Двое парней были чертями из Пекельного мира, а двое из Навьего, но между собой, тем не менее, прекрасно уживались. Вчера они ввалились в квартиру первыми, нагруженные пакетами с продуктами и Настины подруги тут же принялись ими командовать. Я вышел из кабинета в коридор и старые друзья сразу же стали со мной здороваться, а также знакомить меня с её новыми знакомыми, которых вломилось в нашу квартиру три дюжины:

— Здрассь, дядь Серёж, знакомьтесь, это Лида, это Валера…

Я улыбался ребятам, время от времени приветствовал их взмахом руки, а они, дождавшись, когда их представят, тут же откочёвывали в Настюхин тусовочный зал — большую кухню, совмещённую с ещё более просторной столовой. Тотчас кто-то врубил музыку, на кухне загремели посудой девушки, но моя дочь в квартиру пока что не входила. Наверное, её кто-то задержал в холле на подходе к квартире. Помахав молодёжи рукой в последний раз, я вернулся в кабинет и задумался. Компания сегодня у дочери собралась очень уж шумная, но что самое пикантное, в неё затесался даже юный джин, хотя кто знает, сколько лет тому высокому, смуглому юноше, который представился мне Джабраилом? Джины, по слухам, существа практически вечные и весьма загадочные, но в том, что один из них решил заглянуть в гости к моей дочери, не было ничего страшного.

Сидор Семёнович, похожий на учителя Йоду, только с мохнатыми, кошачьими ногами, уже был во всеоружии. Он натянул на себя поверх холщовой рубахи кольчугу, вооружился мечом-кладенцом и ещё колдовским арбалетом, а воин он был знатный. Да и четверо чертей, которые мало того, что были Насте, как братья, так ещё и поклялись мне, что станут её телохранителями, тоже были боевые ребята, не говоря уже про трёх колдуний. Поэтому за дочь я мог не волноваться. Помнится, когда Настеньке было два годика, когда я возвращался с ночной охоты и падал на кровать одетым, доченька прибегала ко мне, садилась в изголовье и тихо играла в куклы, пока папа дрыхнет, а минут без пяти двенадцать начинала меня потихоньку будить. Как только я просыпался, мы тут же начинали беситься, прыгать на кровати и бегать по нашей старой квартире.

Эх, до чего же славные были те времена. В том смысле, что тогда я мог не спускать дочурку с рук целый день. После того, как Настюха набесится в волю, я сажал её на плечи, и мы шли на кухню, готовить обед. Я кормил дочку, ел сам, и мы отправлялись в Сокольники гулять. Хотя в этом парке и погибла Оля, я не возненавидел его. В то время я уже был волком и мог защитить дочь от кого угодно. Теперь же она сделалась красавицей и к тому же стала ершистой и колючей, словно ежик. А ещё ей понравилось шпынять меня и выговаривать мне за то, что я не женился во второй раз, что ничего не рассказываю ей о своей работе, нещадно критиковала за то, что я всегда одет в одну и ту же одежду и вообще высказывала столько претензий, словно я был десятилетним балбесом. Называть папулей она меня перестала и теперь именовала или предком, когда Настя была не в духе, или отцом, если ей вздумалось воспитывать меня и лишь изредка папой, когда дочери от меня что-то требовалось.

У Насти была врождённая способность благотворно влиять на всё живое, особенно на растения. Поэтому наша квартира была похожа на оранжерею, а на большой, застеклённой и утеплённой лоджии и вовсе располагалась самая настоящая оранжерея с множеством диковинных растений. Как-то раз я отломил в редакции издательства четыре побега кактуса, и они валялись у меня в кармане неделю, пока я про них не вспомнил. Дочура посадила их, это было десять лет назад, и теперь они были высотой уже больше трёх метров и стали такими толстыми и ветвистыми, словно росли где-то в Аризоне и что самое главное, два раза в год цвели. А вот животных у нас в доме не было никаких. Попугаев и канареек терпеть не мог Сидор Семёнович, наш третий, незримый член семьи, кошки не переносили на дух меня, я же всё-таки волк, а собак не любила и боялась Настя.

Как-то раз Геша подарил моей дочери настоящего феникса, а тот, прожив у нас полгода, однажды вылетел в окно и был таков, но о нём никто не жалел. Очень уж эта птица нас всех задолбала за эти полгода своими истошными воплями. От друзей дочери шума было ничуть не меньше, и я стал подумывать, а не скочевать ли мне к Геше, как тут в кабинет влетела Настя и стала тараторить:

— Пап, там тобой какой-то мент интересуется. Говорит, что ты ему очень сильно нужен. Я сказала, что сейчас посмотрю, дома ты или не. Что мне ему сказать? Что тебя со вчерашнего дня нет?

