Изменить стиль страницы

Третий жрец покачал головой:

— Ты неправильно понял. Для Бент-Амон (так зовут девушку) это будет жертва. Она получила от родителей богатое наследство, но с радостью служит храму, довольна своей жизнью и не хочет ничего другого. Жизнь в гареме, пусть даже в царском, была бы для нее наказанием. К тому же в Мемфисе невысоко чтят Амона-Ра.

Тотмес стукнул по столу.

— Об этом-то и речь! Амон в Мемфисе лишен власти, и те, кто почитает его там, называют его Амоном Мемфисским, как будто это другой бог, как будто есть два Амона. Родина Амона — Фивы, отсюда произошла его власть, задолго до того как царская резиденция была перенесена в Мемфис. Так и должно оставаться. Амон из Фив — царь всех богов в стране Кеми. Чтобы сохранить это положение дел и создать противовес все усиливающемуся из года в год влиянию Пта, будущий царь должен иметь жену, которая умно и осторожно напомнит ему о Фивах и Амоне. Я предлагаю осторожно познакомить с нашим планом эту Бент-Амон.

Побег каторжника Меру из каменоломни прошел без сучка без задоринки, как будто Сет, бог пустынь и оазисов, простер свою могущественную длань над заговорщиками.

Остановились только в Фивах. Один из содействовавших побегу сказал:

— Так, как ты сейчас выглядишь, без носа и ушей, обритый и с незажившими следами палочных ударов на спине, ты не можешь показаться среди людей. Городская стража тотчас арестует тебя, и ты закончишь свой путь на виселице. Мы сейчас несколько изменим твою внешность, и ты сам с трудом узнаешь себя.

В закрытых носилках Меру отнесли на запад, в Город Мертвых, где бальзамировщики выполняли свой ужасную, но необходимую работу. Среди них имелись специалисты, которые занимались тем, что придавали трупам, лежавшим до того семьдесят дней в растворе, вид живых. Они творили настоящие чудеса с помощью косметики, воска, льняных капель, крошечных деревянных палочек и других вспомогательных средств.

Здесь-то и оказался Меру, и один из местных мастеров осмотрел его со всех сторон. Наконец он решил:

— Волосы вырастут снова, шрамы от побоев исчезнут, а нос и уши я должен для тебя изготовить. Это в общем несложно.

Меру устроили жить в маленькой, скрытой от посторонних глаз комнатке, а мастер время от времени измерял его голову, смешивал краски и что-то лепил из воска. Однажды он сказал.

— Время пришло, я снова сделаю из тебя нормального человека.

Он показал Меру глиняную миску, в которой лежали два идеальных по форме уха и нос. Они были изготовлены из воска и старательно окрашены в цвет тела. Уши приклеивались к голове особым составом, как и нос, который в точности подходил Меру. Около часа мастер-бальзамировщик занимался сложным гримом, после чего нельзя было обнаружить ни малейшего следа того, что нос и уши были ненатуральными. Он принес отполированное металлическое зеркало и дал Меру поглядеться в него. В последний раз тот видел свое лицо, когда притащил в каменоломню два ведра с водой и одно из них послужило каторжнику зеркалом. С тех пор у него не было ни желания, ни возможности рассматривать свою безносую физиономию. А теперь с глади бронзового зеркала на Меру смотрел какой-то незнакомец.

— Не… не… ужели это я? — заикаясь, спросил опешивший Меру. — Это же, это же…

Бальзамировщик довольно ухмыльнулся:

— Да, мой дорогой, это новый человек! Если ты наденешь парик и хорошую одежду, то можешь в любой момент идти к людям, и никто не обратит на тебя особого внимания. Можешь даже купаться, если захочешь: воску и клею вода не страшна.

В первый раз с давних пор в ожесточенном и опустошенном уме Меру мелькнуло нечто похожее на радость, но следующей его мыслью было использовать свое новое обличье для мести, какой мир еще и не видал.

«Даже если ты вскоре станешь фараоном страны Кеми, великий Рамзес, я и тогда найду возможность встретить тебя или твоих близких. За это я с радостью отдам жизнь».

Меру отложил зеркало в сторону и сказал:

— Хорошая работа! Ты славный мастер бальзамировщик. Жаль, что мертвецы не могут оценить твоих стараний.

