Через некоторое время, обстрел почти совсем прекратился и все, кроме сонно позевывавших наблюдателей, завернулись в шинели.

Глава 11. La garde meurt, mais ne cède pas!*

Бомбардировка к утру совершенно затихла.

Ларионов, разбуженный денщиком Власовым в шесть утра, облился водой, побрился и одел все чистое. Наскоро позавтракав солдатской кашей из котелка, заботливо обернутого 'Савельичем' в шинель, чтобы не остыла по дороге от полевой кухни до Николаевской батареи, где в казематах разместили большинство офицеров бригады и, выпив чаю, полковник умчался на Малахов курган.

Не услышав, с утра звуков канонады, Ларионов забеспокоился, или союзники изменили намерения и перенесли время атаки, или его данные были не верны, и штурма вовсе не

______________________________________________________________________

* - Гвардия умирает, но не сдается!(франц.)

будет. Очень не хотелось оконфузиться.

На кургане, находился уже вполне оборудованный артиллерийский наблюдательный

пункт. К приходу Ларионова, связь была проверена и фон Шведе, обменивался мнениями о предполагаемых действиях союзников с командовавшим на Малаховом кургане, капитаном второго ранга Керном Федором Сергеевичем.

Восходящее солнце било в глаза и мешало рассмотреть, что делается на вражеских батареях и в лагере. Но вот осмотреть позиции, которые вчера заняли его люди около редутов, Ларионову после короткого разговора с фон Шведе и Керном удалось вполне. Как и говорил Коростылев, накрытые сетями с травой окопы и пулеметные гнезда, были практически незаметны. Землю и камни использовали для обсыпки редутов, что выглядело вполне естественным. Дерн был не потревожен, и сливался с сетями.

'Премудрый карась! Как ловко все замаскировано, молодец!' - подумал полковник о командире саперов.

В половине восьмого на кургане появился капитан Гребнев. Он также был побрит, а усы благоухали фиксатуаром и торчали воинственными пиками. Ларионов пошутил, что пора по местной моде отращивать бакенбарды, на манер тех, которыми щеголял Керн.

- А усы такого фасона, Сергей Аполлонович, сейчас не в моде.

- Ничего! Сейчас не это главное, что-то наши 'друзья' помалкивают. Уж очень это подозрительно. Может, догадались?

Помрачневший Ларионов ничего не ответил и стал смотреть на вражеские позиции, сделав ладони 'козырьком' над окулярами бинокля. Тягостное напряжение нарастало. Начнут или не начнут?

* * *

В девять утра одновременно заговорили английские и французские орудия. Видимо на осадных батареях поменялись орудийные расчеты, и пушки заговорили с новой силой. Самый сильный огонь был направлен на Селингенский и Волынский редуты и Малахов курган.

На осыпаемых градом ядер и бомб укреплениях это вызвало вздох облегчения. Началось!

Сложив стереотрубы и дальномер, на Малаховом кургане все попрятались в блиндажи. У орудий остались только расчеты моряков, которые перезаряжая орудия с привычной сноровкой, оживленно отвечали врагу.

Из блиндажа Ларионов позвонил капитану Фатееву, поздоровался и поинтересовался, есть ли связь с батареей подполковника Маркова. Убедившись, что все в порядке, стал собираться на второй бастион, в гости к капитан-лейтенанту 36-го флотского экипажа Ершову. На самом деле Ларионов хотел поближе посмотреть на пулеметное гнездо в Килен-Балке. Гребнев увязался идти вместе. Его тоже очень интересовало, как обосновался 'Засадный полк'. Оставив скучать офицеров- артиллеристов в блиндаже, Ларионов и Гребнев стали спускаться к куртине, соединявший Малахов курган со вторым бастионом.

