— Как вы думаете, если вместо обоев положить шпалеры розового дерева, не будет ли это слишком вызывающе?

— Полагаю, что ваш совершенный вкус, леди, подскажет вам верное решение. — Уолтер переглянулся с Джорджем и указал пальцем куда-то в сторону дверей. О нет, им не следует уходить.

Джорджианна не справится одна!

— Пойдем, милая, — сказал Джордж, разжимая пальцы. — Пойдем в…

— …малую гостиную?

— Конечно.

— Пусть подадут чай.

— Обязательно.

— И бренди.

— Да, милая.

Уолтер исчез, а появился вновь с человеком, чей вид привел Джорджианну в изумление. Разве бывают люди настолько огромные? И эта обритая голова, расчерченная мелкими шрамами выглядит… странно. А нос у него распух, и верхняя губа тоже, а на лбу виднелась красная ссадина.

Просто кошмар!

Но вот сюртук на госте был поразительного нежно-лилового оттенка, удачно гармонировавшего с заплывшим левым глазом.

— Добрый день, — сказала Джорджианна новому гостю, раздумывая над тем, что знакомые Уолтера Баксли чересчур уж эксцентричны.

Она хотела протянуть руку, но вдруг покачнулась и поняла, что падает. Поймали.

— Куда нести? — осведомился человек и добавил вежливое: — Сэр.

Что ответил лорд Фэйр, Джорджианна не слышала. Она думала о новых обоях: нежно лиловых с серебряным узором. Павлиньи перья. Определенно.

— Глава 46. О непредвиденных последствиях неожиданных поступков и пользе сюрпризов

Оно, конечно, глупо было думать, что с замком выйдет незаметненько, хотя Минди и сама не предполагала, что штучка, сделанная наспех, настолько громко хлопнет. И дымом потянуло едким, пороховым. От дыма Минди расчихалась, а сволочь Дайтон вежливо так пожелал:

— Будьте здоровы, леди. И будьте так любезны сесть.

Фигу ему, а не сесть! Он хоть и мужик, и с пистолетом, но щуплый. А Минди — девушка очень даже крепкая. И рисковая. Папенька когда-то так и сказал, что, мол, во всей Калифорнии не найдется второй такой же авантюрщицы.

И Минди, вооружившись ведром, шагнула навстречу злу.

Зло хмыкнуло и спустило курок. Громыхнуло. Из потолка пырснуло каменной крошкой и белой пылью.

— Не стоит, леди, — предупредил Дайтон. — Вы имели возможность убедиться, что я спокойно выстрелю в женщину.

Вот уж точно ублюдок! Да только какая разница, сейчас помирать или опосля? Сейчас даже бы лучше, потому как Минди вот уж совсем не желала бултыхаться в одной из этих стеклянных бочек, точно дохлая селедка.

Конечно, вообще было бы лучше, если б Дориан приложил этого урода по черепушке чем-нибудь… ну хотя бы лотком с печенкой.

Мерзость какая!

Дориан стоял, выжидая. Дайтон целился. Минди прикидывала, как бы половчее ведром кинуться.

— По-моему, нынешняя ситуация отдает пошлым фарсом, — прокомментировал Дайтон, опуская пистолет. — Знаете, леди, мне действительно жаль, что…

Минди с визгом кинулась вперед, метя ведром в голову гада. Он же сделал шаг в сторону и, схватив Минди за волосы, дернул так, что слезы из глаз сыпанули. Вторая рука сжала запястье, и Дайвел гораздо более жестким, чем прежде тоном, произнес:

— …что вы настолько несговорчивы.

— Отпустите девушку!

— Бросьте ведро, — рявкнул Дайтон. — А вам, Дориан, лучше отойти. Уж извините, но я вам не доверяю.

Минди сцепила зубы. Не будет она реветь и о пощаде умолять. И ведро не выпустит, потому что… а просто не выпустит и все!

— Френсис, ваше поведение…

— …не соответствует канонам изящности?

Отпустив волосы, Дайвел вывернул руку, заставляя наклониться.

— Брось, Дориан. У нас с тобой не так много времени осталось.

Минди все-таки закричала, не от боли в плече, которое точно вот-вот выломается, а от злости и беспомощности. Она дергалась и пиналась, но каблучки скользили по ткани, а хватка Френсиса только жестче становилась.

И все-таки у Минди получилось вывернуться.

Почти получилось.

