– Завтра вечером, часов в восемь. Я живу на… Впрочем, – рассмеялась она, – вы же знаете мой адрес.

Смех получился не слишком веселый, и это напомнило Нику, что поводом для вечеринки послужило желание развеяться от нанесенной ей обиды. Он снова разозлился на Рейнольдса, ему так захотелось защитить девушку от него! Он и раньше, встречаясь с Холли, ловил себя на мысли, что неплохо было бы с ней куда-нибудь пойти, а теперь этому ничто не мешает. На этой вечеринке он назначит ей свидание. Ник уже перебирал в уме места, куда можно будет пригласить Холли, но ход его мыслей прервали ее рассуждения, из коих явствовало, что она собирается начать новую жизнь не только в сфере банковских вложений.

– Отныне я стану устраивать одну вечеринку за другой, – с жаром заявляла она. – Приглашать буду только парней, которые прожигают жизнь, а все эти достойные молодые люди, прилизанные, при галстуках, с их прилизанными мечтами о том, что они сделают карьеру и когда-нибудь в необозримом будущем станут владельцами коттеджа, увитого плющом, пусть сидят дома.

Ник сглотнул и сделал над собой усилие, чтобы не обратить виноватый взор на свою грудь, также украшенную галстуком. До сих пор он никак не походил на прожигателя жизни. Если это и есть тот тип мужчины, который может понравиться Холли, то у него, у Ника, нет никакой надежды. Или все же есть?

Вдруг непонятно откуда прозвучал голос:

– В восемь вечера, значит? Можно мне кого-нибудь привести? – И Ник с удивлением понял, что голос этот принадлежит ему самому.

– Конечно, – не медля ни секунды, ответила Холли. – Чем больше народу, тем веселее.

Проводив Холли, Ник бросился обратно к столу и схватил телефонную трубку.

Как раз в этот субботний вечер его приглашали в гости, но он отказался – надо было просмотреть отложенные финансовые газеты, однако желание познакомиться поближе с Холли пересилило все. Сейчас ему позарез нужна была эффектная девушка, которую он может привести с собой.

Если Холли хочет видеть у себя прожигателя жизни, то извольте, она его увидит.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Девушку Ник привел действительно роскошную.

Раскладывая закуски на блюда, Холли исподволь наблюдала за ними. Когда высокая ярко-рыжая Моника – так Ник представил свою партнершу – кружилась в быстром танце, черная шелковая юбка ее взлетала вверх, открывая красивые длинные ноги. Они чему-то все время смеялись, явно наслаждаясь обществом друг друга. На Нике была самая простая, но элегантная рубашка и наимоднейшие брюки, плотно облегавшие фигуру. Русые волосы, обычно аккуратно причесанные, сейчас были уложены в художественном беспорядке, с лица не сходила широкая улыбка, глаза сияли. И почему раньше Холли казалось, что этот скромник в толпе неприметен?

– Тебя к телефону! Звонит мать! – раздался голос Трины, старавшейся перекричать звуки музыки.

– Неужели из Висконсина? – спросила Холли, взяв из рук Трины переносную трубку телефона.

– Не знаю, откуда, – пожала плечами Трина, – но это она и хочет говорить с тобой. Найди место потише, а я займусь закусками.

Она, конечно же, еще в Висконсине, думала Холли, пробиваясь сквозь толпу гостей. Ее мать, Мари Веббер-Лесли-Гартнер-Пайффер, поехала навестить свою единственную сестру – Барбару, но повстречала телевизионного мастера Эдди Люмадью, который так очаровал ее, что она вот уже несколько недель не может вернуться к себе домой. Несмотря на непродолжительность знакомства, Эдди явно вырисовывался как претендент на место пятого по счету супруга. Но к чему звонить сейчас, в разгар вечеринки, о которой мама знает? – удивлялась про себя Холли. Кто-нибудь заболел? Что-то случилось?

– Простите, простите, – бормотала Холли, обходя танцоров в своей гостиной, настолько тесной, что стандартный коридорный палас покрывал ее от стены до стены.

Она вышла на задний балкон – дальше телефон не позволял, – но и там было шумно: из окон, распахнутых настежь в этот теплый майский вечер, вырывалась музыка.

– Привет, мама! Что случилось?

– Ничего, дорогая. Музыка у тебя замечательная! Навевает воспоминания о нашей молодости.

