— Что ж, Емеля, где мы будем жить, ибо нет здесь ни шалаша, ничего?

Но дурак говорил:

— Вот ты уж и многаго требуешь.

— Сделай милость, Емеля, вели поставить какой-нибудь домик, — говорила принцесса, — чтобы можно нам было во время дождя укрыться.

Ибо принцесса знала, что он все может сделать, ежели только захочет.

Но дурак сказал:

— Я ленюсь.

Она опять начала его просить, и Емеля, будучи тронут ея просьбою, принужден был для нея сделать и, отошед от нея, говорил:

— По щучьему веленью, а по моему прошенью, будь среди сего острова такой дворец, чтоб вдвое был лучше королевскаго, и чтоб от моего дворца был хрустальный мост, а во дворце чтоб были разнаго звания люди!

И лишь успел выговорить сии слова, то в ту же минуту и появились преогромный дворец и хрустальный мост. Дурак взошел с принцессою во дворец и увидел, что в покоях было весьма богатое убранство, и было премножество людей, как лакеев, так и всяких разночинцев, которые ожидали от дурака повеления. Дурак, видя, что все были как люди, а он был один только не хорош и глуп, захотел, чтоб сделаться получше, и для того говорил:

— По щучьему веленью, а по моему прошенью, кабы я сделался такой молодец, чтоб мне не было подобнаго и чтоб был я чрезмерно умен!

И лишь успел выговорить, то в ту же минуту сделался так прекрасен, а при том и умен, что все удивлялись. После того послал Емеля из своих слуг к королю, чтоб звать его к себе и со всеми министрами. Посланный от Емели поехал к королю по тому хрустальному мосту, который сделал дурак. И как приехал во дворец, то министры представили его пред короля, и посланный от Емели говорил:

— Милостивый государь! Я прислан от моего господина с покорностию просить вас к себе кушать.

Король спрашивал:

— Кто таков твой господин?

Но посланный отвечал:

— Я не могу вас сказать, милостивый государь (ибо дурак ему не велел сказывать про себя, кто он таков), о моем господине ничего: а когда вы сами будете кушать, в то время он вам и скажет о себе.

Король, любопытствуя знать, кто прислал его звать кушать, сказал посланному, что он будет непременно, и посланный возвратился назад. А когда пришел тот час, то король поехал со всеми министрами к дураку по тому мосту, и как приехал король во дворец, то вышел Емеля на встречу королю и принимал его за белыя руки, целовал в сахарныя уста, вводил его в свой белокаменный дворец, сажал его за столы дубовые, за скатерти браныя, явства сахарныя, за питья медовыя, и за столом король и министры пили, ели и веселились. А как встали из-за стола и сели по местам, то дурак говорил королю.

— Милостивый государь! Узнаете ли вы меня, кто я таков?

И как Емеля был в то время в пребогатом платье, а притом и лицом был весьма прекрасен, то и нельзя было его узнать, почему король и говорил, что он не знает. Но дурак говорил:

— Помните ли вы, милостивый государь, как дурак к вам приезжал на печи во дворец, и вы его, засмоля в бочку и с дочерью, пустили в море? Итак узнайте теперь меня, что я тот самый Емеля.

Король, видя его пред собою, весьма испугался и не знал, что делать. а дурак в то время пошел за его дочерью и привел ее пред короля. Король, увидя свою дочь, весьма обрадовался и говорил дураку:

— Я пред тобою весьма виноват и за то отдаю тебе свою дочь в замужество.

Дурак, слыша сие, с покорностию благодарил короля, и как у Емели все было готово к свадьбе, то в тот же день и праздновали ее с великим великолепием; а на другой день дурак сделал великолепный пир для всех министров, а для простого народу выставлены были чаны с разными напитками. И как веселие то отошло, то король отдавал ему свое королевство, он он не захотел. После того король поехал в свое королевство, а дурак остался в своем дворце и жил благополучно.

Ивашка медвежье ушко

В некотором царстве, в некотором государстве жил крестьянин, у него родился сын, у котораго было медвежье ухо, почему и назван он был Ивашкою-медвежьим ушком.

Но как Ивашка-медвежье ушко начал приходить в совершенный возраст, то стал ходить на улицу рогатицу с ребятами играть; и кого ухватит за руку, то оторвет руку прочь, кого за голову, то оторвет голову.