Пальцы вдруг разжались, отпуская, а на голову упало тяжелое. Наверно, потолок.

Минди всхлипнула и комом осела на пол. Дайтон же, перекладывая пистолет в другую руку, заметил:

— Для девушки же лучше будет просто полежать.

Наклонившись, он прощупал пульс.

— Жить будет.

Рваная рана на голове сильно кровила, заливая щеку, шею и плечи девушки. Френсис, взяв со стола полотенце, прижал.

— К слову, почему ты не стал нападать? Испугался?

— Нет. И да. За нее — да. За Эмили — да. За себя — нет.

Надо же какая самоотверженность. Вопрос, надолго ли ее хватит. И Дайтон, указав пистолетом на тело, попросил:

— Положи ее… куда-нибудь положи, чтобы не мешала.

Дориан поднял тело осторожно. Несмотря на кажущуюся щуплость, он был довольно силен. Неприятно. Почти также неприятно, как и его спокойствие, какового не должно было быть.

Френсис смотрел на то, как Дарроу устраивает подружку на скамье, нежно стирает кровь с виска и руки складывает на груди. А после становится между девицей и револьвером.

Жаль, что он не сволочь. Было бы легче. А хронометр в руке щелкал, отсчитывая секунды чужой жизни.

Почему-то все было не так, как должно бы.

— Итак, Дориан, у нас есть минута-две, чтобы обговорить условия нашей сделки.

— Девушки должны остаться в живых.

Сглотнул и вцепился в пуговицу как в спасательный трос.

— Идет, — ответил Френсис, вглядываясь в лицо того, кого старательно ненавидел. Пожалуй, слишком уж старательно, чтобы оно было правдой.

Дориан, видимо, не ждавший согласия, растерялся. А на хронометре стрелка подобралась к заветной цифре. Уже скоро… совсем скоро.

Эхо взрыва донеслось ударом ладоней о стекло. Ноготки скользнули в тщетной попытке вцепиться в гладкую стену. Голова запрокинулась, губы раскрылись и вспухший язык выдавил трубку из горла. Нить пузырей устремилась к крышке.

— Господи! — Дориан, забыв обо всем, метнулся к капсуле, прижался, пытаясь сдвинуть с места.

Это он зря. Френсис в свое время позаботился о том, чтобы прочно закрепить оборудование.

Девочка достигла дна, сложилась вдвое и, оттолкнувшись в судорожном порыве, поплыла вслед за пузырьками. Прощай, Суок-золотая рыбка. И прости за ложь: ты так и не добралась до бала.

— Да помогите же! — отчаявшись опрокинуть капсулу, Дориан ударил по ней кулаками, затем ногами, но толстое стекло держало удары, лишь желтый мед раствора дрожал.

— Успокойся, — приказал Френсис, но впервые его приказ был проигнорирован. Безумец-Хоцвальд метнулся к столу, схватил молоточек и принялся лупить им капсулу.

Хрустальный звон заполнил помещение.

— Успокойся, Дориан, она уже мертва.

Матрица еще дергалась, но вот из ушей, рта и прочих телесных отверстий хлынула кровь. Точно чая в молоко плеснули. И бурый цвет скрыл очертания фигурки.

— Помогите! Пожалуйста!

Он так ничего и не понял.

Френсис подошел и, одним ударом выбив молоток из рук, отвесил пощечину.

— Успокойся, дурак. Она очнулась уже мертвой. И даже если бы ты вытащил ее, ничего не изменилось бы. Резкое отключение сжигает мозг.

— Зачем? — Дориан прислонился спиной к капсуле и закрыл лицо руками. Вечно они прячутся от мира, но на сей раз не выйдет: мир будет настойчив в своем желании побеседовать с князем.

— Я хочу все изменить. Для этого я должен подняться очень высоко. И ты мне поможешь. Ты ведь не хочешь, чтобы твоя сестра умерла? И уж точно не хочешь, чтобы она умерла вот так?

Кивок.

Маленькая Суок опустилась на дно и выглядела очень мирно. Пожалуй, поза ее — колени прижаты к груди, руки сложены — растрогает тех, кто будет обыскивать это место.

— Мне нужна твоя жизнь, а не ее.

Еще один кивок. И ломкое:

— Мне написать признание? Давай бумагу. Перо. Диктуй. Я готов.

Смешной маленький мальчик, который мечтает подняться в воздух и не желает видеть того, что по земле ходить куда сложнее, чем по облакам.