— Войдите! — прозвучал ничуть не изменившийся басистый голос. Мой голос.

И в комнате появился не маляр с подручными, не мой постоянный спутник в блужданиях по городу, а соседка: Матильда Яковлевна. Ее дверь первая от кухни, моя — вторая.

— Товарищ Дря, — обратилась она ко мне, хотя много лет знала мое имя, иногда обращалась даже с отчеством, — зачем вы наградили меня этим чудовищем? На руках Матильда держала кошку, ту, коричневую, на длинных ногах.

— Да и вообще натворили…

— Вы это про что? — Сами знаете, господин Дря. Знаете, знаете… Вопреки обычному явились под утро, стали громыхать и всех в квартире разбудили.

— Быть не может. Чем же я громыхал?

— Ходулями, господин Фря, ходулями.

— Нет у меня никаких ходуль.

Да, действительно, ходуль в комнате не оказалось.

Зато стояла здоровенная мотыга.

— Зачем это вам? — спросила Матильда.

Я не знал, откуда появился совершенно ненужный мне предмет, потому пробурчал что-то невнятное. Меня волновало совсем другое. Кошка пыталась замяукать, я же не сводил глаз с соседкиной головы… Как же я не догадался там, у моста. И тут же вскочил с кровати.

Слава богу, ноги оказались там, где им положено быть.

— И вам не совестно спать одетым? — говорила Матильда.

— Голова! — крикнул я. — Посмотри на голову, она крепко держится? — говорил я, шумно волнуясь. Никогда не называл я Матильду на «ты». Сегодня все прощалось.

Ее шею окаймляла фиолетовая полоска вроде цепочки.

— А шея?… Посмотри… — выговаривал я.

— Определенно, рехнулся, — произнесла Матильда. — Что это с вами?

— Вместо ненужной ругани возьми зеркало и посмотри.

Зеркало висело рядом с портретом козы. Я его снял и передал Матильде.

Она долго рассматривала стекло зеркала, потом сунула мне его обратно.

— Бесстыдник! Откуда вы взяли это мерзкое неприличие?

— У тебя же нет головы. Понимаешь ли ты почему?

— Еще бы. Лицо у меня голое, там его нет. А что одетое — там голое.

Подозрения оправдались. Она ничего не помнила, даже тех носатых. Но я тоже ничего не помнил, решительно… В голову пришло самое обычное: избавиться от Матильды. И как можно скорее. Это оказалось почти невозможно. Тем более что решение мое мгновенно переменилось.

— Я хочу тебя пригласить…

— Куда? — радостно согласилась она.

— В увеселительный сад или в кинематограф… Но увы…

— Ты очень занят.

— Нет, то есть да… ко мне придут маляры.

— Он действительно рехнулся… — возмутилась Матильда. — Какие там маляры… К нему приехала из Барселоны мать и отчим…

— Как ты сказала? Мама! Нет, нет, я совершенно свободен. Черт с ними, с малярами. А родные, что они, они же не известили, я могу и не знать… Идем в ресторацию…

— Я же их весь вечер развлекала…

— Разве ты не была занята? — я окончательно сбился… — О чем же вы разговаривали?

— Как ты живешь, где работаешь…

— Надо было сказать, как есть: конюх при скачках…

— Первый раз слышу.

Раздался звонок — три раза. Потом стук в дверь.

— Маляры! — проговорил я с надеждой.

— Нет — они!

И вот они вошли — маленькие, толстенькие. Началось, как положено: «О, а, у!» Вчера они проводили время у Матильды, поэтому сегодня сразу стали осматриваться.

— Зеркало, слава богу, здесь, портрет козочки — тоже здесь. И кушетка моя любимая… А где шифоньер? где люстра?…

— Ой, мамочка, о делах потом, — вмешалась в разговор Матильда, предвидя неладное. — Вы же несколько лет не видали вашего сыночка.

— Правильно сказано, — отрезал отчим. — Вечно ты начинаешь…

— Да, о делах успеется, — заговорил обожаемый сыночек. — Будем пить чай. У меня отличный цейлонский. Сбегаю на угол, куплю кое-чего…

— Ничего не надо, у меня все есть, — сказала Матильда тоном хозяйки и тут же исчезла. Исчез и я.

Выйдя в коридор, я увидел у всех дверей жильцов, они выстроились как оловянные солдатики.

— Как вам не совестно, молодой человек! — Дядя Федя, ну не надо, к нему же родичи из Испании пожаловали, а вы с мелочами, самыми пустяшными…

Тогда жильцы, словно по команде, исчезли, двери захлопнулись, иногда открываясь там, где жили наиболее любопытные. Исчез на кухне и я, где и принялся наливать в чайник воду, разжигать примус.

