Раскопками Поике руководил Смит, и для начала он заложил в нескольких выемках разведочные шурфы. Утверждение пасхальцев, что речь идет об искусственном сооружении, сразу подтвердилось.

Используя место, где встретились два лавовых потока, древние строители углубились в породу. Вынутый грунт они складывали так, что сверху выемки защищались валами. Попавшие в этот грунт угли из небольшого костра позволили нам произвести радиокарбонную датировку, которая дала цифру 386 год плюс-минус 100 лет. Выходит, что люди жили на Пасхе но меньшей мере на тысячу лет раньше, чем говорили исследователи, считающие, что первые обитатели острова пришли из Азии. После завершения рва он был надолго заброшен, его наполовину занесло песком и делювием. Выше этого слоя лежат пласты красной и черной золы — след огромного жаркого костра. Угли из него при радиокарбонной датировке дали примерно 1670 год — замечательное совпадение с датой 1680 год, которую вычислил, исходя из местных преданий, Энглерт (Smith, 1961, р. 385–396, pl. 66). Но и после наших раскопок некоторым этнологам, не бывавшим на острове Пасхи, настолько трудно было согласиться с преданиями островитян, что они выдвинули гипотезу, будто ров Поике не оборонительное сооружение, а ряд выемок для выращивания бананов, где собиралась стекающая по склону дождевая вода. Однако такая попытка опровергнуть предания не выдерживает критики, ведь каждая выемка огорожена сверху валом, который как раз отводил воду в сторону.

Итак, экспедиция установила, что ров и впрямь был искусственным и что предания верно указывали, где и когда горел костер. И вероятно, это открытие произвело на пасхальцев особенно сильное впечатление.

Пока я обеспечивал повседневную работу на перечисленных объектах и изучал подъемный материал, пасхальцы поделились с нами сведениями, которые мы тут же проверили на практике. Так, четыре престарелых брата Пакарати, сыновья проповедника Николаса Пакарати, которому миссионеры поручили вести церковные службы, связали из камыша тотора и показали нам в действии плавучие средства — от напоминающего бивень плота пора, употреблявшегося в состязаниях за титул птицечеловека, до больших серповидных лодок, на каких выходили в открытое море рыбаки (цв. фото XV).

По совету все того же Энглерта, я обратился к бургомистру деревни, Педро Атану, чей дед, Атаму Тупутахи девяносто лет назад называл имена своих предков вплоть до длинноухого Оророины. Среди своих родичей, которые тоже слыли потомками длинноухих, Атан отобрал одиннадцать помощников, чтобы подтвердить правдивость передаваемых из поколения в поколение рассказов о том, как предки высекали, перетаскивали и воздвигали исполинские длинноухие статуи. На вопрос, почему же прежде никто не рассказал об этом посетителям острова, бургомистр ответил, что никто из них не спрашивал его. После ночного ритуала с диковинным пением и плясками (фото 184 f), призванного обеспечить успех в работе, Педро Атан и его товарищи вооружились собранными в отвалах базальтовыми рубилами и приступили к показу, как в стене кратера Рано Рараку высекали статуи. По темпам работы можно было заключить, что на изготовление одной статуи понадобился бы год. Затем 180 приглашенных из Хангароа пасхальцев под руководством Атана, с помощью веревок, на деревянных салазках в виде плуга, протащили по равнине изваяние средних размеров. И наконец, всем на удивление, двенадцать потомков длинноухих сумели поднять на три метра двадцатипятитонного истукана и установить его на аху Атуре-хуки в Анакене, с которой он был низвергнут во время воин Хури-моаи. Деревянными вагами статую чуть заметно раскачивали то с одной, то с другой стороны и все время подкладывали под нее камни, сначала поменьше, потом побольше. Гора камней понемногу росла, и наконец исполин выпрямился. Способ настолько же неожиданный, насколько простой и эффективный. Двенадцать человек управились с грузным великаном за восемнадцать дней; до тех пор все ученые предполагали, что статую втаскивали на рампу, а уже с нее опускали на аху, и для этого требовалось множество людей (Heyerdahl, 1958, ch. 5; Skjolsvold, 1961, p. 366–372, pis. 60–61).

