А Зофья все перебирала буквы на своей подставке. Потом стрельнула в меня взглядом, словно приглашая поспорить, и выстроила «ьдезивурлекистан» после «бал». Она использовала расположенные на доске «шараду», «застежку», «желание», «жребий» и «спицу», да еще превратила «лото» в «лоток». «Бальдезивурлекистан» протянулся во всю ширину доски и сполз с правого края.

Я засмеялась.

— Вот, все буквы использовала, — сказала Зофья. Послюнила карандаш и стала считать очки.

— Это не слово, — сказала я. — Что это за слово — Бальдезивурлекистан? И потом, так нельзя. Нельзя писать слово из девятнадцати букв на доске, где всего пятнадцать клеточек в ширину.

— Почему не слово? — спросила Зофья. — Это такая страна. Это место, где я родилась, моя маленькая.

— Спорим! — сказала я и пошла за словарем. — Видишь, такой страны нет.

— Конечно, сейчас ее нет, — кивнула Зофья. — Не такая уж большая это была страна. Но ты ведь слышала об Узбекистане, о Самарканде, о Шелковом пути, о Чингисхане? Разве я не рассказывала про Чингисхана?

Я поискала в словаре Самарканд.

— Ладно, Самарканд есть на самом деле. И слово такое есть. А Бальдезивурлекистана — нет.

— Просто теперь он называется по-другому, — сказала Зофья. — Я думаю, это очень важно — помнить, откуда мы. Я думаю, будет только честно, если ты разрешишь мне складывать бальдезивурлекийские слова. Ведь ты знаешь английский гораздо лучше меня. Пообещай, булочка моя марципановая, дай слово, что запомнишь это название. Бальдезивурлекистан. Смотри, я составила его на доске и набрала триста шестьдесят восемь очков. Засчитаем, ладно?

По-бальдезивурлекийски «волшебный ридикюль» будет примерно так: «orzipanikanikcs», что означает «кожаная сумка, где живет мир», только Зофья никогда не произносила это слово одинаково. Она объяснила, что его всегда надо говорить чуть-чуть по-другому. Никому не охота называть такую вещь совсем правильно, потому что это опасно.

Я стала называть его волшебным ридикюлем, выложив однажды «ридикюль» на игровой доске. Зофья сказала, что «ридикюль» пишется через «у», а не через «ю». Потом она проверила его по словарю, пришлось ей за свою ошибку пропустить ход.

Зофья рассказывала, что в Бальдезивурлекистане пользовались доской и фишками для ворожбы, предсказаний, а иногда просто для развлечения. Немного похоже на «Эрудит», сказала она. Наверное, поэтому Зофья так хорошо играла в эту игру. Доски и фишки служили бальдезивурлекийцам и для общения с теми, кто живет под холмом. Те, кто живет под холмом, знали будущее. Бальдезивурлекийцы приносили им простоквашу и мед, а девушки любили по вечерам приходить на холм и ночевать под звездами. Те, кто живет под холмом, были очень хороши собой. Когда спускаешься через лаз в холм, очень важно не остаться там на ночь, какой бы красавец из тамошних ни свел с тобой знакомство. Если остаться под холмом, пусть даже на одну ночь, то, когда выйдешь обратно, снаружи может пройти сотня лет. «Не забывай, — говорила мне Зофья, — какой бы он ни был расхороший. Если предложит остаться, добра из этого не выйдет. Просто так болтаться — сколько угодно, но на ночь не оставайся».

Время от времени женщины из-под холма выходили замуж за деревенских мужчин, хотя ничего хорошего из таких свадеб не получалось. Беда в том, что женщины из-под холма готовили просто ужасно. Они никак не могли привыкнуть к течению времени на поверхности, поэтому обеды и ужины то подгорали, то недоваривались. А упреков женщины из-под холма не выносили. Упреки ранили их чувства. Если муж начинал ругаться или даже просто смотрел так, будто собрался ругаться, пиши пропало. Женщина из-под холма убегала к себе, и пока муж ходил за ней, прося прощения и умоляя вернуться, снаружи могло пройти три года или тридцать лет, или несколько поколений, прежде чем она возвращалась.

Даже самые счастливые и благополучные браки бальдезивурлекийцев с женщинами из-под холма распадались, когда первыми словами детей становились жалобы на невкусную стряпню. Но в каждом жителе деревни текла кровь тех, кто живет под холмом.

