— Моя нога болит, как если бы она была сломана.

Возможно. Куда более важным было то, что голова у него не была повреждена, на лице виднелась пара синяков да ссадина на скуле.

Роджер продолжал стоять над ним, понимая, что выглядит несколько театрально, этаким воплощенным возмездием. Но сейчас, как он считал, это было совершенно необходимо.

— Почему вы это сделали?

— Я — я не знаю. Поглядите на мою ногу…

— С ней будет все в порядке, как только вы попадете в руки врача. Я подниму вас наверх и доставлю домой сразу же после того, как вы объясните причину своего поступка.

— Я не знаю?!

Красноречивые капельки пота выступили у Фолея на лбу, верный признак страха. Он был смертельно бледен, единственным ярким пятном на его физиономии были его иссиня-серые глаза. Губы его полураскрылись и было видно, что у него исключительно белые зубы. Ноздри у него были, пожалуй, излишне крупными, но в общем и целом он был очень красивым малым, или, если быть точным, смазливым. Его черные волосы, слегка растрепавшиеся на ветру, лежали почти искусственными слойками, а румянец на бледных щеках тоже производил впечатление неестественного. Одет он был в поношенную куртку на молнии зеленовато-серого цвета, бриджи цвета хаки и гетры.

— Не валяйте дурака, — сурово оборвал его Роджер. — Вы прекрасно знаете, почему вскочили в машину и попытались ее уничтожить. Знаете вы также и то, что вам необходим врач, чтобы заняться вашей ногой. Чем быстрее вы мне объясните первое, тем скорее получите второе.

— Вы должны раздобыть мне врача. Если вы этого не сделаете, я не успею…

Он замолчал. Роджер наклонился еще ниже, чтобы Фолей видел его в образе беспощадной Немезиды, пусть мужского рода, от которой нельзя ни скрыться, ни откупиться.

— Не ошибитесь! — предупредил Роджер. — Что бы вы ни говорили по возвращении отсюда, это будут всего лишь ваши слова, оспаривающие мои, и поверят не вам, а мне. Так что не обольщайтесь и прекратите дурацкое сопротивление. Почему вы пытались уничтожить машину?

Фолей снова облизал свои женские губы.

— Я не уничтожил ее.

— Вы ее разбили. Она чудом не загорелась. А вы на это рассчитывали, да?

— Послушайте, Вест, — заговорил Фолей дрожащим голосом. — Я не допущу, чтобы меня подвергли допросу третьей степени, ни вы и никто другой. Я имею полное право отказаться отвечать на ваши вопросы, ведь я не нахожусь под арестом.

— Пока нет.

— Вы меня не запугаете и не возьмете на пушку! — Фолей провел рукой по лбу, вытирая предательский пот. — Вы просто тратите напрасно время. Идите и приведите мне врача.

Роджер медленно сказал:

— Однажды мне пришлось дожидаться целых сорок восемь часов, пока не заговорил один упрямец. Мне вовсе не улыбается перспектива так долго оставаться без питья и еды, но, согласитесь, игра стоит свеч. Тот тоже заговорил в конце концов. — Он достал из кармана сигареты, прикурил одну и далеко отбросил спичку. От его глаз не укрылось, как Фолей жадно втянул в себя воздух, очевидно, тоже мечтая о сигарете. Бледность и пот по-прежнему оставались, точно так же, как и страх. Однако, оказалось, что наружность Лайонела Фолея была обманчивой: он обладал куда большей храбростью, чем можно было предположить.

Он упрямо твердил:

— Я не буду говорить!

Потом отвернулся и стал смотреть на открывающийся перед ним вид, надеясь, что он его успокоит и умиротворит.

«Оказывается, он и правда может быть настойчивым и упорным», — угрюмо подумал Роджер. Конечно, ему самому ничего не стоило проявить твердость, которая не только мальчишке, но и умудренному опытом человеку показалось бы поистине «гранитной», но он не мог допустить, чтобы попавший в беду человек лежал без помощи в то время, как сам он был жив и здоров. Тем не менее, он не имел права этого говорить. Он изменил свое положение, выпустил струю сигаретного дыма поближе к лицу Фолея и сказал:

— Дайте-ка мне взглянуть на вашу ногу.

— Только врачу…

— Покажите мне ногу и перестаньте валять дурака.

