Изменить стиль страницы

Рэйчел на секунду зажмурилась.

— Иногда человек обязан сделать выбор. Между другом и отцом. Дружбой или честью. Это вовсе не значит, что трудный выбор ему нравится.

— А если я соглашусь при одном условии?

Тон его голоса заставил ее насторожиться.

— Каком?

— Я не благотворительная организация, мисс Стюарт. С другой стороны, вы сказали, что вынуждены бороться тем оружием, которое у вас есть. — Холодным, надменным взглядом он прошелся по ее телу. — Сомневаюсь, что женщина, которой нравятся бусы с яблочками и носочки с медведями, способна заинтересовать меня в постели, но может быть, у вас есть скрытые таланты. Обменяемся услугами?

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Ухмылка на его лице не оставила у Рэйчел сомнения в том, что он имел в виду.

— Нет, спасибо. Я не нуждаюсь в вашей помощи на таких условиях. — Ей не удалось справиться с румянцем, залившим лицо и шею.

— Вы, кажется, не так сильно стремитесь восстановить доброе имя своего отца, как заявляли.

— Я восстановлю его доброе имя. С вашей помощью или без нее. Но при этом не сделаю того, чего он стал бы стыдиться, если бы узнал об этом.

— Какие, однако, благородные чувства, — усмехнулся он, — у дочери преступника.

У Рэйчел закружилась голова, она схватилась за спинку ближайшего стула, чтобы не упасть. Он сжал челюсти.

— Приношу извинения. Я не должен был это говорить. Но я очень сомневаюсь, что вы найдете репортера, которого заинтересует преступление, совершенное пятнадцать лет назад, если по нему даже не было выдвинуто обвинение.

— Потому что моего отца убил ваш отец.

— Ваш отец выскочил прямо под колеса машины моего отца, который не успел затормозить. Его признали невиновным.

— Другие полицейские.

Николас зло посмотрел на нее и направился в сторону кухни.

Она проиграла. Выбрала неверную тактику, надеясь уговорить Николаса заново расследовать дело, и проиграла. Теперь можно собирать вещи. Только вот приготовит Николасу Бонелли его проклятый завтрак.

— Сядьте, а то упадете, — раздраженно сказала она. — Сейчас я сварю кофе.

Николас без слов неловко опустился в кожаное кресло. Положив костыль на пол, он прикрыл глаза. Боль затаилась под его длинными ресницами и туго натянула кожу на скулах.

На кухне Рэйчел достала из холодильника вчерашний омлет и поставила разогреть в микроволновую печку. Как бы она ни ненавидела Николаса, ее наняли на эту работу, и она будет выполнять ее, пока не найдется замена.

Рэйчел с шумом захлопнула дверцу микроволновки. Паркер и Тэйн. После смерти Марвина Стюарта Роберт Тэйн предлагал матери Рэйчел деньги. Кровавые деньги. Так Гейл Стюарт называла их. Деньги за молчание. Она отвергла их, как и все предложения о помощи. Внимательно изучив объявления в разделе «Требуется помощь», миссис Стюарт устроилась на работу продавщицей в универсальном магазине, а на двенадцатилетнюю Рэйчел и ее восьмилетнего брата Тони свалились многочисленные домашние обязанности. К тому же дети рано стали подрабатывать в свободное время. Потом они смогли учиться в колледже только потому, что работали и получили ссуду на образование.

И все это время Рэйчел ждала того дня, когда сможет восстановить доброе имя отца. Микроволновка запищала, отвлекая ее от жалости к самой себе. Нет, несмотря на неудачу с Николасом Бонелли, она не откажется от своих намерений. Рэйчел достала омлет из печки.

— Николас Бонелли, — шепотом сказала она, — я только начала борьбу.

Вернувшись в столовую, она шмякнула тарелку с горячим омлетом и тостами с маслом на столик у окна, выходившего на озеро.

— Идите ешьте, пока не умерли с голоду.

Николас медленно двинулся к столику.

— Вы должны быть благодарны мне, что я вам отказал. Ведь я мог бы притвориться, что веду расследование, а спустя какое-то время сказать вам, что все обнаруженные мною улики указывают на вину вашего отца. Если мой отец поступил нечестно, что заставляет вас думать, что я окажусь более честным?

