Но она, видимо, понимала это каким-то десятым чувством. А может быть, просто безгранично доверяла мне. В момент укола Алиска только чуть-чуть сжала зубы…
Дело пошло на поправку. Симптомов выздоровления было много, а главный — серия пакостей. Когда Алиска совершила первую из них, мы поняли, что все в порядке.
Дело было так. Во время междугородного телефонного разговора я вдруг почувствовала, что говорю в пустоту. Ни собеседника, ни зуммера. Что случилось? Линия не повреждена. Аппарат в порядке. Розетка тоже. Стали проверять сантиметр за сантиметром провод. И тут увидели — в одном месте он прокушен знакомыми острыми зубками…
Из несчастного, никому не нужного зверька, дрожащего от страха и холода на Птичьем рынке, Алиска как-то сразу превратилась в домашнего идола, которому радостно поклонялась вся наша маленькая семья.
Каждый старался завоевать ее расположение, и я очень гордилась, что, несомненно, преуспела в этом.
Только мне разрешала Алиска брать себя на руки, хотя первую минуту всегда дрожала крупной дрожью и поджимала ушки: инстинкт дикого зверя боролся в ней с привязанностью к человеку.
Только у меня принимала Алиска еду прямо из рук, скусывая ее с удивительной деликатностью, — я никогда не опасалась за свои пальцы.
Как-то Алексей решил по моему примеру накормить Алиску таким же образом. Он протянул ей кусочек печенки. Лисичка милостиво приняла подношение, аккуратно положила его на пол и тут же сделала молниеносный выпад, символически хватанув своего «кормильца» за палец: не подкупишь, мол, не на такую напал! После этого она неторопливо, с достоинством принялась есть…
Дочку Алиска просто терроризировала — охотилась за ее ногами, пытаясь укусить. Алена, вооруженная веником, передвигалась по квартире странными громадными прыжками. Часто слышались ее отчаянные вопли: «Мать, на помощь!»
Почему Алиса так невзлюбила Аленку?! Кто знает! Может, была в ее жизни какая-нибудь злая девчонка, внешне похожая на мою дочь — такая же длинная, лохматая, с громким голосом и резкими движениями, — которая изводила ее…
А может быть, Алиску просто раздражали порывистость Аленки и ее манера громко разговаривать? Кто знает!
Я-то стала двигаться и говорить с величайшей осторожностью. Знакомые утверждали, что теперь, с появлением Алиски, я не хожу, а скольжу на полусогнутых, не жестикулирую, а делаю пассы, не говорю, а воркую…
Друзья иногда спрашивали меня, почему я держу в квартире дикое, а не домашнее животное. Ведь с ним столько хлопот!
В ответ я только пожимала плечами. Почему? Да потому, что это доставляет мне радость! Мне доставляет радость завоевывать любовью непослушное, недоверчивое существо и видеть, как между нами протягиваются все новые и новые нити.
Мне радостно знать, что, как только я, возвращаясь домой, захлопну дверцу лифта, Алиска насторожит ушки, пискнет тоненько-тоненько, как сверчок, и бросится словно собачонка, к двери. Правда, когда я войду в переднюю, она, в отличие от собаки, сделает вид, что выскочила вовсе не ко мне, а просто так, по своим делам. Очень уж мы горды!
Но мне нравится именно эта ее гордость, сдержанность, независимость. И тем ценнее каждое проявление ее чувств.
Сколько радости может, например, доставить одно только движение дикарки — неожиданный прыжок к тебе на колени, когда ты сидишь вечером, ссутулившись, на диване, усталая, недовольная собой, замороченная нескончаемыми своими человеческими делами!
А проказы? Разве матери меньше любят своих малышей, если даже порой те и изводят их?..
