Цена этой важной для добровольцев победы оказалась, впрочем, достаточной большой: гибель Сергея Леонидовича Маркова, приравненного Деникиным по своей эффективности к полноценной армейской дивизии, нанесла значительный моральный урон всей армии.

Ночью 13 июня гроб с телом генерал-лейтенанта Маркова на грузовике с пулеметами по бортам на случай встречи с бродившими по степям остатками красных был направлен для прощания и погребения в Новочеркасск, где его ждала осиротевшая семья — мать, жена и его дети. Взвод верных соратников генерала сопровождал два грузовика до самого города.

На похоронах Маркова генерал Алексеев положил три земных поклона, несмотря на преклонный возраст — матушке, жене и детям…

Осиротевшую марковскую дивизию численностью в 1500 штыков приказом главнокомандующего принял генерал Казанович. Деникин издал приказ и о присвоении дивизии имени ее командира, и отныне она называлась Офицерская генерала Маркова дивизия.

Еще после первого Кубанского похода была заведена униформа марковцев, когда командир приказал нашить черные погоны чинам Офицерского полка и сотне кубанских казаков. «В Новочеркасске генерал Марков сменил свои погоны офицера Генерального штаба на „марковские“ — черные, что решительно побудило всех марковцев озаботиться приобретением таких погон»[62]. На черных погонах изображался белые шефские вензели «М», «ГМ» для 1-й роты полка, «роты генерала Маркова». (…) В дополнение к погонам марковцы должны были носить черные гимнастерки и галифе, а также фуражку с белой тульей и (с черной выпушкой) и черным околышем (с белыми выпушками). Черно-белый цвет был обусловлен двумя символам: черный — смерть за Родину и белый — воскресение Родины.

«В связи с тем, что батальон марковцев впервые зародился на казачьей земле, чины его должны были носить черную барашковую папаху с белым верхом, перекрещенным черным шнурком, черный башлык с белой кистью и таким же шейным шнурком, а так же казачью шашку вместо обычной офицерской»[63]. Был установлен день полкового праздника марковцев в день Ангела его шефа — 25 сентября, день Св. Сергия Радонежского.

…После победы у с. Торговой Деникин нанес еще один сильный удар, направив конницу Ивана Георгиевича Эрдели навстречу кавалерии Б. М. Думенко, остававшейся на севере от села. Разбитая красная конница рассредоточилась по степи, а вслед за этим добровольцы разгромили оборону красных и заняли станицу Великокняжескую. Деникин неизменно присутствовал рядом со своими подчиненными, пренебрегая опасностью. «Я помню, как в бою под Великокняжеской, когда я подводил мою роту к железнодорожному мосту, в окне сторожевой будки блеснул шейный орден Святого Георгия. Я понял, что там Главнокомандующий, так как ордена Святого Георгия третьей степени тогда в Добровольческой армии, кроме как у генерала Деникина, ни было не у кого. Я скомандовал роте: — Смирно! Равнение направо!»[64] Добровольческая армия постепенно очищала свои тылы от красных войск, приводя красных наблюдателей-стратегов к мысли о том, что направлением главного удара может быть выбран Царицын. Частые успешные набеги белой конницы и опрокидывающие красные заслоны атаки добровольцев, производили впечатление огромного количества белых войск, действующих на юге. Система обороны Красной армии в Сальских степях была разрушена, и Красная армия оказалась отрезанной на три неравномерные части, не имевшие связи между собой и оттого еще более дезинтегрированные. Части красного командира Шевкопляса в 7 тысяч штыков начали отход в строну Царицына. Краткие столкновения с добровольческими и белопартизанскими отрядами создавали у красных впечатление, что их преследует большая Белая армия, о чем Шевкопляс не замедлил доложить в центр. Сравнительно небольшие отряды в 5 тысяч штыков Булаткина и Ковалева бежали в Ставорополье, красный отряд под командованием Ковалева перешел к строительству оборонительных сооружений в слободе Мартыновка, готовясь к бою с несметным числом белых. Паника, вызванная маневрами Добровольческой армии, достигла Москвы. Большевики предполагали наличие не менее 60 тысяч человек в казалось бы навсегда разбитой и потерявшейся в южных степях армии добровольцев.

Вступив в Великокняжескую, главнокомандующий Добровольческой армией передал власть в станице донской военной администрации полковника Киреева, и казаки продолжили преследование остатков красных частей, разбежавшихся по степи. Продолжив преследование, казаки невольно вышли во фланг красному фронту под командованием Тулака, противостоявшему наседавшим на него частям под командованием генерала Мамантова на реке Чир. Мощной атакой мамантовцы выбили части Тулака из области ВВД и оказались на подступах к Царицыну. В городе началась паника. Советская администрация бросилась собираться в срочную эвакуацию, более походившую на бегство.

