- Ты не понимаешь.

   - Конечно, я не понимаю. Куда мне. - за пологом шатра шел дождь, один из тех, осенних, долгих, которые наводили тоску, выматывали душу и порождали странные мысли. В них не оставалось места для войны, зато был овраг, полный осклизлых отяжелевших листьев и скрытая под ними могила.

   Найти бы.

   Овраг недалеко... а в сундуке Янгара лежат сапожки из красной мягкой кожи и каблуки посеребренные, со звонкими подковками.

   Спросить про могилу?

   Кейсо вновь глянет с жалостью и отговаривать будет...

   ...но ведь овраг недалеко.

   А Олли Ину остался.

   Он был рабом, но относились к нему, как к гостю. И Кейсо взял за обыкновение пропадать в синем шатре, проводя с Олли многие часы. Это было похоже на предательство и несказанно злило Янгара, до огненных мошек перед глазами, до бешенства, подступающего к горлу и желания убить.

   Пожалуй, хорошая битва помогла бы избавиться от ярости, но осенние ливни приглушили пламя вражды. Отступил Тридуба к Лисьему логу, уводя остатки своих людей. Янгар же, вместо того, чтобы двинуться по следу, ждал.

   Чего?

   Он сам не знал.

   Война эта вдруг показалась пустой, лишенной всякого смысла. И медлил Янгар. И все чаще, пытаясь сбежать от самого себя, он уходил в лес.

   К оврагу, ныне заполненному гнилыми листьями.

   Водой.

   И памятью.

   Он пытался найти могилу, однако не преуспел. Почти переломив себя готов был задать вопрос Кейсо, но заглянул в глаза и промолчал. Да и так ли важно, где лежит тело, если душа уже давным-давно пересекла порог? И надо было отпустить ее, но...

   ...в овраге Янгару становилось легче.

Глава 19. Маленькая медведица

   В тот день, когда Янгхаар меня спас, шел дождь.

   Вообще дожди зарядили давно, наполнив некогда столь уютный лес сыростью. Вода смешала запахи и вымочила листвяные ковры.

   Лес засыпал.

   И прежде такой уютный, стал чужим.

   Серое небо лежало на пиках ветвей. Пил влагу лесной мох. И каждый шаг мой отзывался всхлипом, словно бы лесу тяжело было держать мое неуклюжее медвежье тело. А человеку в нем вовсе не было места. Пусть бы холода я не ощущала, да и болезни людские были мне не страшны, но чем дольше пребывала я в медвежьем обличье, тем более неуклюжим слабым казалось собственное тело.

   Ветви цеплялись за волосы. Острые сучья норовили разодрать кожу, да и старая паутина липла к ней, словно желала поймать. Лишь Горелая башня была рада мне-человеку.

   Осенний лес желал видеть медведицу.

   Как я вышла к оврагу?

   Не помню.

   Просто шла, перебираясь с тропы на тропу, пытаясь справиться с одиночеством, которое стало совершенно невыносимым, и слушала жалобы ветра. Ему тоже было холодно и мокро.

   Я не сразу узнала место.

   Овраг. Черно-бурый покров гнилых листьев. Ручей, разбухший на осенних дождях, грязен. И корни деревьев торчат из глиняных стен. Вода устремляется вниз, вырезая на мягкой плоти земли узоры.

   Я не собиралась спускаться.

   И оставаться сколь бы то ни было надолго. Я уже развернулась, чтобы уйти, когда раздался лязг. А в следующий миг я заревела от внезапной боли. Железные зубы вонзились в мою лапу, пробив и мокрую шерсть, и кожу... Я рванулась, поднялась на дыбы, пытаясь стряхнуть капкан, но струна цепи прочно привязала его к старому дубу.

   Холодное железо не собиралось отпускать добычу.

   Я металась, дергалась, пыталась добраться второю лапой до скрытой пружины или хотя бы расшатать цепь. Но металл лишь крепче впивался в плоть.

   И цепь держала прочно.

   От обиды и боли мне хотелось плакать.

   А потом я увидела Янгара.

   Он шел по краю оврага, ступая беззвучно, словно и не человек - призрак. Вода стерла и его запах. Вымокли черные косы, прилипли к спине. Пропиталась влагой одежда. И лишь острие копья в руке блестело ярко.

   Заметив меня, Янгар остановился.

