— Я ведь врач, — мягко произнес ее муж. — Но в то же время я — верующий.

— А если снова родится девочка?

Он молчал.

— Ты разведешься со мной или возьмешь вторую жену, как настаивает твой дядя принц?

Муж погладил ее руку.

— Глупенькая ты, Набиля.

Она не сводила с него тревожных глаз, под которыми образовались темные круги.

— Это может начаться в любую минуту. Мне страшно.

— Не беспокойся, — бодро проговорил Шамир. — Все будет хорошо. И, кроме того, на этот раз обязательно будет мальчик. Помнишь, я говорил тебе, что сердце плода бьется, как у мальчика?

— Шамир, Шамир, — прошептала его жена. — Ты готов утверждать все, что угодно, лишь бы я успокоилась.

Он поднес ее руку к своим губам.

— Я люблю тебя, Набиля. Мне не нужна никакая другая женщина. Если сейчас родится дочь, значит, в следующий раз Аллах непременно подарит нам сына.

— Следующего раза не будет, — возразила она. — Твой отец дал слово принцу.

— Значит, придется уехать из страны. Можно будет поселиться в Англии, где я окончил колледж и оставил кучу друзей.

— Нет, Шамир. Твое место дома, ты нужен своему народу. Уже сейчас все, чему ты научился, приносит огромную пользу. Никто и подумать не мог, что от привезенного тобой из Англии генератора для освещения хирургической палаты будет один шаг до основания компании, снабжающей теперь электричеством всю страну.

— Что принесло нашему роду еще большее богатство, — добавил он, — в котором мы не так уж и нуждаемся: ведь у нас и без того все есть.

— Ты — единственный, кто поставил деньги и знания на службу добру и прогрессу своего народа. Нет, Шамир, тебе нельзя уезжать.

Доктор хранил молчание.

— Обещай мне, — она вперила в него напряженный взгляд, — что, если родится девочка, ты позволишь мне умереть. Без тебя для меня нет жизни.

— Это самум, — через силу выговорил Аль Фей. — У меня нет другого объяснения для бредовой мысли, зародившейся в твоей голове.

Набиля отвела взгляд.

— Нет, Шамир, это не самум. Это начинаются схватки.

— Ты уверена?

По его расчетам, ей оставалось носить еще около трех недель.

Я родила троих, — спокойно ответила женщина, — изнаю, как это происходит. Первая схватка была два часа назад, а последняя — только что, когда ты выходил посмотреть, что творится снаружи.

Мустафа спал, обмотав голову тремя шерстяными одеялами, согреваясь теплом верблюжьих тел. Ему снился райский уголок, залитый ярким солнечным светом, и златовласые гурии с могучими бедрами и большими мягкими грудями. Эти волшебные фантазии были навязаны порцией гашиша, которую он великодушно разделил с животными, не желая, чтобы они отправились в мир грез без его чуткого руководства.

Над его головой бесновался смерч; ветер опрокидывал на груду одеял очередную порцию песка и тут же сдувал ее. Один верблюд беспокойно зашевелился во сне, и Мустафа ощутил холод, подступивший к его старым костям. Он инстинктивно поискал теплый бок животного, но верблюд отодвинулся. Крепко натянув на себя одеяло, Мустафа скользнул в другую сторону, но и этот верблюд успел отстраниться. Холод подступал со всех сторон. Мустафа выругался и сделал над собой усилие, чтобы проснуться.

Верблюды повскакивали на ноги. Как всегда, будучи возбужденными, они начали энергично мочиться и выделять кал; брызги угодили на одеяло. Мустафа осторожно выглянул наружу и остолбенел. От стены песка отделился человек верхом на осле. За ним плелся другой осел, с опустевшим седлом. Погонщик верблюдов вгляделся в наездника и вздрогнул: у человека оказалось две головы. Два изможденных бледных лица обратили на него напряженный взгляд.

Мустафа вскочил на ноги и, позабыв о смерче, яростно кусавшем его лицо, ринулся к палатке надсмотрщика.

— Ай-я-яй! Ай-я-яй! Ангел смерти явился за нашими душами!

Фуад быстрее молнии выскочил из своего укрытия, схватил Мустафу в охапку и, приподняв над землей, с силой тряхнул.

