Изменить стиль страницы

Глава X. Сир рыцарь Гийом де Ренваль, вассал графа Лиможского

Переправа через Рур, Каррлдан, день святого Микки мученика, лето Господне 5098 от сотворения мира.

Хвала Господу нашему Иисусу Христу и Его пречистой матери деве Марии за то, что нас не встречают на том берегу стрелами. Каррлдан не принес присягу Сарану, да и, по правде сказать, в состав того прежнего королевства он вошел одним из последних.

В том, что Каррлдан выберет нашу сторону, большинство и рыцарей, и святых отцов были уверены. Но в то, что саранский узурпатор не захватил ближайшего соседа и не чинит нам препятствий при переправе, верилось с большими опасениями. И верно, будь я на его месте, обязательно занял бы эти земли, и тогда Рур стал бы красным от крови нашей. Но, видимо, у узурпатора — королем его, не помазанного на царство папой, назвать никак нельзя — иные соображения, это как пить дать.

Переправа — дело нелегкое. Особенно с таким войском. Почти весь цвет Мэнгерского, Швабского, Фризского, Овернского, Тивиринского и многих других княжеств откликнулся на призыв папы нашего, наместника Бога на земле и владыки Авиньо.

Вольные города и швейцарские кантоны тоже прислали немалые силы. Одних знамен герцогских насчитал я более ста и еще полста. А сколько рыцарей? Уж никак не меньше трех тысяч, а может, и более. А еще сержанты, городские ополченцы да простолюдины — лучники и пикинеры. Особая гордость войска — швейцарские наемники, вооруженные самострелами и длинными алебардами.

Еще при отце моем, достопочтенном сире Гуго де Ренвале, издал папа буллу о том, что самострелы, как оружие жестокое, применять только против нехристей и язычников. Но сейчас можно, ибо идем мы в поход с благой целью — наконец-то очистить земли за Руром от злой саранской ереси, постулаты коей и вслух-то произносить грех большой.

Я смотрел, как сведущие в механике и строительстве люди, в основном все выходцы из Ломбрии и Ферроны, выбирают узкое место для того, чтобы начать развертывать переправы. Хотя ума не приложу, как мы со всем воинством нашим, с телегами и повозками, с маркитантами и шлюхами, со всем снаряжением и припасами будем перебираться на тот берег.

Подскакал на доброй серой кобылке мой оруженосец Мишо, юноша из рода благородного, хоть и обедневшего. Вот он тебе шанс, Мишо, прославить свой род да получить посвящение в рыцари от знатных сеньоров, кои поход наш возглавили: достославные граф Готфрид из Буолье, его младший брат, достойнейший Бальдуино, князь Овернский Имануил II, швабский герцог Конрад фон Оделвейд, два тивиринских барона, сир Густав де Пеье и Альфред де Ди, командор де Гринье, магистр святого рыцарского ордена, где служат благородные, кои отреклись от мира и посвятили себя служению Богу и папе с оружием в руках, а так же люди низкого происхождения, коих удел быть сержантами в ордене. А во главе нашего крестового воинства стоит сам наша отец, папа Иннокентий IV.

Как сие получилось и сам отец наш — наместник Господа нашего и глава Святой нашей Матери Вселенской Церкви — сжалился над детьми своими грешными и повел нас в поход против еретиков, то я вам поведать могу, судари мои, потому как дал я покамест приказание своему оруженосцу, чтобы сыскал моих сержантов да чтобы ставили шатры и разбивали лагерь: мой под фамильным стягом и три для моих людей, — и чтобы место выбрали поближе к моему славному сеньору, графу Лиможскому. Да одарит его Господь победой в бою, да продлит он его годы, ибо добрый то сеньор и щедрый, не притесняющий вассалов своих, как делают прочие неразумные владетели! А покамест лагерь ставится, можно и вспомнить, как начался наш достославный поход и как папа в милости своей решил возглавить его.

В тот солнечный день Авиньо более напоминал огромный рынок нежели Святой град. Многие рыцари, миряне, клирики и торговцы съехались со всего Мэнгера и других земель, дабы послушать пастырское слово отца нашего, святого папы Иннокентия IV, коий вернулся из Труа, где возглавлял собор Святой нашей Матери Вселенской Церкви.

Так что народу на площади близ ворот замка святого Архистратига столпилось множество, думаю, и в самом Вавилоне, когда рухнула великая башня, столько не было. Из разноязыкой многоголосицы выделялись лишь пронзительные крики торговцев-зазывал: «Селедка соленая, селедка копченая, алоза[32]!… Домашняя птица, голуби, свежее мясо!.. Купите чесночный соус и мед!.. Вот горячие лепешки, и пюре из гороха, и отварные бобы!.. Кому зелень, свежий лук, крест-салат!.. Мука-крупчатка, мука крупного помола!.. Молоко! Кому лучшее в Авиньо молоко!.. Сало свиное, пальцы откусишь!..» Тут папа речь будет говорить, а они превратили святое место в рынок.

