Кохрейн не хотел, чтобы его приравнивали к радикальным политикам, которые теперь считались врагами государства. Он продолжил свою кампанию критики порядков во флоте и обратил внимание членов палаты на систему назначения и выплаты пенсий. При этом он вновь задевал наиболее влиятельных людей,

11 мая он обратился к шумной аудитории палаты и привел в своем выступлении множество статистических данных. Он сделал впечатляющее сравнение размеров пенсий офицеров, проливавших кровь за родину, и чиновников.

Оказалось, что адмирал получает годовую пенсию 410 фунтов стерлингов, капитан — 210, а служащий билетной кассы — 700! Тринадцать дочерей погибших адмиралов и капитанов вместе получают сумму меньшую, чем вдова комиссионера флота. Храбрый сэр Сэмюэл Худ[88], потерявший руку, получает пенсию 500 фунтов стерлингов, а ушедший на покой в добром здравии секретарь Адмиралтейства имеет 1500 фунтов в год! Кохрейн подсчитал, что пенсии всех раненых офицеров британского флота вместе с пенсиями жен и детей погибших офицеров составляют в сумме величину меньшую, чем синекура лорда Ардена (20 358 фунтов стерлингов).

«Знает ли страна об этой несправедливости?»[89] — вопрошал Кохрейн. После этого он начал бескомпромиссную критику влиятельнейшего семейства Уэллесли и привел еще более наглядные и ошеломляющие сравнения. Лорд Кохрейн продолжал изобличать несправедливость, к радости одних и огорчению других членов палаты общин.

Когда Кохрейн закончил говорить, ему ответил Уильям Уэллесли-Поул. Во-первых, он сказал слово в защиту своего семейства и его привилегий. Во-вторых, Уэллесли-Поул дал совет капитану Кохрейну. Он занимал пост секретаря правления Адмиралтейства и хорошо знал выдающиеся качества и заслуги своего критика. Совет заключался в том, что Кохрейну лучше сохранять верность своей профессии морского офицера и с честью служить стране, чем делать пагубные ошибки. Он предсказал, что Кохрейн станет жертвой обмана недобросовестных дельцов от политики, которые используют его имя в собственных целях.

Адмиралтейство требовало, чтобы Кохрейн вновь вышел в море на своем фрегате. У него были иные планы. Кохрейн хотел продолжать эксперименты с зажигательными устройствами. Кроме того, он должен был посетить Мальту и урегулировать давние дела, связанные с действиями призового суда.

Этот специальный суд по морским делам, в том числе связанным с оценкой захваченных судов, имел дурную репутацию. Кохрейн обвинял членов суда в коррупции и решил вывести их на чистую воду.

3 июня 1810 года он обратил внимание членов палаты общин на несправедливые решения суда, но не был поддержан. Неутомимый борец с коррупцией решил провести собственное расследование и отправился в путь.

Он добрался до Гибралтара на своей яхте. Это плавательное средство было ранее отбито Кохрейном у французов и выкуплено им в целях использования для личных нужд. В Гибралтаре он переместился на британский бриг, взявший курс на Сицилию.

Моряки горячо и с энтузиазмом приветствовали прославленного капитана. Они сочувствовали его делу и оказывали Кохрейну всяческую поддержку.

В Мессине он провел эксперименты с минометом, конструкцию которого сам изобрел. Сицилия богата серой, и Кохрейн посещал ее месторождения. Он обратил внимание на убийственное действие диоксида серы: когда ее поджигали, облака ядовитого газа уничтожали вокруг все живое. В голове Кохрейна родилась идея создания химического оружия.

Из Сицилии он отправился на Мальту и достиг большой гавани Ла-Валетга 20 февраля 1811 года. На Мальте находился офис суда, который был главной целью путешествия Кохрейна. Этот суд налагал штрафы на моряков и делал удержания денежных сумм. Кохрейн хотел добиться справедливости для всех и имел личный счет к местному суду.

Регламент работы суда, размеры штрафов и удержаний определялись актами парламента. На Мальте были свои порядки, местные судьи допускали незаконное совмещение должностей и сами составляли таблицу штрафов и удержаний. Она не была доступна для общего ознакомления, хотя по закону эта информация должна быть открытой.

