— А по-другому ты не можешь?

— По-другому — что?

— Не волноваться за то, кому как по улицам ходится?

— Нет. Не могу.

Утром Ковалёв проснулся за несколько секунд до того, как должен был зазвенеть будильник, и успел выключить его, чтобы не разбудить Вику. Она спала, уткнувшись в его плечо и раскидав волосы по подушке. Костя осторожно откинул одеяло, встал и прошёл на кухню.

Пока нагревался чайник, Костя успел принять душ. Скопившееся за последнее время напряжение ушло, он чувствовал себя лёгким и бодрым, появилось даже какое-то умиротворение, и он впервые после происшествия с Катей подумал о том, чем займётся тогда, когда завершится последний этап этой истории.

— Ты не опаздываешь?

Вика вошла на кухню неслышно и теперь стояла возле холодильника, кутаясь в лёгкий халат. Возраст брал своё, и, поднявшись с кровати, она выглядела далеко не так привлекательно, как вчера вечером, но Костя посмотрел на её лицо с нежностью и благодарностью.

— Вообще-то опаздываю. Мне сегодня к восьми нужно, но меня об этом все равно никто не предупреждал, так что обойдутся.

— А как же старушки, которых ты защищаешь?

— Они ещё спят.

— Хочешь — возьми машину. Мне она до вечера все равно не понадобится, а ты в обед пригонишь.

Предложение было заманчивым, но, подумав, Костя отрицательно покачал головой.

— Не надо. Да и все равно у меня ведь ни прав нет, ни доверенности твоей.

— А ты гаишникам удостоверение покажешь, если они тебя остановят. Капитан ты или кто?

— Капитан. Тебе кофе дать?

— Налей немного.

Завтрак был недолгим. Пока Ковалёв торопливо ел бутерброды, Вика мелкими глотками пила свой кофе и тоскливо смотрела в окно.

— Послушай, капитан, мы ещё увидимся или ты попрощаешься и дорогу забудешь?

— Не забуду. У меня твоя визитка осталась.

— Господи, я-то думала, ты мне приятное что-нибудь скажешь! Неужели тебя не учили хотя бы иногда комплименты говорить? Или ты весь словарный запас на своих арестованных тратишь?

— Гм… Ну они тоже ведь люди! Да и потом, если не я, то кто им слово доброе скажет?

— Да, от тебя дождёшься!

— Все, спасибо! Я побежал. Позвоню вечером. Как-нибудь.

— Число уточнить не хочешь? Или хотя бы месяц?

— По крайней мере, в этом году.

Пока Ковалёв обувался и пристраивал на место пистолет, Вика успела поставить грязную посуду в мойку и тоже вышла в коридор.

— Слушай, ты даже лицом посветлел, — заметила она, придирчиво оглядывая его костюм и поправляя воротник куртки. — Не ходи с поднятым воротником, как Штирлиц, тебе это не идёт. И вообще тебе классический стиль носить надо.

— Ну я же не знал, что тебя встречу. А для работы и это сойдёт. В следующий раз надену что-нибудь поприличнее. У меня где-то был почти новый смокинг.

— Не юродствуй. Не забудешь про следующий раз-то?

— Не забуду. Ну все, пока! Спасибо!

— Не за что. Пока!

Ковалёв сбежал вниз по лестнице, выскочил на улицу, успел вовремя отпрыгнуть от струи припозднившейся поливальной машины и направился к троллейбусной остановке. Впервые за последнее время он чувствовал себя легко и свободно, в голове вертелись обрывки популярных песен, он с удовольствием вдыхал влажный, чистый утренний воздух и останавливал взгляд на симпатичных девушках без риска опять погрузиться в составление планов и способов их реализации.

Запущенный им механизм постепенно набирал обороты, и теперь оставалось только ждать результатов. Каких-либо активных действий больше почти не требовалось, за исключением некоторой чисто «бумажной» работы, время которой наступит после того, как Вова Янович умрёт в камере ИВС.

