Изменить стиль страницы

— Не думаю, чтобы это сработало. Мерзавец богат, как Крез.

— Так, значит, он женился на Рее не из-за денег?!

— А что, если нацепить один из старых париков, представиться самим герцогом да и вышвырнуть его вон?! Можно чем-нибудь припугнуть парня.

— Вряд ли это удастся. Ты разве не знаешь, он ведь маркиз. Так что на него наши угрозы не произведут никакого впечатления.

— Будь все трижды проклято! Что же нам делать?!

— Можно просто-напросто вести себя оскорбительно по отношению к нему. Этого вполне достаточно.

— Я мог бы подстрелить его. Спрятаться в кустах и пустить в него стрелу. А вдруг он испугается? — жизнерадостно предложил Джордж.

Но по мере того, как все эти замечательные предложения отвергались одно за другим, трое негодующих юнцов в конце концов были вынуждены признать, что в настоящее время им вряд ли удастся чем-либо помешать вторгшемуся в их семью наглому пирату. Только никто из них не был уверен, что Джеймс в конце концов согласился с этим.

Этот вечер стал как бы преддверием того мрачного уныния, что воцарилось в замке. В такой атмосфере прошла неделя, а Данте все ещё не было. Для Реи дни тянулись мучительно долго, она отчаянно тосковала, несмотря на то, что каждый день, каждая минута была наполнена счастьем возвращения к родным.

Даже невзирая на радостную суетню вокруг, её печальный взгляд то и дело устремлялся к высоким, стрельчатым окнам и расстилавшейся за ними аллее, пытаясь разглядеть среди деревьев одинокую фигуру всадника, галопом летевшего к замку. То и дело она замирала, жадно прислушиваясь в топоту копыт и скрипу колес экипажей на подъездной дорожке. Но все было напрасно, день проходил за днем и её разочарование все росло. В конце концов, когда в замок постучали, Реи уже почти перестала ждать. Она теперь уже не стояла подолгу у окна, вглядываясь вдаль, и поэтому не видела, как к замку подъехала карета.

В это самое время Рея, стоя в Длинной галерее, с интересом рассматривала портрет прабабушки, отца и близнецов — его двоюродных брата и сестры. Она, не веря своим глазам, пристально вглядывалась в пухлые мордашки двух малышей, похожих на очаровательных ангелочков, которые так уютно устроились возле совсем ещё молодого Люсьена Доминика, а мысли её были в этот миг далеко. Как же могло случиться, что за этой невинной внешностью крылось черное зло, как могли Кэт и Перси вырасти в злобной ненависти и причинить такое горе всей их семье?! Недоуменный взгляд Реи задержался на лице покойной Клер Лоррейн Доминик, вдовствующей герцогини. О прабабушке ходили слухи, будто та жила лишь для того, чтобы убедиться, что род Домиников никогда не прервется и стены замка Камаре будут стоять вечно. Страсть эта, превратившись в своего рода безумие, в конце концов стала всепоглощающей. Именно прабабка была виновата в пробуждении чудовищной зависти, что охватила Кэт и Перси и превратила их в кровожадных маньяков. Старуха не обращала на близнецов ни малейшего внимания, просто не замечала их, ведь они были всего-навсего боковой ветвью семьи и не могли продолжить славный род Домиников. Так и случилось, что брат и сестра люто возненавидели Люсьена, единственного наследника родового имени, титула и прадедовского замка Камаре.

И Рея Клер, безвинная жертва этой чудовищной ненависти, стоя перед портретом, не могла отогнать навязчивую мысль о твердом желании Данте вернуться в свой родовой замок Мердрако и не менее твердом решении во что бы то ни стало отомстить тому, пока ещё неизвестному ей человеку, кого он винил во всех несчастьях, которые постигли его и всю их семью.

Отойдя от портрета, Рея невольно зябко поежилась. Какое-то неясное предчувствие, разгадать которое было по силам только Мэри Флетчер, томило её и не давало покоя, поэтому она поспешила как можно скорее покинуть мрачную галерею, словно стараясь оставить печальные воспоминания в прошлом.