Великий святой град не смог вместить всех желающих, сам я расположился подле сеньора своего за городскими стенами, а в город пришел пешим, хоть и не по достоинству мне, но по-другому не пускали в город в этот день, дабы не превратили ни ослы, ни лошади улицы городские в реку навоза, взбитого ногами и копытами. И кормиться всем нам надо было. Третий день уже ждали святого отца — говорили, ко всенощной только накануне прибыл.

Но ждать осталось, вестимо, недолго. Потому старался не уходить с площади, дабы не пропустить всего. Вот и сеньор мой, граф Лиможский находился здесь, видел я его чуть поодаль. Да еще много знатных господ, судя по облачениям, прибыли, но все более как я — в кольчугах и при мечах. Ведь дело-то нашего сословия, тех, кто воюет.

Собор только утвердил решения Генеральных штатов, а там все три сословия единогласно за искоренение ереси голоса свои отдали. Жаль, король наш, Дагоберт VIII, не сможет возглавить поход, стар он у нас, на прошлое Рождество шестьдесят восьмой свой год встретил. А наследник его мал, еще даже не опоясан. Да и вообще, слабы эти Меровинги всегда были. Чудо, что столько у власти продержались. Но на то воля Божья, и воля святого престола, коий сию династию, хоть и слабую телом, но сильную в истинной вере, всегда поддерживал и охранял от посягательств.

Гул площади стал затихать, гвардейцы святого престола, вооруженные алебардами, начали торговцев урезонивать, чтобы глотку не драли, потому как сейчас на балкон выйдет святой наш отец Иннокентий IV и обратится к пастве своей, что так ждет его напутствия.

Услыхав от стражи, что в скорости папа будет говорить, я стал вперед проталкиваться. Мимо равных себе с почтением проходил, а простолюдина можно и в грязь уронить, он и так ходит грязный как свинья, от него не убудет.

Когда святой наш отец Иннокентий IV, одетый в позолоченную тиару[33] и праздничное облачение, кое весьма соответствовали тому, что собирался сказать он, появился на балконе замка, выходящем аккурат на площадь, толпа притихла, только изредка доносилась брань тех, кто пытался протолкнуться или, наоборот, препятствовал сему.

— Возлюбленные мои братья и сестры во Христе! — начал святой отец, а те, что стояли ближе к балкону, стали передавать его слова далее, так что будто многоголосое эхо вторило ему. — Сказано в деяниях апостолов, что когда святой наш апостол Павел пребывал в Риме, то явился ему Господь наш Иисус Христос и сказал так: «Павел, возлюбленный мой ученик! Говорю тебе, собери в три дни всех учеников своих, кто принял святое крещение мое, и через разные врата бегите из города, ибо я обрушу гнев на него за многочисленные грехи его и за то, что многие отвернулись от меня и не приняли через тебя учение мое»… Так и сделал апостол Павел. В три дни собрал верных христиан и поодиночке или по двое, по трое покинули они богомерзкий град язычников. И последним вышел из града уже в ночи третьего дня сам апостол и на пути в Рим встретился ему сам Господь наш Иисус Христос, и пал Павел на колени и вопросил у Господа: «Куда идешь ты?» И ответил ему Господь наш: «Павел, иду я, как и обещал, в город Рим и разрушу его до основания, чтобы и камня на камне не осталось, как некогда разрушены были города Содом и Гоморра, хоть и были их грехи менее тяжкими, чем грехи города сего. А тебе, возлюбленный ученик мой, по завету ученика моего любимейшего Петра, коий уже пребывает в раю одесную меня, заповедаю идти в земли Галлии и проповедовать там слово мое. Те народы хоть и свирепее ромеев, но кротки в душе и тянутся ко свету Господнему, посему будет тебе оказан там почет. А поселишься ты в небольшом городе Авиньо, и оттуда по тем землям пойдет учение мое. Но когда будешь идти сейчас в ночи, не оборачивайся, ибо устрашишься ты и лишишься жизни, не сделав предначертанное тебе»… И устрашился Павел слов Господа нашего и сколь мог быстрее пошел он из Рима прочь. И как стало светать уже, услышал он позади себя страшный шум, и земля застонала и загудела так, будто сотни ангелов разом дунули в трубы свои и ударили в кимвалы[34] свои. И устрашился Павел еще более, и упал на землю, и лежал недвижим, покуда не прекратилось сотрясение земли.

вернуться

32

Алоза — западноевропейская сельдь.

вернуться

33

Тиара — высокий, в форме яйца головной убор папы.

вернуться

34

Кимвал — древний восточный ударный музыкальный инструмент. Многократно упоминается в Библии.