Вообще натура у Алиски была обезьянья. Она не могла не пакостить — рвать, ломать, грызть. Поэтому в наше отсутствие и ночью Алиска имела право пользоваться только своими «персональными апартаментами» — совмещенным санузлом и коридором. Однако она не сдавалась и совершала регулярные подкопы под двери жилых комнат. Однажды утром мы с ужасом обнаружили, что половина паркета в коридоре аккуратно, по досочке разобрана…
Когда мы бывали дома, Алиска или приглашалась в гости, или прорывалась в комнату сама. Беда заключалась в том, что она вечно выискивала себе какие-нибудь труднодоступные уголки и устраивала там «квартиру» со всеми удобствами, включая самые интимные…
Иногда Алиска позволяла мне совершенно невероятную вольность — вытаскивать себя за свой роскошный хвост из-под шкафа. Грозно кашляла, скалила зубы и огрызалась, однако все-таки давала себя извлечь на свет божий.
Но что было делать, когда она каким-то образом забиралась внутрь дивана и располагалась там между пружинами, как в норе? Сначала в этих случаях нас выручал грозный «дядя Пылесос» — так почтительно величали мы нашего спасителя. Едва он начинал завывать, Алиска пулей вылетала из дивана и с вытаращенными глазами мчалась в ванную, на свою подстилку. Но через некоторое время она попривыкла, обнаглела и стала злобно кашлять на «дядю», а потом даже пыталась его укусить.
Но больше всего нам досаждала острая вонь зверинца, мгновенно пропитавшая всю квартиру и даже лестничную клетку.
Изгнать «Алискин дух» было невозможно — он отличался какой-то сверхъестественной стойкостью.
В тот период своей жизни большую часть времени я проводила на четвереньках с тряпкой в руках. А вымытое место поливала… зубным эликсиром. В аптеке очень удивлялись, когда я закупала это снадобье десятками флаконов.
Один мой приятель, побывавший в Индии, сделал мне бесценный подарок: палочки сандалового дерева. Мы прозвали это дерево «антилисом». Теперь перед приходом гостей я окуривала комнаты: зажигала одну или две ароматные палочки. Они медленно тлели, по квартире полз удивительно приятный одурманивающий дымок. Пахло далекой загадочной Индией, таинственными храмами и… Алиской. Ее не брал никакой «антилис».
Мысль о неизбежной разлуке повисла в воздухе сначала в виде легкого облачка, потом в виде безнадежной неотвратимой тучи. Все члены нашей семьи постепенно склонялись к этому грустному решению. Я сопротивлялась дольше всех, но сдалась, когда услышала в метро: «Глаза намазала, а несет от нее, прости господи, как от козла». Этими ядовитыми словами какой-то вредной старушонки был подписан приговор Алиске…
Но что делать, как поступить, куда пристроить дорогую нашу вонючку так, чтобы ей было хорошо? Относительно, конечно. Существо, насильно вырванное из своего родного мира, не может быть вполне счастливо в другом…
Сердобольные, но ничего не смыслящие «в зверином вопросе» люди советовали отпустить Алиску на волю.
Сделать это — значило бы погубить изнеженного тепличной жизнью, не умеющего добывать себе пищу зверька.
Правда, некоторые знатоки уверяли, что уже через несколько дней Алиска одичает и приспособится к суровым условиям свободы. Возможно, возможно… Но вся беда в том, что вряд ли она проживет эти «несколько дней»: ее сразу же прихлопнут бравые охотники…
Зоопарк? Но пристроить туда обыкновенного корсачка невозможно. Вот если бы Алиска была гепардом или вараном с острова Комодо!
О живом уголке при школе или другом детском учреждении я не хотела и думать. Большой детский (и не только детский) коллектив не может быть однородным. Среди хороших, добрых, любящих животных ребят всегда найдется несколько несмышленышей или просто злючек. А достаточно даже одного такого «исключения из правил», чтобы испортить жизнь беззащитного зверька. Особенно если этот зверек — дикарь и гордец. Разумеется, морской свинке или кролику неплохо живется и в клетке…
Что же все-таки нам делать с Алиской?
— А почему бы ей не стать киноактрисой? — вдруг спросил муж. — Примерно в ста километрах от Москвы есть звериный Голливуд. В Петушках. Называется зверобазой Центральной студии научно-популярных фильмов. Зверям там лучше, чем где-либо. И есть возможность стать кинозвездой.
Из всех вариантов разлуки этот все-таки казался мне наименее неприемлемым. К тому же я, как и всякая мамаша, в глубине души была уверена, что моя хвостатая дочка — безусловный талант.