Девушка медленно шла по галерее, когда внезапно её взгляд упал на приближающуюся к ней нескладную, долговязую фигуру. Почти бессознательно девушка схватилась дрожащей рукой за висевшую на шее цепочку с драгоценным золотым медальоном, в котором, сколько она помнила себя, были миниатюрные портреты родителей. Она мысленно снова перенеслась в тот ужасный день, когда они, казалось, были навеки потеряны для нее, но нащупав свое сокровище, и заметив широкую улыбку на простоватом, добродушном лице стоявшей напротив девушки, Рея пришла в себя.

— Добрый день, Элис, — спохватилась она.

— Слава Всевышнему, миледи, денек выдался на удивление! — радостно воскликнула Элис, не обращая ни малейшего внимания на потоки дождя, барабанящие по крыше. — Теперь, когда вы снова дома, небось, каждый день кажется чудесным!

— Тебе, похоже, понравилось здесь, в Камаре, Элис? — спросила Рея, хотя это и так было ясно по радостному сиянию голубых девичьих глаз.

— Эх, миледи, — подхватила Элис, расплываясь в широкой улыбке, — Да я и думать не смела, что буду жить, как сейчас. Как сыр в масле катаюсь, право слово.

— Мне сказали, что Роули уже многому тебя научила?

— Да уж, и славная же женщина эта Роули, но только вот, — добавила Элис, заговорщически понизив голос, — её светлость говорит, что скоро мне придется пособлять О Кейси с близнецами. Жду не дождусь, когда снова буду возиться с малышами. Я ведь всегда страсть, как их любила! Только никогда не баловала, нет, такого за мной не водилось.

— Боюсь, что для Эндрю и Арден это будет в диковинку, — предположила Рея, подумав про себя, что Робин в свое время умел отлично водить О Кейси за нос и что близнецы тоже уже здорово успели отбиться от рук. Она вознесла благодарственную молитву, что матери пришла в голову отличная мысль определить к ним нянюшкой Элис, теперь малышня будет не только купаться в любви и ласке. Элис сможет держать их в руках.

— Миледи? — смущенно пробормотала та, — У меня все не было случая поблагодарить вашу милость, что вы не позабыли, как обещали позаботиться о бедной девушке.

— Перестань, пожалуйста, Элис, в конце концов, это моя мать предложила тебе остаться у нас в замке, — запротестовала Рея, — Жаль, что я не смогла помочь тебе в тот ужасный день, когда нас разлучили в Чарльзтауне.

— Ах, не говорите так. Вы сделали все, что смогли. Боюсь, вам с тех пор пришлось похуже, чем мне, а уж мне-то каково было, когда я добралась до вашего дома, а вашей-то милости все ещё не было! Но её светлость, то есть ваша матушка, была так добра! Она меня спросила, что я собираюсь теперь делать, и — призналась Элис со смущенной улыбкой, — и я сказала, что и мечтать не могла бы о том, чтобы навсегда остаться в Камаре, то есть, если они не против, конечно. Сказала, что могу пособлять на кухне или прислуживать в замке, но её светлость, благослови её Господь, уверила меня, что ничего этого мне не придется делать. Она сказала, что раз я подруга её дочери, то могу гостить в замке, сколько пожелаю, но вы ведь знаете, я не из таких и не привыкла бить баклуши день деньской. Я с малолетства привыкла зарабатывать себе на хлеб. Поэтому её светлость и предложила мне самой решать, что я буду делать.

— Я же тебе говорила, мама — прелесть.

— Да, миледи, — с благоговейным почтением отозвалась Элис.

— Когда я попала в колонии, мне, можно сказать, повезло, и все было бы просто здорово, если бы не волновалась за тебя. Хорошо еще, сэр Морган сказал, что тебе удалось вернуться в Англию и, скорее всего, ты ждешь меня в Камаре. И тогда я успокоилась, ведь я знала, что тебе нечего бояться и мы встретимся. И нисколько не удивилась, встретив тебя в замке, я была совершенно уверена, что здесь ты будет хорошо, а теперь и я тоже счастлива, ведь мы обе дома. Я вернулась к семье и мне больше нечего бояться, — сказала Рея, стараясь изо всех сил убедить себя в том, что все будет хорошо.

Но Элис Мередит, несмотря на всю её наивность и неискушенность, было трудно обвести вокруг пальца. За последнее время девушка наслушалась немало испуганных разговоров по углам, она видела слишком много встревоженных лиц, чтобы так просто поверить в то, что жизнь их потечет так счастливо и безмятежно, как хотелось думать леди Рее.