Камни, использованные для подмащивания, убрали, и впервые со времен Хури-моаи вновь на своем аху утвердился могучий истукан. Он стоял спиной к морю, возвышаясь над палатками, словно ориентир; глубокие глазницы отличали его от незаконченных статуй у подножия карьеров. Установка изваяния произвела сильное впечатление на нас и, конечно же, подействовала на психологию островитян, которые привыкли видеть статуи лежащими ничком на земле. Лишь по рассказам дедов знали они, что некогда все истуканы стояли на аху, и вдруг на глазах у них один великан поднялся, изменив пейзаж Анакены (фото 9).

Но мере того как продвигались работы археологов и эксперименты самих пасхальцев, мы стали замечать странную перемену в поведении наших рабочих, которая затем и привела к тому, что поднялась завеса над тайной пещер. Остерегаясь краж, мы обнесли наш лагерь в Анакене оградой — простой веревкой. По полинезийскому обычаю, территория лагеря была объявлена табу для незваных гостей. Поначалу эта мера не оправдалась, в первую же ночь из деревни явились на конях гости и унесли веревку, а заодно и кое-какое имущество, лежавшее около палаток. На другой день губернатор назначил двух вооруженных стариков сторожами, однако последующие события сделали эту меру излишней. Растущее суеверие пасхальцев удерживало их от дальнейших краж в нашем лагере, даже когда мы иной раз оставляли его совсем без присмотра.

Первым о пещерных тайниках с нами заговорил один из двух сторожей — Касимиро. Воздав должное нашей кухне и сигаретам, он через несколько дней решил отплатить за гостеприимство ценными, на его взгляд, сведениями: юными парнишками он и второй сторож, Николас Пакомио, вместе с отцом Касимиро однажды побывали на островке Моту-нуи. Старик велел им сидеть на месте и ждать, а сам исчез за скалами, направляясь в подземный тайник. Оба помнили, что сперва он испек курицу в уму, причем только ему можно было стоять там, где поднимался пар из земляной печи. Оттуда он нарочно пошел в ложном направлении, чтобы сбить ребят с толку. Теперь Касимиро вызвался показать нам, где все это происходило; правда, входа в тайник он не знал, вход был искусно замаскирован камнями. Памятуя опыт предшествующих исследователей, мы сперва решили воздержаться, а когда через несколько месяцев напомнили Касимиро про обещание, он всякий раз, когда мы спускали на воду катер, чтобы идти на Моту-нуи, исчезал под каким-нибудь хитроумным предлогом. Позднее нам удалось взять с собой на островок Пакомио, но его указания были настолько неопределенными, что поиски ничего не дали. Правда, он показал нам пещеры, в которых побывали члены экспедиции Раутледж.

Через несколько недель, после того как мы отвергли предложение Касимиро, Арне Шёльсволд покинул базовый лагерь и поставил свою палатку в кратере Рано Рараку, где затем четыре месяца руководил раскопками в мастерской древних ваятелей. Помимо разместившихся в пещере по соседству рабочих он пригласил на должность бригадира и своего помощника одного из наших двух сторожей — старика Пакомио, сына той самой прорицательницы Ангаты, чьи видения подняли пасхальцев на бунт во время визита Раутледж. Шёльсволд но один месяц жил в тесном контакте с островитянами, и однажды он познакомил меня со своими записями, где говорилось:

«Вскоре после того, как я обосновался внутри вулкана Рано Рараку, ко мне однажды вечером, когда стемнело, зашли Хосе Пате и старик Пакомио. Они повели речь о ронго-ронго и пещерах, и оба заверяли меня, что на острове очень много тайников с необычными предметами. Преобладают каменные скульптуры, но есть и деревянные изделия. В некоторых пещерах, возможно, даже сохранились дощечки ронго-ронго. Примерное расположение тайников во многих случаях известно, вся трудность в том, чтобы отыскать вход. Они рассказывали, что еще в предыдущем поколении были люди, знавшие вход в пещерный тайник. Мне это показалось неправдоподобным — ведь если в прошлом поколении знали путь в пещеры, какие-то из них должны быть известны и теперь. Когда же я осторожно спросил, можем ли мы найти какие-нибудь тайники, если хорошенько поищем, они сразу посуровели с виду и предостерегающе покачали головой, дескать, эти пещеры табу — кто в них войдет, того ждет беда.