Сложившаяся ситуация была использована и советской стороной. Вскоре на имя адвоката Донована пришло письмо от жены Рудольфа Ивановича, в котором опа интересовалось возможностью получить для своего мужа помилование или по крайней мере смягчение наказания. Благодаря своим личным связям и высокому авторитету Донован сумел показать  письмо министру юстиции Роберту Кеннеди—младшему брату недавно избранного президента США Джона Кеннеди. Официальный ответ был категоричен—шансов на снижение срока осуждения нет. Однако на неофициальном уровне переписка продолжалась, поскольку советская сторона тоже предпринимала конкретные шаги к решению проблемы.

Вскоре в переписку с адвокатом вступил и двоюродный брат Абеля — мелкий служащий из ГДР Юрген Дривс. Вот когда еще раз сработала легенда, придуманная Вильямом Генриховичем Фишером в отношении его репатриации в Германию. Через свои оперативные возможности ЦРУ осуществило негласную проверку и убедилось: все верно, Юрген Дривс действительно проживает в Германской Демократической Республике и является родственником Абеля. И лишь совсем недавно выяснилось, что никакого Дривса не было и в помине. Просто его роль великолепно сыграл будущий руководитель нелегальной разведки КГБ СССР генерал Юрий Дроздов.

— Парадокс в том, что с Абелем я виделся всего два раза, — рассказывает Юрий Иванович. — Первый раз — в Германии, во время его обмена на Пауэрса, второй — через несколько лет, когда в конце шестидесятых годов я ненадолго вернулся из Китая, где находился в длительной служебной командировке. Тогда мы случайно столкнулись в нашей столовой на Лубянке. Абель узнал меня, подошел поздороваться и сказал, что пора бы нам встретиться и познакомиться поближе. К сожалению, в тот же день я возвращался в Пекин. Больше мы не виделись. А жаль... Но чтобы достоверно сыграть роль родственника, мне пришлось заочно хорошо изучить Рудольфа Ивановича. В своих письмах, которые направлялись на его имя в Америку, я, как мог, пытался подбодрить его и сообщал, что родственники предпринимают определенные шаги к его освобождению. Конечно, американцы читали эти письма, но ничего подозрительного в них не находили. А нам нужно было морально поддержать Абеля и, что называется, между строк, информировать его о состоянии дел но обмену. Уверен, он правильно интерпретировал все мои письма...

Около года тянулась эта «семейная» переписка. Наконец в декабре 1961 года Абеля вызвали к начальнику тюрьмы. Он показал заключенному конверт, на котором значилось: «Вскрыть в присутствии Рудольфа И. Абеля». В нем был другой конверт с пометкой: «После прочтения уничтожить». Это было послание от адвоката Донована, который сообщал своему подзащитному, что выезжает в Берлин, чтобы на неофициальном уровне вести переговоры о возможном обмене Абеля. В связи с этим он просил его известить жену и объяснить ей цель приезда американского юриста в ГДР.

В тот же день Рудольф Иванович подготовил письмо, которое в течение трех суток было передано его жене.

Потянулись долгие недели ожидания. Наконец вечером 6 февраля 1962 года в камеру вошел надзиратель и скомандовал: «Абель, на выход, с вещами».

В комнате дежурного начальник тюрьмы объявил заключенному, что сейчас ему выдадут новый костюм и повезут в Нью-Йорк. Уже в два часа ночи заключенный был в самолете, а в пять утра его зарегистрировали в тюрьме Нью-Йорка. На следующий день Абеля усадили в машину и под охраной повезли на какой-то военный аэродром.

Сохранились кадры американской кинохроники, запечатлевшие Рудольфа Ивановича Абеля в момент его выхода из тюрьмы. В его руках—сумка и небольшой портрет в рамке с изображением 35-го президента США Джона Фицджеральда Кеннеди, который Марк написал в тюрьме Атланты. Существует легенда, что этот портрет долгое время висел на стене Овального кабинета президента США в Белом доме.

