Эти примирительные слова не проникли в сердце молодого Мозе, который некоторое время назад сорвал скарабея с шеи.

— Есть только один Бог, и Он избрал нас Своим народом. Больше мне сказать нечего.

— Возвращайся в Питом и придержи язык, если хочешь его сохранить. Я велю тебе самому сообщить своим братьям по племени, что повелел вам фараон, и горе тебе, если я замечу, что ты вновь мутишь воду. Ты уже был египтянином, Мозе, лучше бы тебе было им и оставаться. Перед тобой лежит тяжелый путь, и да сохранит тебя твой безымянный Бог от беды. Только я думаю, что египетские боги сильнее, и в конце концов они одержат победу.

С тех пор как удачный набег на храм Амона сделал разбойников пустыни богачами, можно было почувствовать изменения. Некоторые из них вскоре после этого исчезли со своей долей добычи, другие без разрешения отправлялись в Мемфис, чтобы там потратить золото в пивных. Тех, кто возвращался, Меру заковывал в цепи и наказывал ударами палок, лишением пищи. Это возбудило злость, и все чаще раздавались голоса, которые говорили, что новый Себек лучше бы занялся планированием новых предприятий, чтобы пополнить сокровищницу, вместо того чтобы наказывать людей, которые позволили себе немного погулять.

Ответственный за разведку Земля несколько дней назад бесследно исчез, и Меру должен был принять во внимание, что один из его ближайших подручных был где-то схвачен и выдал укрытие банды. Меру не был трусоват, не заботился о будущем, однако растущее чувство неуверенности доставляло ему беспокойство. У Меру было ощущение, будто он сидит в старой рассыпающейся лодке, которая удалилась от берега, пляшет на волнах и медленно наполняется водой.

Каждый день здесь их могли обнаружить ниу. Тогда бы разорение храма вышло наружу, и они все вместе погибли бы ужасной смертью на костре.

Меру созвал Воздуха и Воду на совет.

— Большая добыча испортила наших людей, — начал он, когда все собрались. — Некоторые рассчитывают на то, что могут взять свою долю и начать жизнь добропорядочного человека. Эти люди представляют большую опасность для нас. Где, например, может быть Земля? Не ринулся ли он прямо к верховному сановнику и не хочет ли купить себе свободу ценой предательства? Может быть, ниу уже идут по нашему следу и ждут лишь ночи, чтобы напасть на нас.

— Мы должны срочно сменить убежище. — Воздух выглядел озабоченным. — Дадим людям проголосовать. Кто не хочет оставаться, должен тотчас уйти, а мы, остальные, найдем себе новый приют.

При голосовании оказалось, что лишь четверть членов банды предпочитает начать новую жизнь в обществе. Прежде всего это были люди, не покалеченные внешне. У них не отсутствовали ни рука, ни уши, ни нос, и они присоединились к банде из жажды приключений.

Вдобавок выяснилось, что прежний Себек, хотя он редко показывался на людях, умел скреплять их почти магическим образом. Никто не противился его приказам, никогда его авторитет не стоял под вопросом. Он жил в своей пещере, подобно верховному жрецу, и руководил своей бандой — настоящий владыка пустыни, слово которого мгновенно становилось законом.

Меру же был знаком людям в роли Огня, бесстрашного предводителя разбойничьих набегов, но в нем не было ничего таинственного. Он был одним из них, они его ценили как главаря и восхищались им, но он не пользовался у них таким особым почитанием, как прежний Себек, сидевший в своей пещере с сокровищами.

Меру точно знал, что он должен занять людей, или же однажды его сместят либо вовсе убьют. Поэтому он назначил показавшегося ему подходящим человека Землей и после трудных размышлений передал Мину должность Огня. С Землей он не промахнулся, потому что очень скоро тот разведал об имении в окрестностях Фаюма, где почти вся семья и часть слуг вымерли за короткое время от заразной болезни. Так как вопросы наследства было еще не урегулированы, там все стояло вверх дном, и этим, по мнению Земли, следовало воспользоваться. Единственная сложность состояла в том, что имение находилось на расстоянии восьми итеру, то есть по меньшей мере в двух днях пути. Следовало разбить промежуточный лагерь, в котором можно было бы без опаски провести ночь.

