чтобы я стал моряком. Ну а куда на море без английского языка?

- Ну да, 'мастерская мира', 'владычица морей'...

- Вот, вот. Когда в пятнадцатом начался 'снарядный голод', меня как знающего английский язык, выдернули из оперативного отдела второй стрелковой, и отправили в Париж, к графу Игнатьеву в помощники.

- Почему именно Вас послали?

- Я ведь Михайловское артиллерийское окончил. Вот, про меня и вспомнили.

- А я думал, Вы из пажей, видел у Вас на портмоне мальтийский крестик*. Еще удивился, почему не на кителе.

- Это мы с начальником штаба дивизии поменялись значками. На память об одной атаке.

- А я, уже приготовился Вам, юнкерскую спеть, я ведь Павловское кончал:

- С тех пор как юнкерские шпоры

Надели жалкие пажи,

Пропала лихость нашей школы...-(с)

- Да, смешно. Но я про павловцев, тоже знаю один стишок. Правда, Морского корпуса. Когда был в отпуске, у отца, к нам как раз приходил гардемарин, за сестрой ухаживал. Дословно не помню его рассказ, примерно так: их новый директор заметил, что установился некий порядок. Женщины рожают, павлоны, занимаются шагистикой, а гардемарины изучают науки и пьют водку. Такой порядок его не устроил, и он решил:

Порядок правильный, толковый,

Немедля в мире учредить,

Чтобы всем дамам водку пить,

Павлонам, средь мучений,

Детей производить,

А в корпусе Морском,

Во вред морским наукам,

Ввести пехотный строй,

Учить павлонским штукам. (с)

- Тоже смешно.

- Я продолжу?

- Конечно.

- Мы тогда только из боев под Варшавой на пополнение вышли. В полках, где по четыреста штыков, где около тысячи. Шестой стрелковый еще на позициях оставался. Только очухиваться стали, как случай произошёл. Немцы применили удушающие газы. Я был свидетелем как с позиций пришел наш солдат-татарин, отравленный. Принес замок с 'Максима' и надульник. Последнее, что сказал: 'Все по присяге, Коран целовал...'**. И представляете, во Франции, во время приемки снарядов, которые мы буквально на коленях выпросили у французов, мне их офицер вдруг говорит: 'Вам не надо было давать этих снарядов, нам не хватает самим, ведь наши потери больше'. Говорю ему про то, как наши солдаты буквально засыпаются германскими 'чемоданами', цифры потерь называю, но чувствую, он мои слова не воспринимает и уже закипаю. Он мне в ответ: 'По культурности и развитию, русские и близко не стоят рядом с уровнем французов. Россия, понесла бОльшие людские потери, но это невежественная бессознательная масса, а у французов бьются молодые силы, проявившие себя в искусстве, науке, люди талантливые и утончённые. Сливки и цвет человечества, - и с этой точки зрения наши потери неизмеримо выше русских'*. Тут у меня солдат-татарин перед глазами встал...

- И ...?

________________________________________________________________________

* - Нагрудный знак выпускника Пажеского корпуса.

** - Подлинный случай.

- Дал пощечину. Когда нас растащили и разобрались, французы извинились, а меня быстренько отправили в Россию, от греха подальше, и чтобы глаза союзникам не мозолил. 'Мариновали' при артиллерийском управлении, надоело страшно, и я ухватился за

первую же вакансию, чему теперь очень рад.

- Я бы тоже дал. А может и не пощечину. Сергей Аполлонович, а давайте на 'Ты' перейдем?

- На сухую как то не принято...

- А мы выпьем понарошку, знаете, как дети говорят?

- Знаю.

Они скрестили руки и 'выпили'. А потом троекратно расцеловались.

* * *

Построение и принятие присяги, полком и приданными ему подразделениями, хоть и производились, по военному времени, без выноса знамени, но все равно были торжественно-красивыми. Отец Зосима, сиял праздничным облачением, звуки оркестра сыгравшего марш 'Под двуглавым орлом' и Государственный гимн, раздавались совсем как в мирное время.

