Как всегда, когда объявлялось о высоком визите, жрецы Пта, обслуживавшие быка Аписа, на несколько дней изолировали его. Он был заперт в узком, темном хлеву, где не мог двигаться, и перед ним поставили статую Пта в человеческий рост.

Окруженное разрисованными папирусными колоннами священное обиталище быка Аписа было выложено гранитными и алебастровыми плитами, его поилка была изготовлена из драгоценного зеленоватого кровельного сланца и снабжена водопроводом. Искусно изготовленные в шесть локтей высотой бронзовые ворота в виде решетки отделяли загон быка от храмового двора, в котором находились дома его смотрителей, склады с запасами продуктов, а также хлева для него и его гарема.

В это утро в храмовом дворе толпились столько людей, сколько бывало разве что в праздник Пта. На этот раз событие было особого рода: Благой Бог вместе со своей семьей хотел принести жертву живой душе Пта.

Снаружи во двор, окруженный стеной, проникали приглушенные ликующие крики народа. Потом появились гордые, до зубов вооруженные ширдану. Они мягко, но настойчиво оттеснили чиновников храма с их женами и детьми, пока перед загоном не образовалось широкое свободное пространство.

Согласно своему рангу Пиай стоял во втором ряду. Он был занят тем, что оберегал беременную Такку в этой толкучке.

Шум замер, когда звук фанфар возвестил о появлении Благого Бога. По традиции царь появился перед Аписом пешком. На нем были сине-золотой венец Хепреш, церемониальная борода и золотые сандалии. В его правой руке покоился скипетр Хека, левой он дружелюбно приветствовал замершую в ожидании толпу. Рядом с ним в платье до щиколоток, собранном в многочисленные складки, шла Нефертари. На ее голове сверкал хохолок ястреба. В правой руке она держала систр, чтобы порадовать Аписа его звучанием.

Позади царской пары шагал наследный принц Енам со своей супругой Сат-Хатор. За ним следовали его братья и сестры: Мерит-Амон, Мерире, Мерит-Атум и хорошенькая, почти уже девушка Хенут. Заметно хромавшего Мерире прикрывали братья и сестры, но иногда его голова выныривала между другими.

Царская семья была встречена приглушенными приветствиями, ибо храмовые служители хотели отличаться от громкоголосой, необузданной толпы простолюдинов. Низко кланяясь, они бормотали:

— Будь здрав, Гор, любимец Маат, великий властью и прекрасный годами, о Могучий Бык, оживляющий сердца!

Это звучало умеренно и складно, как и подобает официальному чествованию. Нефертари также почтили приветствиями:

— О, возлюбленная Благого Бога, о, Прекраснейшая, наполняющая дворец радостью!

На Мерит, первенце царской четы, был надет расшитый золотыми нитями роскошный парик, крупные золотые кольца покачивались в ушах, а в левой руке она держала знак Менат — символ богини Хатор.

Правой рукой дочь фараона вела двухлетнюю Неферури, которая храбро бежала рядом с матерью и удивленно, с любопытством оглядывала все своими большими серыми глазами.

Пиай направил поток своих мыслей на Мерит, чей взгляд равнодушно и высокомерно скользил по толпе, не замечая его. Сейчас он в первый раз видел свою дочь с ее пухлыми щечками и серыми глазами, его глазами.

Охотнее всего он поднял бы руку и помахал ей, но служитель храма не мог сделать ничего подобного. Ему оставалась только сила его мыслей, которую он непрерывно направлял на Мерит.

Царская семья, однако, занималась сейчас быком Аписом, который вел себя точно так, как ожидали от него жрецы. Радостный оттого, что его выпустили из темного, узкого загона, бык выпрыгнул на большую площадку и показывал со всех сторон свой белый треугольник на лбу, крылья орла на спине, луну с правой стороны, в то время как остальные признаки не бросались в глаза или были скрыты, как например узелки в форме скарабея под языком. Бык представлял собой прекрасное зрелище: рога были обложены золотом, на шее у него висело драгоценное ожерелье, а бедра его только что заново позолотили. За последние годы Апис вырос в мощное мускулистое животное. В гневе он уже несколько раз нападал на своих надсмотрщиков и одного из них даже убил. Вероятно, этот человек оскорбил его, в мыслях, конечно, и Пта тотчас наказал нечестивца.

