что вы не спросите у хозяина гастрономической лавки на углу? Может, он его видел.

– Спасибо, сынок, – ответил Мейер, – мы так и сделаем.

– Извините, – проговорил Чарли. – А вам действительно нужен только тромбонист?

– Боюсь, что да.

– А то моя сестренка потрясно играет на пианино, ей-богу!

Мейер с грустью посмотрел на Чарли. Чарли передернул плечами.

– Да уж, бывает, некоторые просто зацикливаются на трубе, – сказал он, смирившись, и пошел назад в кондитерскую.

Мейер и О'Брайен пошли вверх по авеню.

– Ну? – спросил О'Брайен.

– Похоже, что это он. Кто знает? Может, нам повезет в гастрономической лавке.

Но в лавке им тоже не повезло. Мужчина за прилавком весь день обслуживал воскресных покупателей, да к тому же, хотя на нем и были очки с цилиндрическими стеклами, создавалось впечатление, что и в них он способен легко перепутать футляр для тромбона с банкою крабов.

Мейер и О'Брайен вышли на тротуар.

– Куда теперь?

Мейер покачал головой.

– Н-да, – произнес он, – этот район вдруг весь как будто разросся.

Глава 13

Бен Дарси лежал на спине под большим деревом. Сгущались сумерки, и только на закате небо было еще окрашено в пурпуровый цвет. В саду насекомые уже начинали выводить вечерние мелодии. Город, глядя в небо, приветствовал опускавшуюся ночь вздохом невольного сожаления: кончалось воскресенье, завтра – снова трудовой день. И во все его уголки, будь то район Айсолы с его величественными зданиями из стали и бетона, многолюдные переулки Калмз-Пойнта или окраины Риверхеда, наступавшяя ночь, казалось, приносила с собой умиротворение и покой, граничившие с усталой покорностью, Еще один день уходил в холод забвения. Вскоре взойдет луна, по небу рассыплются звезды, и все вокруг озарится огнями вспыхнувших фонарей и окон.

Бен Дарси, казалось, сам был частичкой этих умиротворявших сумерек.

Лежа на спине под большим кленом, который высоко поднимался над окружавшими его кустами, он был похож на путника, беспечно уснувшего летней ночью под деревом, на мечтателя, звездочета, юношу с соломинкой в зубах с картины художника-классика. С раскинутыми в стороны руками и закрытыми глазами, он, казалось, спал в мире с собой и вселенной.

Из темени его текла кровь. Быстро склонившись к нему, Карелла сразу же увидел рану и тут же ощупал вздутие под волосами. Рана была неглубокой и недлинной и почти не кровоточила. Находилась она надо лбом точно посередине головы, а шишка вокруг ссадины была величиной с грецкий орех. Стив Карелла шумно вздохнул. Он устал, очень устал. Ему не доставляло ни малейшего удовольствия гоняться за призраками.

"Уж лучше бы я стал профессиональным боксером, – подумал он. Пусть это и не очень-то чистый спорт, но в нем по крайней мере бой начинается по сигналу, правила установлены заранее, ринг четко очерчен, а противник – вот он, перед тобой, и ты твердо знаешь, что противник именно он, единственный человек, с которым нужно драться, единственный враг.