Как ни беспечны были его грезы, на деле Тур тяготился своим одиночеством. Вот если бы у него был брат или сестра, чтобы в тихие часы, когда весь дом спит, делиться своими секретами и мечтами! По сей день он часто видит мысленным взором спальную в старом доме — просторная комната, пустые белые стены, шкаф, печь, в темной нише в дальнем конце стоит за ширмой кровать матери, больше ничего.

Пытаясь заснуть, он чувствовал, как страх подкрадывается к нему из всех углов, из мрака за окном, даже из конюшни в красном сарае, откуда он, погасив свет, всегда выскакивал в панике. Особенно жутко было в осенние и зимние вечера. Ветер с моря завывал в узких улочках, веревка противно и нудно хлестала о флагшток в саду. Он все годы был уверен: точно так же веревка хлестала в ту ночь, когда он родился, хотя ему никто не рассказывал ничего такого, и на самом деле этого, может быть, вовсе и не было.

Сам дом тоже жил и говорил. То стена зашуршит. То балка щелкнет или скрипнет ступенька. У каждой ступеньки на лестнице, ведущей в комнату Тура, был свой голос. Он знал их все, голоса были его друзьями, потому что почти всегда предвещали хорошее. Как заслышит их — значит, сейчас тихо отворится дверь и покажется лицо отца, веселое, ласковое, губы произнесут неслышное, «тсс». Наступал их «секретный» час. После вечерней молитвы отец присаживался на кровать Тура и полушутливо, полусерьезно говорил обо всем прекрасном и добром на свете, и родная рука медленно гладила русые волосы, пока у мальчика не начинали слипаться веки.

Эти минуты связывали Тура с отцом, у них была общая тайна.

Но бывало, что в дверях показывалась мать.

— Чему ты тут учишь мальчика?

Отец вставал и молча уходил, а сын оставался один, растерянный и огорченный тем, что разбито что-то хорошее и красивое.

Много лет продолжалось скрытое соперничество из-за души мальчика. Мать, порвавшая с христианством, старалась показать маленькому Туру, как нелепа религия, как смешна история сотворения мира — величайший вздор, когда-либо сочиненный людьми. Ну, а что будет после смерти?.. Спокойно и трезво она объясняла, что после смерти от человека останется только прах, больше ничего.

Отец не решался в открытую спорить с госпожой Алисон, но втайне продолжал партизанские действия. Не потому чтобы он сам был таким уж верующим, просто ему казалось, что все красивое и доброе на свете исходит из божественного источника и наполнено высшим смыслом. В «секретные» часы в спальной он внушал мальчику, что в трудную минуту молитва помогает, что после смерти человека ждет иная жизнь. Никто не знает, какая именно, но во всяком случае лучше земной.

Естественно, такие противоречивые взгляды заставляли Тура призадуматься. Он подолгу размышлял над жизнью и смертью, и мысли его нашли выражение в серии наивных рисунков бога и дьявола. Он уже и в школу пошел, но все еще любил пофантазировать, однако мало-помалу в душе его взяло верх и надолго утвердилось ясное и последовательное мировоззрение матери.

Противоречия между мужем и женой, несомненно, осложнявшие жизнь в семье, вряд ли могли быть замечены Туром в детстве. Ради сына родители продолжали жить вместе, хотя это наверное было обременительно для обоих. Лишь один раз мальчик заметил признаки разлада. Вечером, когда Тур лежал в постели, в спальную донеслись сердитые голоса из другого конца дома. Испуганный, он вскочил на ноги, приложил ухо к отдушине и услышал слова, вовсе не предназначенные для его ушей. Обливаясь слезами, мальчик кинулся к родителям и стал их умолять, чтобы они помирились. Оба были в отчаянии. Они постарались как могли успокоить сына, и прошло много лет, прежде чем он вновь увидел глубокую трещину, расколовшую брак.