Крестьяне, не стерпя таковых обид, начали говорить Ивашкину отцу, чтоб он унимал своего сына или не пускал со двора на улицу играть с ребятами.

Отец долгое время бился с Ивашкою, но видя, что сын его не унимается, решился его сослать со двора и сказал ему:

— Поди от меня, куда хочешь, а я тебя держать в доме своем не стану; я опасаюсь, чтобы мне не нажить от тебя какой себе беды.

Итак Ивашка-медвежье ушко, простясь со своим отцом и матерью, пошел путем-дорогою. Шел он долгое время, потом подошел к лесу и увидел человека, копающего дубовые пенья. Он подошел к нему и спросил:

— Добрый человек, как тебя зовут?

— Дубынею, — отвечал сей, и они с ним побратались и пошли далее.

Подходя же к каменной горе, увидели человека, копающего каменную гору, которому сказали:

— Бог на помощь тебе, добрый молодец! Как тебя зовут? — спросили они.

— Имя мое Горыня, — отвечал сей.

Они также назвали его своим братом и предложили ему, чтобы он, оставя рыть гору, согласился идти с ними вместе; он согласился на их предложение, и пошли все трое вместе путем-дорогою и шли несколько времени.

Идучи по берегу реки, увидели человека, сидящего и имеющего превеликие усы, которыми он ловил рыбу для своей пищи. Они все трое сказали ему:

— Бог на помочь тебе, брат, ловить рыбу!

— Спасибо, братцы, — отвечал он.

— Как тебя зовут? — спросили они.

— Усыня, — отвечал он.

И сего назвали своим братом, и взяли Усыню с собою. И таким образом они все четверо шли долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается; напоследок подошли к лесу, увидели избушку на куриных ножках, которая туда и сюда повертывается.

Они, подошед к ней, сказали:

— Избушка! Стань к лесу задом, а к нам передом.

Избушка им повиновалась, и взошед в оную, они стали советоваться, как им жить да быть; потом пошли все в лес, набили дичи и настряпали для себя кушанья.

На другой день оставили Дубыню для стряпни, а сами пошли в лес для промысла.

Дубыня, приготовя кушанья, сел под окошко дожидался своих братьев. В то самое время приехала баба-яга на железной ступе, пестом погоняет, а языком след заметает и, взошед в избушку, говорила:

— Доселева русскаго духу слыхом не слыхивала и видом не видывала, ныне и слышу и вижу.

Оборотясь же к Дубыне, спросила:

— Зачем ты сюда, Дубыня, пришел?

Потом зачала его бить и била до полусмерти; потом приготовленную пищу всю поела, а сама уехала.

Как пришли товарищи Дубыни с охоты своей, то требовали от него кушанья, и он им, не объявляя, что его прибила баба-яга, сказал, что занемог, а потому и ничего не состряпал.

Таким же образом поступила баба-яга с Горынею и Усынею. Напоследок досталось сидеть дома Ивашке-медвежьему ушку; он остался, а товарищи пошли на добычу.

Ивашка всего наварил и нажарил; нашедши у бабы-яги кринку меду, сделал у печи столб, сверху воткнул клин, а мед пустил по столбу; а сам сел на печи и спрятался за оный столб, приготовляя три прута железные.

Несколько времени спустя приехала баба-яга и закричала:

— Доселе русскаго духа слыхом не слыхивала и видом не видывала, а ныне и слышу и вижу; зачем ты, Ивашко-медвежье ушко, сюда пришел да еще надругался над моим добром?

И начала по столбу лизать языком мед, а как стала доставать языком по трещине, то Ивашка вынул из столба клин, и прищемя ей язык, вскочил с печи до тех пор сек ее теми железными прутьями, пока начала она просить, чтоб он ее отпустил, и обещалась с ним жить мирно и к нему более не ездить.

Ивашка согласился исполнить ея просьбу, освободил язык и, положа ягу-бабу под угол, сам сел под окошка, дожидаясь своих товарищей, которые вскоре пришли и думали, что и с ним так же поступила баба-яга. Но, увидя, что у него кушанье все приготовлено, весьма сему удивлялись.