Меру откровенно обрадовался. В его нынешнем положении ему подошло бы любое предложение. Он велел объявить людям, что готовится новый разбойничий набег, в котором дело найдется для всех, к тому же они почти не рискуют.

Втайне люди надеялись на подобную новость, и никто не ворчал, когда Меру ввел ежедневные тренировки с оружием и верховой ездой. Репутация нового Себека снова выросла, и он вместе со своими помощниками принялся разрабатывать план.

Как раз в это время он получил предложение, которое возбудило любопытство и недоверие. Через многочисленных давным-давно служивших банде связных Меру передали сообщение, что он сможет, если захочет, получить добычу десяти больших разбойничьих набегов за один раз, но для этого сам Себек или один из его доверенных должен прибыть в Мемфис.

Постоянно жившее в нем недоверие старого преступника было таким сильным, что Меру считал Мемфис слишком опасным. Он велел передать, что Себек явится сам, но предложил местом встречи южную сторону пирамиды Озириса-Мен-Кау-Ра. Предложение было принято, и Меру отправился в дорогу со своим слугой, очень глупым, но при этом верным и привязчивым человеком. Они были одинаково одеты, скакали на лошадях одной масти и закрывали свое лицо на один и тот же манер.

Когда они увидели маленькую пирамиду Мен-Кау-Ра, Меру послал своего слугу и наказал ему:

— Поезжай сначала вокруг всех трех пирамид, которые стоят там в ряд. Ничего подозрительного не заметишь — заговори с мужчиной у западной стороны маленькой пирамиды и, если он знает наш пароль, приведи его сюда. Но только его одного!

Меру был спокоен и бесстрашен, как всегда. Его острый взгляд был направлен на север, откуда спустя некоторое время приблизились два всадника: один на лошади, другой на осле.

Каким бы глупым ни был слуга Меру, он был призван охранять своего господина от любой опасности, и острие его копья находилось у затылка его спутника.

— Хорошо, — сказал Меру, — подожди меня в десяти шагах отсюда и держи глаза открытыми. Этот человек вооружен?

Слуга спешился и ощупал тело незнакомца.

— Нет, господин.

— Хорошо, оставь нас одних!

Меру спешился и сел, скрестив ноги, на землю. Молча он указал на место напротив себя. Другой также сошел с коня, лицо его было затенено большим капюшоном.

— Я Себек. Итак, говори.

— Мое имя не имеет значения, — начал закутанный, — тем более что речь идет не о людях, а о богах — о боге, царе всех богов Амоне…

— Я понял, речь идет об Амоне. Но какое дело у тебя ко мне?

— У Амона есть поручение для тебя, и Амон заплатит богатую награду: ты получишь сразу десять золотых и пять серебряных дебов, а после завершения дела еще столько же.

Закутанный замолчал. Меру стал проявлять нетерпение:

— Ну, с вознаграждением решим, но о деле-то я все еще ничего не знаю.

Мужчина под капюшоном наклонился и прошептал:

— Ты должен убить наследного принца!

Меру отпрянул. Это сон? Неужели его мысли о мести воплощаются в жизнь? Желание поквитаться с Рамзесом он отложил на далекое неопределенное будущее, и у него не имелось ни малейшего представления о том, как это можно осуществить. Это как со смертью: каждый знает, что она однажды придет, но отодвигает мысли о ней, потому что слишком уж занят жизнью. Так и планы мести у Меру были далеки и неопределенны, как смерть, но они все же были, хотя он едва думал о них. Наказать Рамзеса смертью принца Амани? В любом случае этим он сможет чувствительно задеть царя, хотя осуществление столь дерзкого замысла опасно, если не невозможно.

— Ну что, ты берешься за это дело? — нетерпеливо спросил закутанный.

Меру с трудом опомнился и вернулся сознанием в настоящее.

— Это вряд ли возможно. Я никого не знаю при дворе, и наши немногие связи отрезаны, с тех пор как царь со своей семьей живет в Пер-Рамзесе. Потом у нас тоже действует принцип: мы выполняем любое поручение, кроме тех, которые имеют отношение к Благому Богу и его семье.