Невеста в знак всегдашней покорности обязана была в первую ночь снять сапог с ноги мужа. Жених клал в правый сапог деньги, а в левый плеть. Когда невеста бралась прежде за левую ногу, тогда жених, вынув плеть, бил ее; когда за правую, тогда отдавал ей деньги. В. к. Владимир, плененный красотою Рогнеды, дочери полоцкого князя Рогвольда, которая была сговорена за в. к. Ярополка, требовал через послов ее руки (980 г.); но она отвечала ему: не хочу изути робичича (не хочу разуть сына рабыни), потому что мать Владимира была ключницею в. к. Ольги[26]. Дядя его, Добрыня, понося надменность Рогнеды, присоветовал ему взять ее силою и жениться.

Барон Герберштейн и Олеарий упоминают в своих путешественных записках, что в бытность их в Москве[27] совершался обычай разувания при княжеских и боярских браках. После брачного стола вводили невесту в почивальню, где она ожидала своего жениха, в спальном платье. Жених садился на кровать, держа в руке плеть. Невеста подходила к нему и снимала с ноги его сапог. Он бил ее три раза по плечам и спине для напоминания, что она, сделавшись его женою, должна повиноваться своему мужу. Повиновение жен продолжалось у нас до введения чужеземного воспитания. В. к. Владимир Мономах (скончав. в 1125 г.) в духовном завещании к своим детям говорит между прочим: жену свою любите, но не давайте ей над собою власти. Английский посланник Флетчер, бывший в Москве в конце XVI в., говорит, что в числе подарков, которые жених посылал невесте с ящиком и в коем находились иголки, нитки, шелковые и льняные материи, ножницы, винные ягоды, изюм и другие вещи, занимала первое место плетка.

Избрание жениха и невесты зависело от воли родителей. Это обыкновение заимствовано от татар. Однако ни жених, ни невеста не могли видеть друг друга до сговора, что соблюдалось не только между простым сословием, но и между государями. Когда посол римского императора Фридриха III, отправленный к в. к. Иоанну III (в 1498 г.) для испрошения в супружество одной из его дочерей за своего родственника, прибыл в Москву и объявил причину своего прибытия, тогда он просил, чтобы ему позволили видеть одну из каких-нибудь княжен. Ему отвечали, что великий князь не дозволит видеть своих дочерей прежде совершения сватовства; что это было бы противно издавна принятому обычаю, чего князь не намерен нарушать.

Предки наши имели обыкновение женить своих детей в малолетстве, и это было в обычае не только между простым сословием, но между дворянством и великими князьями. Всеволод Георгиевич, в. к. Владимирский, женил десятилетнего сына своего Константина (в 1195 г.) на внучке умершего князя смоленского Романа. В брак вступали почти детьми: это видно из послания митрополита Фотия (в 1410 г.) к Новгород, архиеп. Иоанну, где он строго воспрещает выходить девицам замуж прежде двенадцати лет. У одного иностранного писателя XVI в. сохранилось известие, что девицы десяти и одиннадцати лет бывали уже женами. При венчании священник спрашивал невесту: будет ли она попечительною матерью и хозяйкою? Будет ли она любить мужа, если он потеряет зрение, придет в дряхлость или лишится какого-либо члена? Когда она все это подтверждала, тогда священник клал на ее голову деревянный зеленый венец с надписью вокруг: раститесь и множитесь[28].

Еще в недавнее время между поселянами совершалось супружество в юношеских и даже в детских летах; но это обыкновение истреблено ныне. Петр Великий первый запретил дворянству (указ. 1714 г. марта 23) вступать в браки: мужескому полу ранее 20-ти, а женскому 17 л. Екатерина II повелела (указ. 1775 г.), чтобы обвенчанных мужеского пола моложе 15 л., а женского 13 — разводить; священников же лишать сана. Ныне не дозволено венчать, если невесте нет 16, а жениху 18 л.; имеющим же более восьмидесяти лет от роду воспрещено вступать в брак[29].

