Изменить стиль страницы

— В церковь сходи, Костя, Богу помолись — он добрый, он простит. А я злой, я не прощу, и лучше для тебя будет из города уехать. На стройку комсомольскую.

И такой запредельной жуть от голоса Совы потянуло, что невольно подслушавший его слова Гера обмочился. Не полностью, сдержаться сумел, чуть письнул в штаны, но ну его на фиг такое от Совы услышать в свой адрес. Лучше сразу ноги в руки и на ближайший поезд, куда подальше, на самую дальнюю стройку комсомольскую, чем потом идти как пластмассовый робот на батарейках, механически переставляя негнущиеся ноги. Сиплый так и шел, не по живому.

— У, суки, красные!

Гера от бессилия зарычал и с размаху ударил кулаком по обледенелой железной стенке гаража. Грохнуло гулко, обвалился с крыши снежный нарост. Выступили капельки крови на разбитых костяшках. Он лизнул языком солёные красные капельки и замер, прислушиваясь. Кто-то шел по заметённой снегом тропинке, и снег скрипел под его ногами.

«Вот и всё».

Руки Геры безвольно опустились, плечи сгорбились, и он беспомощно уставился на тёмную щель прохода в ожидании появления приближающегося человека.

— Здорово, морда толстая! Эк как тебя от мороза приколбасило! Чистый, мля, снеговик, только морковки и метлы не хватает! Давно меня ждёшь?

Появившийся из темноты веселящийся Длинный глубоко затянулся и щелчком отправил куда-то в сумрачное вечернее небо окурок. Гера проводил взглядом рукотворный метеорит и шумно выдохнул:

— Длинный! Длинный, тут такое дело…. Сова если узнает…

Он пытался сказать что-то еще, но не выдержал и заплакал. Заплакал надрывно, дёргаясь всем телом, с хлюпающим красной юшкой сломанным носом, размазывая слёзы, сопли и кровь по бледному лицу.

— Так, Гера, давай, б…ь, соберись! Ты чего как бикса тут развылся? Что случилось, говори толком!

Но Гера лишь взахлёб рыдал и нечленораздельно мычал сквозь частые всхлипы. Длинный смотрел на избитого приятеля и прикидывал, как поступить — вести этого рыдающего жирдяя сразу к Сове или сперва зайти с ним в пельменную на Мира? Время нормальное, семи ещё нет, сегодня там Татьяна на смене и у неё обязательно найдётся под прилавком припрятанная бутылка хорошей водки. Заставить выпить жирдяя — в себя пусть придёт, вон как трясёт его! И накатить грамм по полста самому — для храбрости, так как всё равно, хоть и не хочется, придётся вести Геру к Сове, дело-то явно непростое и очень серьёзное. Гнилое по ощущению, дело.

Я смотрел на стоящих передо мной понурившихся Геннадия Селькова и Антона Кошкина — Геру и Длинного и ждал, когда эти орлы наберутся храбрости начать рассказ о своём горе. Хотя, какие они орлы! Оба в снегу по самые воротники, алкоголем прёт за километр, глаза в сторону отводят, только что ножкой по бетонному полу не шаркают. Гера сильно избит и его левый глаз уже полностью заплыл. Медным пятаком тут уже не отделаешься, гематома качественная и, скорее всего, лопнули глазные сосуды. Кто же его так? У кого смелости хватило тронуть моего человека? Ладно, сам расскажет!

Злился я на них — сидел, ни кого не трогал, справочник по химии конспектировал и вот на тебе, на ночь глядя припёрлись две «матушки» ровно в половине одиннадцатого. Топтались, сопели и курили в подъезде минут пятнадцать, не меньше. Табаком здорово тянуло в квартиру. Алинка с Маринкой притащили с кухни табуретку и подглядывали за ними в глазок, периодически сменяясь и докладывая мне оперативную обстановку. Потом, наконец, решились позвонить. Длинный протянул руку к дверному звонку и тут я открыл дверь.

М-да, не ожидал того эффекта от своего появления — парней как тараном от двери отнесло. Гера испуганным зайцем метнулся по подъездной площадке, сунулся к выходу, но на полпути сменил направление и, обтирая плечом штукатурку на стене, вернулся на место. Длинный держался получше — лишь отшагнул назад и нервно вздрогнул.