Ответственные за оборону Царицына И. В. Сталин и К. Е. Ворошилов провели ряд профилактических «мероприятий», приказав расстрелять военных специалистов, участвовавших в подготовке концепции обороны Царицына, за измену делу революции и срочно собрали имеющийся в их распоряжении штат немногих военных специалистов, чтобы немедленно подготовить новый план обороны. Ворошилов отбыл на бронепоезде к ушедшим от преследования добровольцев отрядам под командованием Шевкопляса с приказом создать из прибывших разрозненных отрядов 1-ю донскую дивизию с приданным ей кавалерийским полком под командованием вырвавшегося от преследования Эрдели Б. М. Думенко. Заместителем Думенко был назначен С. М. Буденный. Срочно комплектовались новые части Красной армии из прибывающих разрозненных разбитых и круживших доселе по степям красногвардейских отрядов и отдельных групп. Сталин распорядился придать в усиление создающегося фронта 6 красногвардейских полков под командованием Петрова, шедшего на выручку комиссарам в Баку. Командовать красной 1-й донской дивизией был пока оставлен Шевкопляс. Командир Тулак избежал расстрела, поскольку в ходе отступления был убит своими же солдатами за зверства, свойственные ему в обращении с подчиненными…

Деникин приказал развернуть армию в противоположном от Царицына направлении и ушел на Кубань. Для придания скорости передвижению, пехота Добровольческой армии была посажена на телеги. Впереди армии шел захваченный у Торговой самодельный бронепоезд… В Песчанокопском и Николаевской Добровольческая армия столкнулась с 39-й армией красных, подошедшей с Северного Кавказа. Завязался упорный и кровопролитный бой. Чтобы избежать окружения, красные начали отход к станции Белая Глина, в расположение 10-тысячной «Стальной дивизии» Д. Жлобы.