Новобрачных не клали спать в жилой избе, но в пустой и нетопленой, хотя бы это было зимою. Некоторые нарочно строили для этого отдельные покои. Постель была из соломы и покрывалась полотном. Один из родственников или знакомых всю ночь ездил верхом около брачной комнаты с голою саблею, и он назывался дружкою. Сие название произошло от дружбы, потому что жених избирал в дружки одного из лучших своих друзей.

После первой ночи водили молодых в баню и потом угощали в постели кашею. При выходе из бани осыпали их хмелем или деньгами. Осыпание производилось еще после венчания, по выходе из церкви и при входе в дом.

В старину многие жены, заметив нерасположение к ним своих мужей, прибегали к суеверным действиям: омыв Свое тело водою, давали ее пить мужьям, веря, что они после этого будут ими любимы. Сие обыкновение в XII с<толетии> было столь обще, что черноризец Кирик спрашивал разрешения у новгородского епископа (в 1156 г.), чтобы на таковых налагать недельную эпитимью[30].

В свадебной комнате стоял на столе каравай (круглый высокий хлеб с разными изображениями), окруженный другими небольшими караваями, медовыми пирогами, перепечами и сладкими яствами. Столы были дубовые, скатерти браные, посуда деревянная, меды крепкие. Новобрачные первые вкушали каравай, который изображал собою брачный союз. Молодых сажали в угол под иконами на ржаных снопах и угощали их медом и пивом.

Надевание на новобрачную кокошника и кики, или кокуя, плетение и разделение косы и покрывание головы повойником ведется исстари. Девиц, отправлявшихся под венец, сопровождали дружки и родственники; волосы на голове не заплетали в косу, а оставляли разбросанными по плечам. По совершении бракосочетания свахи отводили новобрачную в трапезу или на паперть, оставив молодого в церкви на венчальном месте. С головы невесты снимали девичий убор и, разделив волосы надвое, заплетали две косы и, обвертев последние вокруг головы, надевали кокошник; потом покрывали фатой и подводили к новобрачному. На другой день совершали обрезание косы, которое сопровождалось рыданием молодой. Обрезание производилось в ознаменование перехода из девического в замужнее состояние.

Было еще обыкновение — вскрывать молодых. Это заимствовано, как должно думать, от восточных народов, у коих оно совершалось до XVII в.

При свадебных радостях и поездах давали особые названия молодым: жених назывался князем, а невеста княгинею. У всех славянских племен солнце именуется князем, а луна княгинею — и это название употребительнее у дунайских славян. У нас доселе народ величает солнце князем, а луну княгинею[31]. Древняя церковь обручала жениха золотым кольцом как знамением солнца, а невесту серебряным кольцом как знамением месяца и в предъявление подчиненности последней первому. В довершение вечного союза влагали на них венцы, отчего вошло в пословицу: венец — де делу конец[32].

Нашею церковью также положено, чтобы при обручении молодых вручать жениху золотой перстень, а невесте серебряный[33]. Приятели жениха, участвовавшие в поезде, назывались боярами, распоряжавшиеся весельем — дружками. Те же самые лица со стороны невесты были боярыни и дружки. Тысяцкие занимали почетное место у князя, а сваты окружали его с боярами, услуживали и принимали гостей. Еще до свадьбы сват преимущественно заботился о выборе невесты, сговоре и приданом. Невеста и жених обязывались письменно или при свидетелях объявить приданое, какого бы рода оно ни было. Все это переписывалось. В случае развода имущество отдавалось жене, и сверх этого, муж должен был наградить ее. Из самых древних великокняжеских браков мы знаем, что польский король Казимир, выдавая дочь свою (1046 г.) за в. к. Ярослава, прислал ему в вено 800 человек; когда же сам Казимир женился на Марии, сестре великого князя, то получил за нею великое множество серебряных и золотых сосудов и иных драгоценных украшений[34]. Свадебный пир у молодых назывался княженецким и княжим столом.