В том, что Вову убьют, и убьют именно в изоляторе, Костя не сомневался. «Достать» его в тюрьме будет потруднее, да и время теряется. Сделать это удобнее всего ночью. Срок содержания Яновича в ИВС истекает завтра вечером, то есть предстоящая ночь, скорее всего, будет последней. Ковалёв надеялся, что «уберут» Вову каким-нибудь тихим, незаметным способом, замаскировав это под естественную смерть или, на худой конец, под несчастный случай. Последнее не очень устраивало Костю, так как могло навлечь на сотрудников ИВС неприятности со стороны руководства или прокуратуры, но Ковалёв очень рассчитывал на благоразумие и технические возможности «другой стороны».

После ликвидации Яновича наступит очередь последнего — Саши Зубченко. И если предположить, что Янович умрёт в ночь с понедельника на вторник, то земная жизнь грешника Зубченко, скорее всего, прекратится где-нибудь к середине среды.

Расправу над Сысолятиным и убийство Овчинникова, совершенное каких-то сорок восемь часов назад, Ковалёв почти не вспоминал и не ощущал ни жалости, ни угрызений совести. Смерть Сысолятина, причастного ко всей этой истории более чем отдалённо, была тем не менее «технологически необходимой», и, кроме того, ему ведь вначале предлагали выбор. Что касается Овчинникова, то он просто получил своё, и его счастье, что умер он лёгкой смертью.

К зданию РУВД Ковалёв подошёл около половины десятого. Машины Петрова нигде видно не было. Перед крыльцом курили несколько омоновцев, в стороне урчал мощным мотором «ЗИЛ» с решётками на окнах фургона и предостерегающей табличкой «Люди». Операция «Ударник» началась полтора часа назад, но, хотя основная нагрузка должна была прийтись на семнадцать-двадцать часов, когда усталые подвыпившие мужики возвращаются домой со своих заводов, строек и автохозяйств, личный состав управления, вместе с приданной помощью, усиленно патрулировал улицы и потрошил «места концентрации лиц криминальной направленности».

Благополучно проскользнув мимо дежурной части, где один из заместителей начальника управления энергично раздавал задания всем не успевшим вовремя смыться или придумать себе занятие сотрудникам, Ковалёв добрался до кабинета. За дверью надрывался телефон. Доставая связку ключей, Костя уронил её на пол, потом долго возился с заклинившим замком и уже думал, что не успеет снять трубку. Успел.

— Алло, Константин Егорович? Это Павел…

— Привет, Паша, я узнал…

Разговор был недолгим. Положив трубку, Костя потёр подбородок и ухмыльнулся. Потом, повесив куртку на вешалку, прошёлся по кабинету, насвистывая популярную мелодию и раскручивая на пальце связку ключей. Выражение его лица было спокойным и в общем-то благожелательным, но если бы кто-нибудь окликнул его в этот момент, то, встретившись с Костей взглядом, непременно отшатнулся бы, а мелодия, которую он так старательно выводил, вышагивая по истёртому паркету кабинета, была последней, какую слышал в своей жизни Гоша Сысолятин.

Начинался первый рабочий день новой недели. Продолжая играть ключами, Костя сел за стол и опять придвинул к себе телефонный аппарат.

Всё шло именно так, как он рассчитывал.

В офис АОЗТ «Парус» Серый приехал первым. Пройдя в кабинет, он запер дверь, сел за стол и придвинул к себе телефон. Несмотря на то, что воскресные события вроде бы в полной мере подтвердили необходимость ликвидации Вовы, у Серого все равно оставались некоторые сомнения. Раскрыв записную книжку, он задумчиво пролистал несколько страниц, нашёл нужный номер и снял трубку.

Через несколько минут Серый отодвинул аппарат в сторону и вздохнул. Собеседники так и не смогли переубедить его, но никаких весомых аргументов в пользу своих сомнений он не получил. Достав из холодильника банку безалкогольного пива, Серый развернул кресло к окну и решил в последний раз все обдумать.

Офис постепенно наполнялся людьми.

В коридоре звучали голоса, хлопали двери кабинетов, оживали телефоны. Мысли Серого на первый взгляд были бесконечно далеки от дел фирмы, но, с другой стороны, касались её самым непосредственным образом. Маленькая песчинка может остановить и испортить отлаженный часовой механизм. Толстый Вова своим необузданным языком мог причинить неприятности сотням людей, даже не подозревающим о его существовании.