В это время в коридоре снова послышался хриплый звонок. Нагруженная продуктовыми припасами, мимо кухонных дверей проследовала Матильда, после чего в коридоре появились маляры, человек семь, возможно, восемь, все в одинаковых фуражках, каждый с ведром и флейцем.

— Где его превосходительство? — вроде в шутку спросил старший.

— Проходите, никуда не делся. Сейчас прибудет. — И Матильда повела маляров в мою комнату, где дверь оставалась открытой, и я слышал все, что там происходило.

— Нам тут козу покрасить приказано…

— Верно. Вот она. Это по моему профилю, — сказала маманя. — Зачем же столько народу? Хватит двоих.

Стольких в гостиницу и не пустят…

— Зачем, мадамочка, мы здесь и покрасим.

Я понял, что буду здесь совершенно лишний, и, не интересуясь дослушивать, чуть слышно закрыл за собой входную дверь.

Извозчик подвернулся незамедлительно.

— Куда, барин, прикажете?

Я назвал первое, что пришло в голову.

— Далеко, батя. Значит, в подвальчик. Знакомое местечко. Рублик отвалите?

— Поехали. Только быстрее…

В пролетке пахло кожей и, как всегда, дегтем. Ехали долго, когда миновали футбольное поле, длинноносых не оказалось, лодка у парикмахерской тоже отсутствовала. В парикмахерской мирно светились электрические огоньки.

— Ждать прикажешь или как?

— Жди, если не лень…

Я спустился по кривобокой лестнице, Из общего гула выкриков и звуков пианолы я ничего не расслышал, но почувствовал, кто-то схватил меня за локоть.

— Здорово, братишка! Или не узнал? А я сразу. По спине и по рассказу… Один глаз поболе, на щеке вмятина — значит, он и есть. Наши ребята к тебе пешочком. А меня вроде сторожем. Нас здесь всегда найти возможно. Пиво у Ивановых отличное.

— Пиво — это хорошо…

— Сядем, только подале. Музыку не уважаю. Сейчас кружки раздобуду, для начала по четыре и моченый горох. Мы с детишками его прилюбили, даже с пристрастием. Может, есть хочешь? Тут миноги преотличные.

В ближайший час, после шести, я сидеть не мог, не говоря про то, чтобы стоять. Как же быть?

— Уладим: мы к девочкам на постой. Тут недалеко.

Ехали на извозчике долго… Девочек дома не оказалось. Мамаша, главная в доме, — пустила.

— Все отлично, — говорил я, — мне бы прилечь.

И тут же прилег, не дожидаясь разрешения, прилег на софе, как был — в башмаках и бушлате (одетый, когда собирался на уголок), и сразу увидел хороший сон, как гусыни гусака хоронили. И сон интересный, и девочки пришли. Пригласили старичка извозчика. Побежали за штофом… А когда мы с песней домой катили, извозчик разговорился, стал рассказывать, как в здешних местах лодки по воздуху — кого по загривку, кого пополам..

Дома все как было. Внизу у дверей поджидал мой вечный спутник.

— Да ты, брат, не в себе. А поможет тебе только штырь, только он. Ладно, до завтра. В конюшне увидимся.

И в комнате было как было. Зеркала, правда, не оказалось и портрета тоже, и коричневая то ли сбежала, то ли прихватил кто-то.

В постели разбросалась Матильда, моя будущая половина. Я притулился рядом, досматривать тот занимательный сон, который про гусынь и гуся.

А дальше все текло по-обычному, без приключений или чего-то подобного.

Коловорот

С некоторых пор у меня появилось настойчивое желание открыть важный секрет. Хотя, говоря по совести, какая же тайна ходить задом наперед. Вопрос в другом: полезно такое умение или бесполезно? Вы, конечно, заявите: двигаться шиворот-навыворот прежде всего неудобно. И вы, несомненно, правы — да, неудобно. И все же горячо советую взять с меня пример, вроде Элеоноры Фохт, которую многие уважают уже за то, что она меня не посрамила. Заявляю самым решительным образом: кто ей уподобится, получит ни с чем не сравнимое преимущество. Сколько раз мое умение заставляло отъявленных проходимцев выбрасывать на тротуар или еще куда: кортики, пики, шампуры, мало ли чего. Примеров, сами видите, множество. Начну с самого что ни на есть заурядного, но убедительного.