   Копье поднял.

   Ударит?

   Ударит. Мне ли сомневаться...

   Ближе только подойдет, чтобы наверняка.

   И он шел. Я же наблюдала.

   Шаг. И прогибается плотный листвяной ковер, выпуская мутную влагу. Всхлипывает моховая подушка, попав под сапог. Оседают брызги грязи на черном сафьяне.

   Еще шаг. Полусогнутые колени. И рука поднимается для удара. Идет складками влажная кожа, а с локтя бежит водяная дорожка.

   И снова шаг. Ближе. Коса соскальзывает с плеча и переваливается, ложится на грудь широкой лентой. Янгар раздраженно отбрасывает ее назад.

   Глаза его по-прежнему черны.

   А на щеке свежая ссадина... лес оставил?

   Надо обернуться.

   ...успеть до удара.

   ...сказать.

   ...что сказать?

   Оборотня в живых точно не оставят.

   Но Янгар, оборвав нить взгляда, вдруг опустил руку.

   - Никогда не видел зеленоглазых медведей, - сказал он, и я заворчала, отползая под низкие ветви крушины. Лишенные листьев, они были плохим укрытием, да и цепь не отпустит далеко.

   - Спокойно, девочка, - Янгар медленно наклонился и положил копье на листья.

   Он не собирается бить?

   - Ты еще маленькая, верно? И тебе больно, - он говорил ласково. И приблизился еще на шаг. Теперь, пожалуй, я могла бы добраться до него.

   Ударить.

   Лапой по лицу. Наотмашь.

   Плети у меня нет, но есть когти. И разве не справедливо ответить ударом на удар?

   Я легла на листья и прижала уши. Шерсть на загривке поднималась дыбом, и рычание предупреждало Янгара: не подходи.

   - Боль - это плохо, - он опустился на колени. - Я знаю. Мне часто ее причиняли.

   Он остался прежним.

   И изменился.

   - Когда больно, хочется отплатить тем же, не важно, кому... я платил.

   Сняв с плеча сумку, Янгар вытащил кусок вяленого мяса и нож. Движения его были плавными, медленными. И я не сводила взгляда с его рук, а он - с меня.

   Мы оба не верили друг другу.

   Но почему он разговаривает, вместо того, чтобы просто добить?

   - В это время года медведи уже спят, - Янгар отрезал узкую полоску мяса и бросил мне. - Но с тобой что-то случилось?

   Он спросил и сам себе ответил.

   - Случилось... ты очень... странная медведица.

   Следующую полоску Янгхаар отправил в рот. И жевал с весьма сосредоточенным видом. Вот что он делает? Неужели полагает, будто зверя так легко приручить?

   И сама не зная, зачем, я поддержала игру.

   Дотянувшись до мяса, подобрала его. Соленое. Терпкое... с ароматом дыма, который мне-медведице не нравится, а вот у меня-человека будит воспоминания.

   ...давно, еще в Лисьем логе, который уже почти стерт из моей памяти, я ходила в ночное. И пусть бы у общего костра меня не рады были видеть, но я раскладывала собственный. Помню прекрасно и черную гладь пруда, к которому лошадей водили на водопой, и луг с его высокими травами, сочными, терпкими ароматами, и пламя, что плясало на тонких веточках. Звон комарья. Дым. И опаленный со всех сторон кусок хлеба, вкуснее которого в тот момент не было лакомства.

   Помню тишину.

   И лошадей, что разбрелись в ночи.

   И голоса, запахи... мир...

   ...надо же, я действительно стала забывать, каково это - быть человеком.

   - Умница моя, - Янгар придвинулся чуть ближе и отрезал еще ломоть. - Я хочу тебе помочь.

   Почему?

   И он услышал незаданный этот вопрос.

   - В последнее время все запуталось, - Янгар вытащил и хлеб, мятый, промокший и крошащийся. - У меня с вашим родом не ладится... всякий раз шрамы остаются. Показать?

   Я кивнула, прежде чем сообразила, что обычному медведю не полагается понимать человеческую речь. Однако Янгар не увидел ничего необычного. Положив кусок хлеба рядом с моей лапой, он расстегнул куртку. Как я и предполагала, промокла она насквозь. И белая некогда рубашка прилипла к коже. Но Янгар рубашку задрал.

   - Видишь? Это старые отметины... мне тогда было десять.