— А ну, заткнись! Можно подумать, хозяину и его жене не хватает забот, чтобы еще слушать твои наркотические бредни!

У маленького погонщика верблюдов стучали зубы.

— Точно говорю — ангел смерти! Вон, смотри, — там, где стадо!

Тем временем сбежались остальные погонщики. Все повернулись в сторону, куда указывал палец Мустафы, и испустили общий возглас ужаса при виде двух ослов, выступивших из песчаной массы. На первом осле сидел всадник о двух головах.

Все как один погонщики разбежались по своим навесам, предоставив Мустафе по-прежнему барахтаться в цепких руках Фуада. Наконец тот ослабил хватку, и Мустафа воспользовался этим, чтобы вырваться и юркнуть в палатку—пускай надсмотрщик в одиночку сражается с ангелом смерти.

Парализованный страхом, Фуад следил за тем, как осел приближался к нему и наконец остановился. Послышался человеческий голос:

— Ассалям-алейкум!

— Алейкум-ассалям! — машинально ответил Фуад.

— Прошу вас, окажите нам помощь, — сказал человек на осле. — Мы заблудились. Моей жене плохо. У нее подходят сроки.

Путник осторожно слез с осла, и Фуад убедился, что в одеяло кутались двое. Он сделал шаг навстречу.

— Позвольте, я помогу вам.

Из темноты вынырнул Шамир, закутанный в тяжелую мишлю.

Что случилось?

Фуад обернулся к нему, держа на руках легкую, как перышко, женщину.

— Путников застиг самум, и они заблудились, хозяин.

Мужчина в изнеможении прислонился к ослу.

— Я потерял счет времени, — он вдруг начал медленно валиться на землю. Шамир едва успел подставить плечо.

— Обопритесь на меня.

Человек упал перед ним на колени.

— Моя жена при смерти.

— Сейчас все будет в порядке, — заверил Шамир и повернулся к надсмотрщику. — Отнеси ее в мою палатку.

— Ослы, — прошептал путешественник.

О них позаботятся. Добро пожаловать в мой приют.

Лицо незнакомца было сплошь иссечено песком. Ссадины кровоточили, распухшие губы покрылись волдырями. В израненных руках утонула крепко зажатая чашка. Высокий, гораздо выше Шамира (в нем было примерно шесть футов росту), с большим характерным носом и проницательными голубыми глазами под тяжелыми, набрякшими веками, он внимательно наблюдал за тем, как Шамир осматривает его жену, уложенную на соломенную циновку.

Наконец доктор выпрямился и повернулся к нему. Но что он мог сказать?

Женщина умирала от обезвоживания. Неровный пульс еле прощупывался, давление опустилось до критической отметки.

— Сколько времени вы провели в тисках смерти?

Мужчина покачал головой.

— Не знаю. Целую вечность.

— Она очень плоха, — констатировал Шамир.

Незнакомец некоторое время молчал, уставясь на дно чашки. У него слегка шевелились губы, но Шамир не мог разобрать слова. Наконец его гость поднял глаза.

— Вы врач?

Шамир кивнул.

— Она выживет?

— Не знаю.

— Жена хотела, чтобы наше дитя появилось на свет в святых местах. Но англичане не давали нам визы. Вот мы и понадеялись, что, если пересечем пустыню, то проберемся с тыла и никто не встанет у нас на пути.

В голосе Шамира отразилось горестное изумление:

— На двух ослах? Да ведь вам еще осталось шестьсот миль по пустыне.

— Когда началась песчаная буря, мы лишились запасов продовольствия. Это какой-то кошмар.

Шамир хлопнул в ладоши, и появилась Аида, служанка его жены.

— Приготовь немного сахарной воды. — Когда служанка ушла, он повернулся к мужчине. — Постарайтесь заставить ее что-нибудь проглотить.

Муж больной женщины кивнул. Прошло несколько минут, прежде чем он снова заговорил.

— Вы, конечно, догадались, что мы — евреи?

— Да.

— И все-таки хотите помочь?

— Все мы скитальцы в одном и том же океане жизни, — ответил Шамир. — Разве вы отказали бы мне, случись нам поменяться местами?

Гость покачал головой.

— Это противоречило бы принципам гуманизма.

— Ну вот, — Шамир улыбнулся и протянул руку. — Меня зовут Шамир Аль Фей.