Вчера, вместе с диспозицией начальники дистанций, получили строжайший приказ Нахимова, о запрете нахождения лишних людей под обстрелом:

'...всем начальникам священную обязанность, на них лежащую, именно предварительно озаботиться, чтобы при открытии огня с неприятельских батарей не было ни одного лишнего человека не только в открытых местах и без дела, но даже прислуга у орудий и число людей для различных работ были ограничены крайней необходимостью. Заботливый офицер, пользуясь обстоятельствами, всегда отыщет средства сделать экономию в людях и тем уменьшить число подвергающихся опасности. Любопытство, свойственное отваге, одушевляющей доблестный гарнизон Севастополя, в особенности не должно быть допущено частными начальниками... Я надеюсь, что господа дистанционные начальники войск обратят полное внимание на этот предмет и разделят своих офицеров на очереди, приказав свободным находиться под блиндажами и в закрытых местах. При этом прошу внушить им, что жизнь каждого из них принадлежит отечеству, и что не удальство, а только истинная храбрость приносит пользу ему ...'*.

'Лишних' не было видно, но все равно уже несли вниз, к подножию кургана, раненых и убитых.

* * *

В три пополудни, когда по плану разработанному для обмана союзников, уже давно смолкли орудия батарей Малахова кургана и редутов, Ланкастерская батарея англичан, состоявшая из сорока восьми орудий, вместе с французскими батареями правого фланга перенесли огонь на Камчатский люнет.

Восстановленные за ночь неимоверными усилиями фасы укрепления, стали напоминать подушку, которую рубят целым десятком сабель.

'Не было бы счастья, да несчастье помогло', имея в виду прибытие бригады, сказал генерал Хрулев, глядя на избиваемый разрывами бомб люнет. Ругая гибельное, совершенно бессмысленное распоряжение Жабокритского, так легко одобренное Остен-Сакеном двадцать второго мая, и включенное в диспозицию, вновь назначенный начальник войск Корабельной стороны, Хрулев, втихомолку переходил на совершенно извращенные способы описания умственных способностей сказавшегося больным предшественника.

Присутствовавший при этом начальник четвертой дистанции, командир первой бригады девятой пехотной дивизии генерал Юферов, только удивленно крякал, услышав особенно заковыристый оборот.

Подтверждая мысли Ларионова о расхождении происходящего с историческими данными, сигнал, взвившейся ракетой над редутом 'Виктория', появился в пять часов пополудни вместо шести. Осадные батареи смолкли и в атаку устремились назначенные к штурму батальоны.

* * *

Из письма капитана первого ранга Юрковского.

'У нас на кургане живет одна из сестер милосердия, зовут ее Прасковьей Ивановной, а фамилии не знаю... Бой-баба такая, каких мало!.. Солдаты с радостью дают перевязывать ей свои раны... А как странно видеть под ядрами женщину, которая их нисколько не боится...'

Воспоминания лейтенанта Жерве.

'Да, ночь эту я никогда не забуду. Работа была у нас ужасная; по крайней мере 2000 человек толпились на маленьком пространстве, чтоб достать несколько земли для заделывания повреждений от денной бомбардировки; а в это время буквально не проходило минуты, чтоб не раздавался выстрел... Самая жаркая и спешная работа была на моей батарее, которую разбили ужасно. Я не помню, чтоб все предыдущие бомбардировки были, хоть мало-мальски похожи на эту; в этот раз был решительный ад. Это видно было, что они готовились к чему-то необыкновенному... Поверите ли, друзья мои, что штурм в сравнении с бомбардировкой веселое дело... все-таки лучше, чем хладнокровно смотреть, как одной бомбой вырывает несколько десятков человек. Никогда не забуду я этот случай, когда в эту бомбардировку у меня на батарее разворотило одну амбразуру; я, подойдя к ней, заставил прислугу, состоявшую из девяти человек, поскорее поправить, чтоб через самое короткое время орудие это могло

____________________________________________________________________

* - Подлинный приказ Нахимова.

действовать. Они принялись за работу, и я некоторое время следил... потом пошел к другому орудию, чтоб посмотреть, хорошо ли там стреляют; не успел я отойти несколько шагов, как вдруг слышу крик; обращаюсь назад, и что же вы думаете? Всю прислугу положило... бомбой насмерть... Одним словом, в тот день я насмотрелся таких сцен, что не мудрено, если в 30 лет состаришься...'