Ларионов вышел в середину каре и произнес несколько слов, призывая солдат несмотря ни на что исполнить свой долг.

- Враг топчет Русскую землю! Сейчас каждый да исполнит свой долг. Не посрамим имени Русского! Да будет оно так же грозно, как и в былые годы, да не остановят нас ни преграды, ни труды и лишения!

Отец Зосима отслужил молебен о даровании победы. Над стоящими рядами вознеслась молитва исстари сопровождавшая русское войско на битву:

'Спаси Господи, люди Твоя

И благослови достояние Твое,

Победы Благоверному императору Александру

И христолюбивому воинству нашему на супротивные даруя,

И Твое сохраняя крестом Твоим жительство'.

Последовала молитва при нападении врагов,

'Скоро предвари, прежде даже не поработимся врагом,

Хулящим Тя и претящим нам, Христе Боже наш,

Погуби Крестом Твоим борющия нас,

Да разумеют, како может православных вера,

Молитвами Богородицы, Едине Человеколюбче'.

Потом полковой священник торжественно произнес тропарь Богородице:

- Богородица Дева, радуйся, Благодатная Мария, Господь с Тобою. Благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего, ибо родила Спасителя душ наших. Святая Мария, Матерь Божия, моли о нас, грешных, ныне и до самого смертного часа. Аминь.

Торжественное прохождение было под 'Марш Преображенского полка'.

* * *

Карпова хоронили под высокой сосной в версте от берега. Казаки на полотенцах опустили простой гроб в могилу, и под щелчки спускаемых курков стали забрасывать

_______________________________________________________________________

*- Подлинное высказывание посла Франции в России М.Палеолога.

землей. Отец Зосима переодетый в скорбный, для похорон, наряд, торжественно говорил слова чина погребения:

- Господь, упокой душу скончавшегося раба твоего Матвея в месте света, блаженства, мира, где нет никаких мук, скорбей и душевных страданий. Как благий и человеколюбивый Бог, прости ему всякое согрешение, совершенное им или словом, или делом, или мыслью, потому что нет человека, который провел бы земную жизнь без греха.

Присутствующие крестясь, пели хором:

- Святый Боже, святый крепкий помилуй нас!

- К какой жизненной радости не примешивается скорбь? Какая слава держится непоколебимо? Одно мгновение - и все уничтожается смертью! Но Христе человеколюбивый, упокой того ты воззвал от нас...

... Все человеческое - суета, что нейдет дальше смерти; богатство, слава - только до могилы...

... О, поистине все - суета и пустота. И исчезнем, все мы умрем: цари и холопы, судьи и притеснители, богатые и нищие. Будем молиться, чтобы Господь успокоил всех.

Наконец отец Зосима вместе с несколькими солдатами, спели 'Отче наш'.

При похоронах любого военнослужащего, независимо от чина, полагалось надевать парадную форму, но из-за того, что ее просто не было, офицеры, у кого были, надели все ордена.

Стоявшие рядом прапорщики третьей роты Колобков и Парамонов вполуха слушающие службу чтобы не пропустить места где нужно было со всеми крестится, тихо шептались:

- Ты понимаешь Колобок, я, почему не хочу, у меня там Таня, невеста осталась.

- Хоти не хоти, а все равно ничего не получится. Будешь сидеть в этом лесу? Сколько?

- Сколько нужно!

- Тс-с-с! Тихо ты!

- Сколько нужно, столько и просижу.

- Дурак ты!

- Сам дурак, я не хочу, чтобы так было: я глубокий старик, а она только родилась.

- Ты сам подумай, тебя на фронте могли убить?

- Ну, могли.

- Вот и считай, что убили. И вообще, сам только что сказал, она еще не родилась. Так к кому ты побежишь? А если вздумаешь дезертировать, я первый ротному доложу.

- Подлец!

- Я-то не подлец, а вот тот, кто хочет накануне боя сбежать, тот трус и подлец. Сам посуди, какие возможности, Аляску еще не продали! Вот победим, и за золотом поедем! Или в южную Африку, за алмазами. Ведь еще даже телефон не изобрели! Вот и изобретай!