«Если бы только он полюбил меня так… — Она села в ванне, разбрызгав воду на пол гардеробной. Предложение, казалось, закончилось в этой тихой, теплой комнате само собой — как я люблю его».
Любит его? Но как она может любить холодного, надменного распутника, который переспал со всеми женщинами в колонии и презирал их после этого — так же, как и ее! А между тем все, что ему нужно было, это поглядеть на нее своими горящими зелеными глазами, и она таяла, словно воск под палящим солнцем Джорджии. Да поможет ей бог!
Она опустилась обратно в ванну, размышляя над тем, какой горький характер приобрели их отношения. Каждую ночь он приходил в ее постель и заявлял свои права на ее тело. Ее молодая, изголодавшаяся плоть так чудесно отвечала на его прикосновения. И все же Мадлен жаждала большего — теплой улыбки, нежного поцелуя, быть приласканной, когда их страсть утихала, но Квинт не предлагал ничего этого. Он просто вставал и оставлял Мадлен в ее спальне, а сам уходил в свою.
Горячие слезы скатились по ее щекам и упали в остывающую воду: она вспомнила унизительную сцену, произошедшую несколько недель назад, когда она, наконец, решилась противостоять ему.
Квинт только что скатился с нее и соскользнул с кровати, прекрасный и надменный в своей наготе. Когда он накинул голубой атласный халат и стянул его поясом на своих узких бедрах, она села в постели и прижала к себе простыню, собираясь с духом.
— Тебе обязательно нужно уходить? — Ее голос был хриплым от только что схлынувшей страсти, но еще больше от того, что в горле у нее пересохло.
Он приподнял бровь и взглянул на нее.
— Наши взаимные потребности удовлетворены, не так ли? Зачем мне оставаться?
Она почувствовала, что щеки ее пылают, и опустила ресницы.
— Потому что… мне кажется, это так естественно для мужа и жены поговорить, быть может, обменяться любезностями или привязанностью, не только…
— Трахаться? — грубое слово легко слетело с его губ. — Благодари бога за свою страстную натуру, Мадлен. По крайней мере, ты получаешь удовольствие. Многие дамы, так мне говорили, ненавидят это занятие и его логические последствия — произведение на свет младенцев.
— И это единственная причина, по которой ты женился на мне, — обеспечить собственность Блэкхорн-Хилла наследником мужского пола? Нет нужды хотя бы в капле доброты между нами, поскольку я выполняю свой долг? — Ее голос повысился от гнева. — Ты уезжаешь из дома на целый день и заточаешь меня в нем. Ты даже не можешь вынести моего присутствия за завтраком! Я не могу жить, словно птица в золоченой клетке, Квинт!
— Ты бы предпочла вернуться в милый дом тети Клод? Значительно менее золоченая, но тем не мене клетка.
— Клетка, в которой я жила не по своему выбору.
— Твой отец заключил для тебя хорошую сделку, Мадлен. Здесь у тебя есть богатство, положение и спокойная, легкая жизнь. Я даже не требую от тебя, чтобы ты выбивала ковры, учась христианскому смирению, — только, чтобы ты дала мне сына.
— Ты говоришь о том, что мы делаем, с такой расчетливостью, такой бессердечной холодностью.
Квинтин презрительно рассмеялся.
— О нет, моя дорогая, маленькая женушка, то, что мы делаем, не имеет ничего общего с холодностью.
Мадлен смахнула слезы со щек и заставила себя выбросить из головы этот унизительный разговор. Он ничего не решил, и нет смысла заново терзать себя. Она была измучена физически и эмоционально. Лежа в прохладной воде, она позволила себе забыться и погрузилась в сон…
Квинтин сам тщательно обтер Домино, стараясь побороть в себе замешательство и гнев, которые всегда были результатом его ссор с женой. Она выглядела такой маленькой и ранимой, стоя на коленях в пыли на дороге, со стекающими по измазанному лицу слезами. Фоби была злобной и завистливой — черты, которые быстро заставили его оставить ее постель. Без сомнения, история Мадлен была правдивой.
«И тем не менее ты отругал ее и снова причинил ей боль». Он выругался, затем любовно хлопнул жеребца по спине и направился в дом. Он умылся у колодца и пошел наверх, чтобы переодеться к обеду.