Добровольцы устремились в ночную атаку, надеясь с ходу выбить красных со станции, но были остановлены, потеряв больше 400 человек; 70 человек были убиты, попав под плотный пулеметный огонь со станции, в том числе и командир дроздовцев полковник Жебрак. В ответной контратаке красные добивали раненых, однако после того как утром следующего дня Белую Глину с южного фланга обошел отряд А. П. Кутепова с корниловцами, а с запада ударил A. A. Боровский, оставили занятые позиции и бежали. Начались уличные бои, однако довольно быстро красноармейцы бросили позиции и устремились прочь. Добровольцы вошли на станцию. Их глазам представилась ужасная картина: многие белые, атаковавшие станцию ночью и оставшиеся раненными, были изуверски убиты большевиками. Их изуродованные тела лежали в беспорядке там, где застали их контратаковавшие красноармейцы. «Командира (Жебрака. — Авт.) едва можно было признать. Его лицо, почерневшее в запекшейся крови, было разможжено прикладом. Он лежал голый… Грудь и ноги были обуглены… Его запытали, его сожгли живым…»[65]. В этот раз в преследование большевиков включились все чины Добровольческой армии, устремившиеся вслед за кавалеристами Эрдели: штабные офицеры, адъютанты, конвой главнокомандующего, обозные солдаты. Деникину едва удавалось сдерживать самосуды разъяренных дроздовцев. Часть пленных рядовых красноармейцев были преобразованы в солдатский батальон бригады Дроздовского. Часть их — разбежалась по степи. Через пять суток, 14 июня 1918 года, добровольцы снова вступили в бой у станицы Тихорецкая, куда отошла потрепанная 39-я красная дивизия. Бригада Дроздовского атаковала 1-м солдатским батальоном, составленным из вчерашних пленных красноармейцев. «В Тихорецкой 1-й солдатский батальон опрокинул красных, переколол всех, кто сопротивлялся. Солдаты батальона сами расстреляли захваченных ими комиссаров… Среди них не было старых солдат, но одни заводские парни, чернорабочие, бывшие красногвардейцы. Любопытно, что они… уверяли, что советчина со всей комиссарской сволочью им осточертела, что они поняли, где правда»[66]. Корниловский полк вышел в тыл красным в Тихорецкой и обеспечил тем самым полный разгром красных в станице. Главнокомандующий красной Северной армии Калинин едва унес ноги из объятой боем станицы, бросив своего начальника штаба Зверева, не успевшего эвакуироваться в сторону Екатеринодара. Видя бесперспективность дальнейшей обороны, Зверев застрелил жену и застрелился сам. Красные, зажатые с двух сторон в станице, пытались бежать из станицы по железной дороге, однако успели уйти только первые 7 эшелонов, пока оборона станицы еще держалась. Остальные красноармейцы, их командиры и комиссары, захваченные на станции, были перебиты вступившими в станицу добровольцами. 30-тысячная армия красных была уничтожена. В станице белыми были взяты значительные военные трофеи: 3 не успевших отбыть бронепоезда, около полусотни орудий, несколько бронеавтомобилей и оставшийся в степи, не успевший улететь аэроплан. Часть эшелонов, оставшихся на станции, была бегло осмотрена и из них извлечены сотни ящиков с патронами, винтовки и револьверы и несколько пулеметов. Несмотря на большие потери добровольцев, численность армии в эти дни только увеличивалась за счет нескончаемого притока добровольцев, приходивших в вербовочные бюро армии по мере ее успешного продвижения по Кубани. «На вокзале… с поездов, приходивших с севера и юга, выгружался народ и быстро куда-то расходился. Лишь одиночки и маленькие группы, не торопясь, шли на вокзал, ища коменданта станции. Одеты были частью в штатское, частью в военное обмундирование, с погонами и без погон, с небольшим багажом и даже без него. Быстро перезнакомились: все офицеры, и все приехали поступать в Добровольческую армию. В Бюро записи явились полковнику. Опрос был строгий и пристрастный: — Почему вы не сочли для себя нужным явиться значительно раньше? Заявления, что они прибыли из Смоленска, Москвы, прямо с фронта, не считались уважительными. — Вы полковник? Потрудитесь представить двух свидетелей. Эти и подобные вопросы несколько задевали самолюбие являвшихся, но „явка с опозданием“ повелевала это снести…»[67]. Численность Добровольческой армии постепенно возрастала до 18 тыс. человек. Захватом Тихорецкой Добровольческая армия отрезала четыре группировки красных на Кубани друг от друга: Армавирскую, Таманскую, Западную и Екатеринодарскую. Два дня было дано добровольцам на отдых, а потом наступление продолжилось по трем направлениям — на Армавир, на Екатеринодар и на станицу Кореновскую, откуда неожиданно в тыл белым вышла армия Сорокина, уничтожив малочисленный гарнизон белых добровольцев в станице. Генерал Казанович, не дожидаясь подхода дроздовцев, бросил свои силы на штурм Кореновской, где располагалась армия Сорокина, но был отбит и вынужденно отошел назад под огнем наступавшей пехоты и отбиваясь от атаковавшей конницы красных. За ним Кореновскую атаковали дроздовцы с единственным имеющимся в бригаде бронеавтомобилем, однако тоже безуспешно, потеряв в наступлении много солдат и офицеров. Энергичными действиями Сорокин едва не рассек Добровольческую армию надвое, отбросив конницу Эрдели. Им был отдан приказ о наступлении на Тихорецкую. Троцкий немедленно назначил проявившего себя бывшего военного фельдшера Сорокина Верховным главнокомандующим Красной армией на Северном Кавказе и передал, что прежние прегрешения перед советской властью забыты и прощены. Сорокин повел столь стремительное наступление на добровольцев, что части дроздовцев и марковцев едва успевали отбивать атаки, следовавшие одна за другой, отбиваясь безуспешными контратаками, не менявшими картину продвижения Сорокина по существу. Командиры добровольцев личным примером пытались вести атаки против наседавших красных. Увы, личный героизм командиров не спасал общего положения: героизм Дроздовского, под огнем поднимавшего дроздовцев в контратаку, Казановича, выезжавшего в бронеавтомобиле впереди своих цепей и лично водившего в атаку батальон марковцев Тимановского. «Все эти ночи и дни, атаки и гром над степью, и наши лица, обожженные солнцем и жалящей пылью, и наше сиплое „ура“ — все это вспоминается мне теперь с порывами жаркого степного суховея…»[68].Откат добровольцев под ударами армии Сорокина шел вплоть до 7 августа 1918 года. В этот день произошло решающее сражение у станции Выселки. Красные смогли выйти в тыл дивизиям Дроздовского и Казановича. Волна за волной шли цепи красных. Воодушевленная своим продвижением Западная армия Сорокина упорно пробивалась вперед. Во многих местах окопы добровольцев были захвачены, и в них шел жестокий штыковой бой. Силы добровольцев были уже на исходе, когда возле станицы Платнировской приземлился аэроплан, управляемый летчиком штаба Добровольческой армии, и сообщил о том, что помощь со стороны Тихорецкой идет. Помощь шла в виде 1-го Кубанского полка с артиллерийской батареей и при поддержке одного из добытых на станции бронепоезда, атаковавшими Западную армию красных с тыла. Вскоре добровольцы стали замечать уже знакомую картину конца красных, когда, как пишет Деникин, «все поле сразу оживает, и по нему мечутся во все стороны повозки, всадники и пешие люди». И вновь ударившая с юга кавалерия Эрдели погнала красных в степь под разрывы снарядов, посылаемых вслед убегающим красноармейцам белым бронепоездом. С севера по красным ударили корниловцы…