Уже темнело, когда заключенный и сопровождающие его лица (сказать точнее — охрана) сели в четырехмоторный самолет. Абелю никто не говорил, куда и зачем они летят, но он сам сориентировался по ночному звездному небу и понял: самолет взял курс на Европу. Летели долго. Где-то остановились на дозаправку. Наконец ближе к вечеру 9 февраля приземлились в Западном Берлине в аэропорту Темпелгоф. Последние часы в качестве заключенного Абель провел в подвале здания оккупационных войск США. Его заперли в клетку, где он и просидел всю ночь под охраной двух солдат.

И вот наступил долгожданный день. Утром 10 февраля 1962 года на мосту «Альтглинике-брюкке», соединявшем Западную и Восточную Германию, состоялся акт обмена. Для нашего разведчика это был действительно «Мост свободы»

Вот как об этом вспоминал сам полковник Абель.

«В машине со мной сидели мои “телохранители” и еще один человек, прилетевший из США.

— Вы не опасаетесь, полковник, что вас сошлют в Сибирь, — спросил он.

Я рассмеялся.

— Подумайте, еще не поздно, — продолжал он.

Я улыбнулся опять и отвернулся.

Дорога шла под уклон, впереди были видны вода и большой железный мост. Недалеко от шлагбаума машина остановилась. Приехали!

Еще несколько минут ожидания. Мы вышли из машины, и тут обнаружилось, что вместо двух больших сумок с моими вещами взяли только одну. Вторая, с письмами и судебными делами, осталась у американцев. Я запротестовал. Мне обещали их передать.

Неторопливыми шагами мы прошли шлагбаум и приблизились к середине моста. Там уже стояли несколько человек. Я узнал Уилкинсона (бывший начальник тюрьмы в Атланте) и Донована. С другой стороны тоже стояли несколько человек. Одного я узнал — старый товарищ по работе. (Среди встречающих был и «двоюродный брат» Абеля — Юрген Дривс, он же Юрий Дроздов. —Авт.) Между двумя охранниками стоял Пауэрс.

Представитель СССР громко произнес по-русски и по-английски:

— Обмен.

Уилкинсон вынул из портфеля какой-то документ, подписал его и передал мне. Быстро прочел — бумага свидетельствовала о моем освобождении и была подписана президентом Джоном Ф. Кеннеди! Я пожал руку Уилкинсону, попрощался с Донованом и пошел к своим товарищам. Сели в машины и спустя некоторое время подъехали к небольшому дому, где меня ожидали жена и дочь.

Кончилась четырнадцатилетняя командировка!»

После возвращения в Москву Абель прошел курс восстановительной терапии под наблюдением врачей Центральной поликлиники, что расположена в Варсонофьевском переулке, и госпиталя КГБ СССР, отдохнул в санатории. Этого требовало состояние его здоровья. За время тюремного заключения он потерял более пяти килограммов веса, был истощен морально и физически, к тому же обострилась язва желудка, а также другие болезни, присущие его возрасту.

— Это быта специально разработанная для него лечебная методика, — рассказал мне начальник медслужбы ФСБ РФ генерал медицинской службы Алексей Ланин. — Кроме общеукрепляющих процедур специально для Рудольфа Ивановича была придумана уникальная система психофизиологической реабилитации. Помимо всего прочего, много внимания в ней отводилось, вы не поверите, шелкографии и решению математических задач. Он мог полностью отдаваться этой работе, забыв обо всем на свете. Так мои коллеги тех лет избавили его от посттюремного синдрома и практически полностью восстановили физическое и психическое здоровье этого удивительного человека.

—Что делалось разведкой для освобождения Фишера из тюрьмы? — поинтересовался я у генерала Вадима Кирпиченко.

— Хотя на официальном политическом уровне наша страна, как, впрочем, и любая другая в подобных ситуациях, хранила молчание, оперативные и дипломатические мероприятия по возвращению разведчика на родину стали готовиться уже с октября 1957 года, еще до вынесения судебною приговора. К этому была подключена семья Фишера, наши оперативные возможности, адвокаты-посредники из Берлина. Подыскивали мы и вариант обмена из числа арестованных в СССР американских разведчиков. Но в США считали Абеля очень крупной фигурой. Руководитель ЦРУ Аллен Даллес прямо заявил в беседе с Донованом: «Если бы у меня в Москве были три таких разведчика, как Абель, я бы знал о Советском Союзе все». Поэтому они не соглашались ни на какие уступки.