— В тебе тоже такая есть, — сказала как-то раз Зофья и поцеловала меня в нос. — Передалась от моей бабушки и ее матери. Вот почему мы такие красивые.

Когда Зофье было девятнадцать, деревенская ведунья разложила на доске фишки и поняла, что надвигается беда. На деревню шел вражеский отряд. Сопротивляться было бессмысленно. Они сожгут все дома, а тех, кто помоложе, заберут в рабство. И это еще не самое худшее. Вдобавок вот-вот должно было произойти землетрясение, и оно уж точно было катастрофой, потому что при появлении врагов вся деревня обычно уходила на ночь под холм, а когда на утро возвращалась, снаружи после ухода вражеского войска проходили уже месяцы, или годы, или даже сотни лет. Но землетрясение сровняет холм с землей.

Те, кто живет под холмом, очень встревожились. Их дом вот-вот разрушится, и они будут обречены скитаться по земле, проклиная судьбу, пока солнце не померкнет, небо не расколется, а люди в мгновение ока не превратятся в прах. Деревенская ведунья снова начала раскладывать фишки, а те, кто живет под холмом, велели ей зарезать черного пса, снять с него шкуру и сделать из этой шкуры сумку, в которую должны помещаться курица, яйцо и глиняный горшок. Она так и поступила, а те, кто живет под холмом, сделали так, что в сумке поместилась деревня со всеми жителями — и все, кто живет под холмом, и сам холм, и леса, и горы, и моря, и реки, и озера, и фруктовые сады, и небо, и звезды, и древние чудища, и сирены, и драконы, и дриады, и русалки, и нечисть, и разные мелкие духи, которых почитали бальдезивурлекийцы.

— Твой ридикюль сшит из собачьей шкуры? — воскликнула я. — Фу, гадость какая!

— Дружочек мой, — сказала Зофья с мечтательным видом, — собачатина — вкуснейшая штука. У бальдезивурлекийцев это настоящий деликатес.

До землетрясения и прихода вражеского отряда жители деревни успели собрать пожитки и перебраться в ридикюль. У него крупная костяная застежка. Если ее открыть одним способом, там окажется просто нутро большого ридикюля, где может поместиться курица, яйцо и глиняный горшок, ну или очки, пузырек с таблетками и библиотечная книга. Если открыть застежку другим способом, ты окажешься в лодочке на реке. Справа и слева по берегам будет лес, где бальдезивурлекийцы и те, кто живет под холмом, основали новое поселение.

А если застежку открыть неправильно, ты окажешься в темноте, на черной земле, пахнущей кровью. Там живет Сторож ридикюля — тот самый пес, из шкуры которого он сшит. Сторож ходит теперь без шкуры. От его воя у людей идет кровь из носа и ушей. Он рвет на части всякого, кто повернет застежку не в ту сторону и неправильно откроет ридикюль.

— Вот так он открывается неправильно, — сказала Зофья и открыла застежку, показывая, как это делается. Она развела края ридикюля, но не широко, и повернула отверстие ко мне. — Иди, звездочка моя, послушай.

Я придвинулась к ридикюлю, правда, не очень близко. Ничего такого не было слышно.

— Ничего не слышно, — сказала я.

— Наверно, бедняга спит, — вздохнула Зофья. — Даже кошмарам иногда надо поспать.

Когда Джейка исключили, все в нашей школе стали звать его Гудини, а не Джейком. Все, кроме меня. Потерпите, я объясню почему. Не так-то просто рассказывать все по порядку.

Джейк умнее большинства наших учителей и к тому же выше ростом. Хотя и не такой высокий, как я. Мы знаем друг друга с третьего класса. Джейк всегда был влюблен в меня. Он говорит, что был влюблен в меня еще до третьего класса, даже до того, как мы вообще встретились. А я влюбилась в Джейка далеко не сразу.

В третьем классе Джейк уже и так все знал, все, кроме того, как заводить друзей. Он целыми днями ходил за мной. Меня это так взбесило, что я стукнула его по коленке. Не помогло, и тогда я выкинула его рюкзак в окно школьного автобуса. Это тоже не помогло, но на следующий год Джейка протестировали и решили, что он может пропустить четвертый и пятый классы. Вот тут даже мне стало его жалко. Однако шестиклассники не смогли совладать с Джейком. Они стали макать его головой в унитаз, а он поймал скунса и выпустил в мужской раздевалке.