Холли зажала пальцем свободное ухо, но слышимость улучшилась мало – на том конце линии также раздавалась музыка.

– В самом деле все в порядке? Я тебя очень плохо слышу. Ты звонишь от тети Барбары?

– Нет, из телефонной будки в дансинге «Старлайт». Мы с Эдди только что приехали, хотим потанцевать, я взглянула на часы и вспомнила, что у тебя как раз сейчас гости. Вот и решила узнать, как идут дела.

– Ты меня отрываешь от вечеринки просто для того, чтобы поболтать?

– Подумаешь! – хихикнула в трубку Мари. – Тоже мне вечеринка!

– Самая настоящая вечеринка! – возразила Холли. – О чем это ты?

Мари хмыкнула – знаю, мол, что это за вечеринка, – эта ее чисто материнская назидательно-снисходительная манера всегда раздражала Холли.

– Ну, тебе не понять, о чем. Он еще у тебя?

– Кто это «он»?

– Рейнольдс, разумеется. Я умираю от любопытства: что он думает о твоей светской жизни без него?

Холли нахмурилась:

– О чем ты, мама? Рейнольдс и не знает, что у меня гости.

– А, поняла, – снова хихикнула Мари. – Ты ему потом расскажешь, как прошел вечер. Может, так оно и лучше будет.

Холли в отчаянии подняла глаза к небу. Боже, как походит ее мать на несмышленого ребенка, а она сама – Холли – на его родительницу.

– Я не собираюсь ничего ему рассказывать. Я же тебе говорила, мы с ним расстались. Все кончено. Навсегда. И как я провожу свободное время, мое личное дело.

– Но тогда… тогда… – Мари даже стала заикаться от удивления. – Как ты можешь с помощью вечеринки вызвать его ревность? Разве ты затеяла ее не для того, чтобы заставить его ревновать и таким образом вернуть?

– Да я вовсе не хочу возвращать его. – Холли, однако, чувствовала, что слова тут бессильны – мать все равно ее не поймет. – Говорю тебе, мы разошлись в разные стороны.

– Доченька, родная! – Голос Мари зазвучал ласково, почти просительно. – Не говори так! Ты сейчас на него в обиде, но поверь мне, она пройдет. И тогда ты найдешь способ вернуть Рейнольдса. Только не жди слишком долго. Он чересчур лакомый кусочек, на него польстится любая.

– Спасибо за звонок, мама. – Холли устала от бесполезного спора. – Желаю вам с Эдди хорошо провести время. Позвоню, как всегда, в воскресенье вечером.

Исчезновение Холли из гостиной, естественно, не осталось незамеченным для Ника, он не сводил глаз с входной двери и, когда она появилась с телефонной трубкой в руках на пороге комнаты, сразу понял по выражению ее лица, что она расстроена. Он сделал Монике знак рукой.

– Я вернусь через несколько минут, – сказал он, провожая Холли глазами.

Моника проследила взглядом, куда смотрит Ник, и уголки ее губ поползли вниз, но она постаралась взять себя в руки и изобразить улыбку.

– Иди. Я все равно собиралась пропустить пару танцев.

Ник благодарно погладил руку Моники. Какое счастье иметь таких верных друзей! У нее были свои планы на сегодняшний вечер, но она, не колеблясь ни секунды, отказалась от них и пошла с Ником, после того как выслушала его рассказ о Холли и ее решении встречаться только с ветреными ухажерами.

Пробираясь сквозь толпу к Холли, Ник ощутил, что покрывается испариной. А вдруг у него рядом с ней присохнет язык к гортани, как тогда в банке? Стараясь успокоиться, он в который раз сказал себе, что сегодня выступает в любительском спектакле, как бывало в студенческие годы, и играет роль повесы, не испытывающего затруднений при общении с женщинами. Ник глубоко вздохнул и почувствовал себя увереннее. Если ему удастся забыть о своем истинном «я» и не выходить из образа, он наверняка не лишится дара речи.

– Замечательный вечер, – сказал он, приблизившись к Холли. Голос его звучал менее непринужденно, чем ему хотелось бы, но зато улыбка вышла на славу. На Холли было красное, с низким вырезом платье, зачесанные назад волосы мягкими волнами ниспадали на спину, не закрывая серебряные серьги, раскачивавшиеся при малейшем движении головы. Нику она показалась необычайно красивой. Улыбка восхищения на его губах вряд ли явилась результатом актерских усилий.