Долго он верил, что все наладилось, так как обычно в доме 7 по Каменной улице царила светлая и радостная атмосфера. Мать умела юмористически взглянуть на разные эпизоды повседневной жизни; правда, юмор ее был скорее язвительным, чем снисходительным. Отец отличался на редкость веселым нравом и всегда старался, чтобы людям вокруг него было уютно и радостно. Дни рождения Тура превращались в настоящие праздники. Отец выступал в роли фокусника, причем чуть ли не с профессиональной ловкостью. Вещи растворялись в воздухе у всех на глазах. Из старого цилиндра он доставал извивающихся змей, футбольные мячи и цветы в горшках, из носа у зрителей извлекал пригоршни монет, которые со звоном сыпались на тарелку. Тур недоумевал: отец умеет так легко добывать деньги, зачем он занимается этим скучным пивоварным делом? В разгар праздника маленькие гости шли к пруду ловить рыбу, но почему-то на крючок попадалась только копченая сельдь и всякие странные штуковины.

Однако, чем дальше, тем реже в доме Хейердалов собирались люди и гремело веселье. Все чаще в комнатах властвовала тишина.

II. «Дом животных»

Первый день в школе был для Тура кошмаром. Вопреки всем школьным установкам мать добилась того, что его приняли сразу во второй класс. И первые годы ему не давала покоя мысль, что он самый маленький в классе. Трудно было отделаться от чувства неполноценности. На уроках он вел себя тише воды, ниже травы, на переменах забивался в угол и смотрел, как играют товарищи.

Радикальные взгляды матери на преподавание и ее строгий подход к учителям только подрывали уважение Тура к школе. Частенько, и вполне обоснованно, госпожа Алисон жаловалась директору на того или иного учителя, которого считала «совершенным болваном». Постепенно преподаватели привыкли считать ее «опасной дамой». Ей шли навстречу всякий раз, когда она просила продлить каникулы ее сыну или отпустить его с ней в какую-нибудь поездку.

В итоге он все больше отставал от программы, и пришлось нанимать частного преподавателя. Трудная задача выпала на долю одной молодой учительницы, но выбор оказался удачным. Поначалу Тур объявил ей войну, однако потом отношения изменились, и она стала для него не просто учительницей, а доброй феей, которая старалась облегчить ему школьное бремя. Скоро не только классная руководительница, но и ученики убедились, что у новичка редкостные способности и знания по некоторым предметам.

Его рисунки отличались богатым воображением и юмором. Один юмористический рисунок Тура попал в руки журналисту, который отдал его в газету. Но особенно Тур преуспевал в природоведении. Он знал поразительно много, помнил латинские имена всяких редких тварей и нередко ставил в тупик преподавателей. Как-то раз принес в класс каракатицу и попросил учительницу рассказать, что она знает об этом животном. Но каракатицы редки в тех краях, а учительница никогда ими не интересовалась. Попросту говоря, она о них ничего не знала, и пришлось изворачиваться:

— Сегодня у нас другая тема. О каракатице мы поговорим завтра.

Дома учительница обложилась книгами, чтобы как следует подготовиться…

По большинству предметов дела выправились. Только с законом божьим у него не ладилось. Было очевидно, что мальчик без должного почтения относится к этому предмету. Он задавал самые странные вопросы. Один раз потребовал точно объяснить ему, что такое «ангел тьмы». В другой раз сын пивовара стал решительно оспаривать, что Иисус превратил воду в вино. Мол, это было вовсе не вино, а пиво, пиво куда вкуснее и полезнее.

Но школа давала и много хорошего. Теперь он сам писал и иллюстрировал сказки про детей, отправляющихся в далекие странствия в тропические края. Чтение стало у него подлинной страстью. Особенно полюбилась ему книга про Пиноккио, ожившего деревянного мальчика. Тур и сам захотел стать резчиком по дереву, способным вдохнуть жизнь в свои изделия. Конечно, в круг его чтения входило то, что занимало всех мальчишек, но куда дороже ему были иностранные иллюстрированные издания, которые дарили родные. Лежа в постели из-за простуды, он листал «Человеческие расы» и толстые тома, посвященные диким племенам и народам. В одной из этих книг были цветные картинки, изображающие полинезийцев в лодках; они навсегда врезались ему в память. Такие вещи захватывали его куда больше любых сказок. А научно-популярные книги про ныне существующих и вымерших животных поглощали его до такой степени, что читаемое казалось ему реальностью.