Так, играть в молчанку и сверлить парочку взглядом мне надоело. Завтра в школу, портфель не собран, сёстры не уложены спать, а эти господа хорошие, похоже будет молчать до второго пришествия.

— Кто, что, где, когда? Длинный, рассказывай!

— Димыч, тут такая замутка, короче, образовалась нездоровая…..

Так, Димыч, не Сова. При таком начале рассказа мне стало ясно, что случившееся довольно важно и, оборвав движением ладони начавшего говорить Длинного, я приказал:

— Снег отряхнуть, в квартиру зайти! Быстро!

Не дело серьёзные вещи обсуждать на подъездной площадке — звукоизоляция у дверей советских квартир никакая.

Я отпил чай и покатал в ладонях тёплую кружку. Действительно, проблема и проблема с большой буквы. То, что отобрали товар и побили моего человека, это мелочь. Наши доблестные стражи порядка, сиречь милиция, уже осуществляли пару раз подобные демарши, и чуть побив и отобрав пару блоков дефицитного «Мальборо» или фильдеперсового «Кента» и рублей тридцать — пятьдесят отпускали мой персонал. Это дело житейское, заранее запланированные потери. Работа у людей такая, план, разнарядки и прочее, начальство строгое. Азамат меня предупреждал об этом и он же договорился о размере ментовской доли. Но в данном конкретном случае работала не милиция, и не сержанты с рядовыми ППСниками били Геру и отбирали у него товар. Другие люди Геру били. Неумело били, но жестко, старались — я такие вещи сразу замечаю.

— Он назвал своё имя, Гера?

— Да, Сова. Владимир Пугин, командир комсомольской дружины.

— Напомни мне ещё раз, что он велел тебе передать на словах и в этот раз постарайся не мямлить, а повторить слово в слово!

— Он… Он сказал — Гера в задумчивости наморщил лоб и завёл глаза к потолку. Я терпеливо ждал.

— Он сказал: «Комсомольский привет тебе, спекулянт и преступник, Сова!» — при этих словах Гера дёрнулся и испуганно посмотрел на меня. Я успокаивающе приподнял над пластиковой столешницей стола ладонь. Гера продолжил:

— Мы объявляем тебе беспощадную войну и клянёмся, что ни одна твоя поганая «шестёрка» не сможет больше спекулировать в нашем городе и нарушать законы нашей страны! И совсем скоро мы найдём тебя и покараем….

— Со всей революционной беспощадностью….. — продолжил я фразу Геры и со стуком поставил допитую чашку на стол.

— Ага. Почти так, Сова.

Гера удивлённо хлопнул единственным зрячим глазом и уткнулся в свою кружку с чаем. Я развернулся к Длинному:

— Так, Антон. Завтра обойдешь всех наших и дашь им задание — узнать всё об этом юном Робеспьере местного разлива. Как выглядит, сколько лет, где живёт, где учится, что ест, чем срёт и какого цвета у него трусы. Всё понятно?

Я внимательно посмотрел на Длинного. Понял по взгляду, что не подведёт, в лепёшку разобьётся, но сделает. Приятно осознавать, что твои предположения верны и подтянутый ещё год назад Длинный всё же стал верным мне человеком. Не правой рукой, нет, еще не совсем дотягивает, но мой, мой со всеми его потрохами. Я перевёл взгляд на Геру:

— Гера! Идёшь завтра в поликлинику в семнадцатый кабинет. Врача зовут Ольга Мартынова, скажешь от Артура Алексеевича ты. Запомнил? Хорошо. Получишь у неё без вызова ментов больничный и отдохнёшь пару недель. Думаю, что твоё родное ПТУ как нибудь переживёт твоё отсутствие.

— Хорошо, Сова, схожу. А ты что будешь делать?

— Я? Я буду думать.

— Не…. Я об этом…. Пугине. С ним ты, что делать будешь?

Гера на секунду замолчал, и словно бросившись в холодную воду с высокого берега, выпалил драматическим шёпотом:

— Убьёшь? Или как Сиплогов могилу живьём закопаешь?

Длинный судорожно фыркнул в чашку и, подавившись чаем, сдавленно закашлялся. Я похлопал его по спине и холодно произнес:

— Антон, проводи Геру домой, будь любезен. Видишь, человек не в себе, заговаривается. Возможно, у него сотрясение мозга и я думаю, что ему просто необходима твоя помощь.

Длинный понятливо кивнул и начал торопливо вставать из-за стола.