— Не старайся обидеть меня, ибо твои слова проносятся, как ветер, мимо моих ушей. К тому же слова твои правдивы, а то, что я хорошо работаю, я знаю сам. Уже несколько человек, подобных тебе, прошли через мои руки, и я скажу тебе одно: по совести говоря, эта работа похожа на работу с мертвыми, потому что вы все равно раньше или позже закончите свой путь на виселице или на эшафоте. У меня прекрасный дом, большая семья, а в Закатной стране меня ждет просторное жилище Вечности. У тебя этого никогда не будет. Твое ка уже ожидают демоны Подземного царства с раскрытыми пастями. Нерадостная мысль, правда? Новые уши и нос из воска и небольшая передышка. Что ж, пусть она у тебя будет. Через час тебя заберут отсюда.

Меру ничего не ответил на эти слова и напрасно ждал хорошо знакомой ему вспышки гнева, которая кое-кому стоила жизни, — в его груди ничто не шевельнулось, и пророчества мастера-бальзамировщика его не пугали. Жизнь Меру здесь, на земле, и он проживет ее, используя каждый миг ради собственного удовольствия.

— Эй, трупный мастер, здесь нет девушки? — гаркнул он. — У меня еще есть время. Я легко справлюсь с женщиной, как ты считаешь?

Но мастер Города Мертвых и глазом не повел.

— Женщин и девушек здесь нет, — спокойно ответил он. — Это место работы. Если тебе так уж загорелось, я могу, конечно, спросить у бальзамировщиков наверху, не поступили ли к ним какие-нибудь молоденькие. До того как их положат в раствор, трупы девушек еще бывают привлекательными. Есть даже ряд клиентов… В общем, если хочешь, я спрошу.

Меру, которому были знакомы любое насилие, любая подлость, любое преступление, прошиб холодный пот.

— Это без меня, я не оскверняю трупов.

— Как знаешь. Меня ждет работа, а ты пойдешь другим путем. Тем не менее, желаю удачи. Вероятно, Сет покровительствует тебе.

За Меру явился невзрачный скромно одетый человек.

— Называй меня просто Хем, потому что во время путешествия в Мемфис я буду твоим слугой. — Он вытащил из-за пояса свиток. — Ты путешествуешь как Узер-Амон, жрец и чтец, по делам наследства в Мемфис. Печать храма Амона, между прочим, подлинная. Есть определенные связи… Но тебя это не касается.

Меру кивнул. Что ему за дело до всего этого, если он скоро окажется в Мемфисе и встретит Себека лицом к лицу. Единственным ощутимым следом от пребывания на каторге у него было подрезанное сухожилие на левой ноге, которое вынуждало Меру хромать самым жалким образом. Какую пользу может извлечь повелитель пустыни из такого человека? «Слуга» как будто прочитал его мысли.

— Твою хромую ногу в Мемфисе также будут лечить. Есть лекарь, который может поправить дело. По крайней мере в большинстве случаев у него это получалось.

Меру пожал плечами:

— Было бы неплохо. Об этом я подумаю, когда мы доберемся до Мемфиса, но у меня есть некоторые сомнения.

Хем ухмыльнулся, как шакал:

— Ты и не подозреваешь, как далеко простирается власть повелителя пустыни. Ему все равно, что многие сомневаются в его существовании. Тот, кто встречает его лицом к лицу, больше не жилец. Кто хочет обратиться к нему, должен действовать через связных. Я тоже его никогда не видел.

Меру ничего не сказал на это, но вспомнил о том времени, когда был разбойником в Мемфисе. Тогда многие его товарищи мечтали встретиться с Себеком. Однако его никто не видел, а тот, кого принимали в банду повелителя пустыни, просто исчезал, и видели его в лучшем случае только во время публичной казни.

Когда Меру со своим спутником поднялся на борт ладьи, отправлявшейся на север, никто не обратил внимания на него, и бывший каторжник понял, что его маска великолепна и что он действительно начал новую жизнь.

Сенеб и Хатнуфер, родители ставшей царицей Нефертари, жили, как и прежде, в Доме для гостей в пределах Белой Стены. Их почтительно обслуживали, оказывали им почести и… забывали. Мечта Хатнуфер сидеть каждый вечер в покоях царицы Туи и болтать о детях разбилась вдребезги. Когда мать молодой жены наследника очень осторожно осведомилась о царице, оказалось, что Богоподобная уже некоторое время назад покинула Мемфис и находится в своем имении в Дельте. Что касается царя, он большей частью чувствовал себя больным, и его необходимо было щадить. Наследный принц занимался государственными делами и повсюду брал с собой свою молодую жену.