Поднявшись по задней лестнице, Квинтин остановился, чтобы стряхнуть капли воды со своих волос. Он расстегнул рубашку и сбросил ее, войдя в комнату. Толстый ковер приглушил звук упавших сапог, когда он стащил их и бросил на пол, чтоб Тоби позже убрал их. Квинтин бросил брюки на кучу одежды и направился в гардеробную, бесшумно ступая по полу. Сцена, которая предстала передним, когда он открыл дверь, перехватила его дыхание и выбила весь воздух из легких, словно ударом кузнечного молота.
Мадлен лежала в большой медной ванне в центре гардеробной, положив голову на край. Длинные шелковистые волосы свисали до самого пола. Подбородок был приподнят, глаза закрыты, а темные ресницы веерами лежали на щеках. Она крепко спала.
Квинт подошел ближе и залюбовался тем, как вздымаются эти прелестные, маленькие груди. С каждым вздохом ароматная вода окутывала их розовые кончики. Ее ноги были подогнуты, чтобы поместиться в круглой ванне, но он мог разглядеть темно-красные завитки волос у основания бедер, затопленных водой.
Тело его напряглось, дыхание стало частым. Вожделение завладело им уже от того, что он смотрел на нее, вдыхая ее нежный, благоухающий запах жимолости.
«Я одурманен этой девчонкой», — гневно подумал он. И все же он знал, что сделает, что должен сделать. Схватив мягкое полотенце со стула у стены, он подошел к ванне.
Мадлен была разбужена искусными пальцами Квинтина, с нежной настойчивостью гладящими ее ключицу, затем двинувшимися ниже, в воду, чтобы поласкать ее груди, которые тут же трепетно пробудились. Когда она открыла рот, чтобы тихо ахнуть в полуудивлении, полупротесте, он заглушил звук своими губами.
Квинтин поднял ее мокрое, блестящее тело из ванны, и, не прерывая поцелуя, понес в свою комнату, оставляя мокрую дорожку на ковре и полированном дубовом полу.
— Нет, Квинт. Ты не можешь сделать это. Слуги…
— Тебе следовало подумать об этом, прежде чем ты уснула в ванне в моей гардеробной, — прошептал он, не сводя горящих глаз с ее влажной, ароматной шеи.
— Тоби не было, а Нел не смогла затащить эту тяжелую ванну в мою комнату.
— Ох уж эта ванна… — хрипло сказал он, бросая ее на кровать.
— Я же вся мокрая. — Она подскочила, оставив влажное пятно на парчовом покрывале.
Квинт взял полотенце и стал вытирать ее, начав с плеч, затем опустился ниже, лаская грудь, живот, бедра. Когда она застонала, он удовлетворенно засмеялся, затем зарылся лицом в ее влажные волосы, вдыхая их пьянящий аромат.
Она ощутила его теплое дыхание на своей коже. Все мысли о намоченном постельном белье были забыты. «Я должна была бы ненавидеть его за то, что он так пользуется мною…» Но она не могла. Ее руки обвили его плечи, притягивая ближе. Она уже жаждала ощутить его власть, ее спина выгибалась, а ногти впивались в мускулы его спины. Мадлен чувствовала его напряжение, когда он резко отдернул полотенце, разделяющее их, и швырнул его на пол. Он раздвинул ей бедра и глубоко вошел в нее.
По неосознанному желанию ее ноги обвились вокруг его ягодиц, притягивая его ближе и глубже, приноравливаясь к его бешеной, безудержной скорости. Он пробормотал невнятное проклятие, когда его рот нашел ее губы и впился в них жадным поцелуем.
Она была такой упругой и в то же время такой влажной, просто созданной для того, чтобы принять его в себя. Ни с одной женщиной он не чувствовал себя так. И почему-то был уверен, что так никогда не будет с другой, но беспокойная мысль улетучилась, как только он почувствовал, что она достигла оргазма, и слепо последовал за ней в желанную пропасть, проваливаясь в горячее сладостное блаженство, которое лишило его дыхания, речи и способности мыслить.
Медленно, словно приходя в сознание после наркотического сна, Квинт скатился на бок и поднял голову, чтобы посмотреть на нее. Взяв в руку прядь ее шелковистых, влажных волос, он поднес их к угасающему вечернему свету, чтобы полюбоваться рубиновым сиянием. В его глазах была тревога, когда он повернулся, чтобы встретиться с ее взглядом.