Едва взглянув в глаза дочери, я сразу понял, что ей от меня что-то надо. Скорее всего, она растранжирила все деньги.

— Настёна, прикрой меня, — вздохнул я, — нет у меня сегодня никакого желания общаться с ментами. Давай сделаем так, вы вывалите всей толпой в холл и я под вашим прикрытием тихонько смоюсь, а господину полицейскому ты скажешь, чтобы он пришел завтра утром.

— Замётано, папка, не вопрос, — заулыбалась дочь и тут же принялась обрабатывать меня, — па, подбрось мне денег, а?

Достав бумажник, я спросил:

— Тридцатника хватит, доча?

Выхватив у меня из руки шесть купюр по пять тысяч, Настя широко заулыбалась:

— Вот здорово! Я как раз заказала на дом из ресторана японскую хавку, а у меня на кармане только мелочь осталась. Готовься, сейчас мы тебя так прикроем, что ты сможешь хоть на танке выехать.

Дочка убежала готовить народ, а я вышел из кабинета, запер его и отправился в свою спальную, в которой было темно, как в склепе, так как оба окна были в ней заложены кирпичом. Только так я и мог снять с себя колдовскую одежду оборотня, чтобы не ложиться в постель одетым. Раздеваться я не собирался. Мне нужно было взять пальто, шляпу и достать из сейфа оружие и боеприпасы. Одна из причин Настиных наездов на меня, моя одежда. Не помню уже в каком кинофильме, но у одного типа в гардеробе висели совершенно одинаковые костюмы. Со мной происходит то же самое. У меня один и тот же наряд на все случаи жизни: серая водолазка, серые слаксы, не стесняющие движений, серая куртка, чёрные казаки, чёрное долгополое пальто, чёрные перчатки и тёмно-серая стетсоновская шляпа.

В этом наряде я выглядел весьма экстравагантно. Так, во всяком случае, считали девочки в редакции издательства, с которым я сотрудничаю вот уже двадцать лет. Мне сорок девять лет. Волосы у меня тёмно-русые, с проседью, лицо обыкновенное, не красавец и не урод. У меня глубоко посаженные, серовато-карие глаза, и короткая борода, которую я, как и волосы, никогда не подстригаю, их рост остановился в тот день, когда я впервые надел на себя колдовскую одежду оборотня. С тех пор я её с себя если и снимаю, то только в своей спальной в абсолютной темноте. Душ я тоже могу принимать только в полной темноте, и потому у меня в спальной комнате стоит отдельная душевая кабинка. Туалетом в доме я вообще не пользуюсь и все свои надобности справляю тогда, когда нахожусь в теле волка. Понятное дело, что я не могу не показаться дочери странным типом.

Рост у меня немного выше среднего, метр восемьдесят, фигура спортивная, хотя никаким видом спорта никогда не занимался, но хожу я, сутулясь. Привычка, отягощённая колдовской способностью быть совершенно незаметным не смотря на экстравагантный наряд, который я не снимаю даже в самую сильную жару. Пальто из крыльев друга и одежда из его кожи, Геша, честное слово, сам линял и потому я обзавёлся такой отличной робой, защищает меня, как от лютого холода, так и от адской жары. Чёрные перчатки я тоже почти не снимаю. Вот и вчера, натянув перчатки, я вышел из комнаты и озорно подмигнул толпе Настиных друзей. Они охотно согласились прикрыть меня, и уже были на старте. Как только я махнул рукой, юноши и девушки толпой вывали из квартиры.

Настя сразу же подбежала к рослому парню лет двадцати шести, который с удручённым видом стоял в просторном холле. Мне даже стало жаль опера, и я пообещал себе, что завтра обязательно с ним встречусь, а моя дочь, схватив парня за руку, потащила его в квартиру и тот пошел за ней, радостно улыбаясь. Вот ведь колдовская порода, вся в маму пошла. Та тоже вертела мужиками, как хотела, но никому ничего не обещала. Настёна немного ниже меня ростом, стройная и гибкая брюнетка, очень похожая на свою мать. Красавица, ничего не скажешь, вот только её наряды в готическом стиле меня иногда убивают, но одевается она, что ни говори, очень эффектно. Парни с ног валятся. Правда, Насте они пока что не нужны. Ещё не настало то время, когда моя дочь расцветёт полностью и в кого-либо влюбится, а пока что она просто радовалась жизни.