Кохрейн не нашел иного способа достижения своей цели, кроме незаконного. Он выкрал таблицу, но был пойман с поличным. Его обязали вернуть таблицу в течение двух дней, но он этого не сделал.

Капитан-парламентарий был арестован и посажен в тюрьму, однако друзья вскоре помогай ему бежать. Заключенный перепилил решетку и спустился по веревке. В гавани его ждала быстроходная лодка, которая доставила беглеца на судно.

Кохрейн вернулся в Лондон 11 апреля. Судья Высокого суда Адмиралтейства получил рапорт о поведении Кохрейна на Мальте. Суд счел, что оно было проникнуто духом презрения. В то же время мальтийский суд, по мнению юристов Адмиралтейства, в сложившихся обстоятельствах в отношении Кохрейна поступал правильно.

6 июня Кохрейн инициировал дебаты в палате общин по вопросу о действиях судов. Попытка была неудачной, и позднее он предложил создать специальный комитет. Хотя действия Кохрейна ни к чему не привели, он был прав в своих оценках. Последовавшие события это подтвердили, и были зафиксированы новые вопиющие факты злоупотреблений и коррупции членов суда на Мальте.

Оставшееся время парламентской сессии Кохрейн посвятил вопросам о выплатах жалованья, об условиях жизни моряков и условиях содержания военнопленных.

Задержки выплат жалованья были предметом недовольства моряков на протяжении многих лет. Они стали причиной бунтов на кораблях в Спитхеде и Норе в 1797 году. Отправившись в дальнее плавание, моряки не видели денег годами. Это было тяжело для людей на службе Его Величества, но еще страшнее для их семей. Кохрейн привел конкретные примеры названных нарушений и получил ответ от Чарльза Йорка, первого лорда Адмиралтейства. Йорк заявил, что поздно рассматривать этот вопрос в самом конце парламентской сессии. Он добавил, что корабли подолгу находятся на дальних станциях и избежать задержек с выплатами жалованья невозможно.

Места содержания военнопленных — мрачные тюрьмы или стоявшие в гаванях старые и гнилые суда — были переполнены людьми. Кохрейн посетил Дартмур, где находились 6000 военнопленных. Он видел, как они часами стояли под дождем в очереди за едой. Пища была несъедобной, а несчастные промокали насквозь и не имели возможности сменить одежду.

Кохрейн рассказал коллегам-парламентариям об увиденном. Внимание к условиям содержания военнопленных было политически невыгодным проявлением гуманизма, и лишь малое число членов палаты общин решились поддержать Кохрейна.

ЛЮБОВЬ ВСЕЙ ЖИЗНИ

Кохрейну было тридцать шесть лет, когда он влюбился. В романтический век Байрона избранницами героев становились роковые красавицы. Девушка капитана Кохрейна была яркой брюнеткой, нежной и женственной, совсем юной и очень хорошенькой. Ее звали Кэт (Kate). Он полюбил ее с первого взгляда и будет обожать до последних дней.

Кэт (Кэти) была сиротой, ее полное имя — Катерина Корбет Барнс. Кохрейн встретил Кэт, когда она жила вместе с тетей в Лондоне. Тетя была вдовой, ее звали миссис Джексон. Дом достался ей от брата, Джеймса Корбета. Миссис Джексон отвечала за воспитание Кэт и направила ее в школу, расположенную в Бакингемшире.

Девушке было шестнадцать или семнадцать лет, когда она встретила Кохрейна. Их познакомил капитан Натаниэль Кохрейн — кузен Томаса и друг миссис Джексон.

В 1812 году Томас Кохрейн жил в большом доме своего богатого дяди Басила на Портман Сквер. Кэт и ее тетя жили поблизости. В январе и феврале Томас и Кэт виделись несколько раз. Он сделал ей предложение, но девушка его не приняла.

Томас серьезно заболел. Кохрейны послали слугу, который сообщил Кэт плохую весть — Томас умирает. Капитан Натаниэль Кохрейн пришел к девушке и попросил ее походить под окнами дома тяжелобольного. Она выполнила просьбу, и Томас смотрел на нее из окна своей спальни. Он выглядел, как мертвец.