Он решительно наклонился и принялся ощупывать бедро выше колена. Похоже с этим малым вообще ничего серьезного не случилось. Расстегнув пуговицы, он продолжил осмотр. Фолей морщился, но никаких признаков перелома или трещины не наблюдалось. Наконец, Роджер снял ботинок, полностью расшнуровав его. Колено уже распухло и могло действительно сильно болеть, но и тут не было серьезной травмы. Роджер осторожно нажал на него и подвигал ногой. Фолей шумно выдохнул.

Тогда Роджер осторожно опустил его ногу на землю.

— Это всего лишь растяжение связок, никакого врача вам не требуется, нужен просто холодный компресс. — Он поднялся: — Как вы думаете, каковы шансы на то, что нас здесь найдут?

— Откуда мне знать?

— Послушайте меня, Фолей, — заговорил Роджер, внутренне кипя от негодования, но внешне оставаясь таким же холодным и беспристрастным, как в самом начале. Если только ему удастся уговорить сейчас этого осла, может, он получит возможность отыскать пропавшего мальчика, что было важнее всего. Он должен воспользоваться удобным случаем и запугать Фолея до такой степени, что тот заговорит. Своеобразная психологическая третья степень. Конечно, впоследствии Фолей может начать жаловаться и доставит ему, Роджеру, много неприятных минут, но сейчас имела значение одна правда. И как бы страшно она ни звучала, ее надо узнать.

— Я мог бы вернуться и сделать вид, что потерял дорогу, — пригрозил он. — Или позабыть, что я был здесь. Я могу заставить вас лежать тут до наступления темноты, потому что я сильно сомневаюсь, чтобы какая-нибудь поисковая группа догадалась заглянуть в эти места. Не недооценивайте меня, Фолей!

— На каком основании вы ведете себя так непозволительно? Кто дал вам такое право?

— Двое Картрайтов, один с проломом в черепе, а второй — пропавший, причем, его шапочка найдена неподалеку от вашего дома… Где он?

— Не спрашивайте меня, я не знаю.

— Знаете! Где Сид?

— Говорю вам, я не знаю.

— Вы знаете. Если вы его убили…

— Что вы несете?

Роджер снова приблизил свое лицо к лицу Фолея. Он ясно различал тревогу в этих сине-серых глазах, видел, как губы ослабели, стали безвольными. И, однако же, в этом по виду слизняке оказалось куда больше непокорности и упорства.

— Вы лжете, и я это великолепно знаю. Это вы вели машину, в которой находился захваченный вами мальчик. Он выбросил жокейку из окна, а вы этого не заметили. Вы пытались сжечь свою машину, поскольку вам не удалось уничтожить все пятна крови, которые там имеются. Глупо запираться, давайте выкладывайте все начистоту!

— Это неправда!

— Настолько правда, что вас осудит любой суд.

— Говорю вам, это неправда.

— Слушайте меня, проклятый убийца! Я же могу вытрясти из вас душу! — Роджер угрожающе приблизил пальцы к горлу Фолея. — Мальчик совершенно определенно находился в вашей машине, а теперь вы пытались ее уничтожить. Это неоспоримые факты. Говорите, где он!

— Я этого не знаю.

— Где он?

— Отойдите от меня! — завопил Фолей, пытаясь подняться. Он даже ухитрился ударить Роджера по руке. — Я его не видел. Я видел только…

Он поперхнулся.

— Живее выкладывайте! — прикрикнул на него Роджер. — Причем не забудьте, что вы должны убедить членов суда в своей невиновности, а улики говорят против вас. В вашей машине остались кровавые пятна.

Роджеру казалось, что последнее должно было доконать Фолея. Уж если это не подействует, тогда что же сможет заставить его заговорить?

— Я всего лишь видел, как жокейка была выброшена из окошечка машины, — пробормотал Фолей и закрыл глаза, как будто ему было стыдно смотреть на Роджера после такого акта малодушия. — Я находился в поле, услыхал тарахтение мотора, увидел нашу машину и подумал, что это… мама. Потом я заметил, как кто-то выбросил из окошка шапочку, которая застряла в зеленой изгороди. Я этому не придал никакого значения, даже не сообразил, насколько это важно… Видите ли, наш садовник иногда берет машину, чтобы привезти из школы ребятишек своей сестры, вот я и подумал… — Он снова замолчал.