Фараон взял пучок трав и предложил его через решетку Апису. Животное пошло на приманку, приблизилось и вырвало пучок у царя из руки. Со всех сторон раздались одобрительные возгласы, потому что знаком высочайшего благоволения служило то, что Апис выхватывал еду из руки.

Тем временем к звуку флейт, барабанов и систров добавились голоса певцов, исполнявших гимн Апису. Верховный жрец Хамвезе передал своему отцу сосуд с благовониями, которым фараон несколько раз сильно взмахнул, и ароматные голубые облачка дыма заполнили двор храма. Апис снова побежал, попил немного воды из мраморной поилки и весело потряс своими позолоченными бедрами.

Сейчас же внутри загона открылась дверь, и из него медленно вышла белая корова. Она заколебалась, увидев много людей, и хотела снова вернуться в хлев, но надсмотрщик мягко подтолкнул ее вперед, и она привлекла внимание Аписа. Он приблизился к белоснежной корове веселыми прыжками, обнюхал ее шею, голову и начал ласково лизать ее щеки. Затем он обнюхал ее сзади и вскоре стал виден его могучий фаллос, подобный копью. Апис приподнялся на задних ногах, вскочил на корову и совершил с ней брачное соитие перед почтительными и восхищенными взглядами верующих. Хамвезе обратился с благодарственной молитвой к Пта за то, что его живая душа вела себя именно так, как ожидали от нее почитатели с царем во главе.

Однако верховный жрец не мог удержаться от горького чувства: во время этой церемонии опять отсутствовала его мать. Он знал, конечно, что из-за опасности заразиться Туя выманила ее из Пер-Рамзеса. Но он надеялся, что она с детьми приедет в Мемфис, и тогда это было бы действительно нечто вроде семейного торжества. Хотя отец чрезвычайно ценил его, Хамвезе все сильнее ощущал, что его мать отодвинута в сторону, и не знал, что ему предпринять, чтобы изменить положение дел. Он заставил себя отмахнуться от этих мрачных мыслей и дал знак жрецам-помощникам.

Теперь Апису показали жертвенные дары фараона. Это были двенадцать упитанных ослов с рыжей шерстью, терпеливо топтавшиеся рядом. Священное животное взглянуло на них с тупым безразличием. Бык стоял рядом с любимой коровой и терся о ее бок.

В то время как царская семья переходила во внутренний двор храма, Мерит повернула голову и посмотрела Пиайю прямо в глаза, как будто он выкрикнул ее имя. Мысленно он это сделал много раз, снова и снова, не обращая внимание на церемонию, и теперь она, казалось, услышала его или, лучше сказать, почувствовала. Лицо ее осталось неподвижным, но прекрасные, чуть раскосые глаза широко открылись, мгновенно узнав его. Она чуть помедлила, наклонилась к своей дочурке и что-то сказала ей на ухо.

«Она сделала это, — подумал растроганный Пиай. — Она показала мне моего ребенка».

Маленькая девочка рассмеялась, захлопала в ладоши и побежала за остальными. Мерит подошла к бронзовой решетке и, сделав вид, что рассматривает Аписа, повернулась к Пиайю в профиль, обернулась и еще раз быстро взглянула на него, чтобы затем торопливыми шагами последовать за всеми остальными.

— Это была она? — услышал Пиай шепот Такки.

Он только кивнул, глядя вслед Мерит, которая вместе с остальными исчезла за маленькой дверью, ведущей во внутренний двор храма.

15

От Хамвезе Пиай получил разрешение каждый четвертый день посвящать устройству своего Вечного Жилища и в этот день быть освобожденным от службы. Еще до захода солнца он отправился в путь без сопровождения, хотя Такка постоянно советовала ему брать с собой молоденького слугу. Пиай, однако, только качал головой:

— За свою жизнь я привык делать большую часть дел в одиночестве, так тому и быть.

Он велел нагрузить на мула закрытый кувшин со смесью из вина, воды и фруктового сока, несколько хлебов и мешочек с сушеными фруктами, а затем незадолго до рассвета отправился к своей гробнице. Рабочие уже изготовили ее и закрыли грубой деревянной дверью. Несколько состоятельных людей из Мемфиса были похоронены в этом новом районе гробниц, и несколько стражников уже были заняты его охраной. Регулярные жертвы в честь умерших обычно доставались им.