— Я это учла. — Рэйчел открыла двери на веранду. По бесцветному небу плыли одинокие клочья облаков. Легкий утренний ветерок пошевелил ее волосы. — Я предполагала, что при этом расследовании постоянно буду рядом с вами. — Она повернулась и посмотрела ему в глаза. — Мы были бы одной командой. Вы, с вашим знанием методов расследования, и я, с моим знанием моего отца. И моими настойчивостью и решимостью.

Николас с недоверием уставился на нее, рука, которая подносила кофе ко рту, остановилась на полпути.

— Я не представляю, какие обстоятельства могли бы вынудить меня позволить какому-либо клиенту, а уж вам тем более, стоять за моей спиной, когда я работаю.

Небо рассекла молния. Сквозь открытые окна донесся шум поднимаемых ветром волн, которые бились о громадные сваи, поддерживающие причал. Рэйчел невидящим взглядом уставилась в книгу, делая вид, что читает.

Шлепанье карт по истертой кожаной поверхности старого столика для игр действовало ей на нервы. Николас сидел в профиль к ней, так что она видела его впалую щеку, выступающий подбородок и иссиня-черные волосы. Его густые темные брови и шрам под глазом придавали лицу еще более сердитое выражение. Он выглядел непреклонным, жестким, сильным. С этим его обликом как-то не вязалось изящное, красивой формы ухо. Ему больше подошло бы ухо, похожее на цветную капусту, разбитое, как у боксера. И мозги у него как цветная капуста. Рэйчел ненавидела цветную капусту.

Карты разлетелись по столу. Рэйчел хотела собрать их, но Николас огрызнулся:

— Не трогайте.

— Устали или проиграли?

— Устал сидеть. Устал от этого места. И устал оттого, что вы меня разглядываете. — Он ударил костылем по полу. — Прекратите бомбить меня телепатическими посланиями, или что там должны означать ваши взгляды. Это не сработает. Вопрос закрыт. Закончен.

— Я ничего не посылала. Должно быть, вас терзает собственная совесть. — Увидев, как напряглись мышцы его плеч, она постаралась свернуть с минного поля: — Я не разглядывала вас. То есть, может быть, разглядывала, но не потому… У вас миловидное ухо, — выпалила она.

С гор, окаймляющих озеро, донесся раскат грома.

— Если ваш отец был наполовину таким же несносным, как вы, я бы не стал обвинять своего отца, если бы он действительно нажал на газ.

У Рэйчел перехватило дыхание.

— И вы меня называете несносной?!

— Я по крайней мере не хожу вокруг да около и не говорю, что у вас миловидные уши.

— У меня не миловидные уши. Они слишком большие и оттопыренные.

Он медленно развернулся и изучил ее голову.

— Я так не думаю.

— Значит, это правда, ведь всем известно, что вы знаток красивых женщин.

— Я бы не назвал вас красивой.

Рэйчел проглотила обидное замечание, не поморщившись.

— Мне безразлично, как бы вы меня назвали.

— Красивое лицо должно быть классическим. Ваше лицо интересное.

— Большое спасибо.

Он фыркнул.

— Вы как заноза в одном месте, но мы не обсуждали ваш характер. Мы говорили о вашем лице. Овальная форма, кожа цвета слоновой кости, немножко веснушек, маленький, но решительный подбородок и слишком большой рот, что повышает интерес.

Рэйчел не удержалась от вопроса:

— А это хорошо или плохо?

— Сам по себе большой рот — это плохо. Но для женского лица такой рот, как ваш, — это хорошо, — раздраженно добавил он. — Вы, должно быть, привыкли слышать от мужчин, что ваш рот создан для поцелуев.

— Мужчины, с которыми я встречаюсь, не судят так поверхностно.

Он поднял брови.

— Даже не принимают во внимание вазы с фруктами у вас в ушах?

— Посмотрите на себя. В этом желтом свитере вы выглядите как банан-переросток.

— По крайней мере верх и низ моего костюма сочетаются друг с другом. Я же не хожу в красных брюках и голубой рубашке.

— Брюки у меня не красные, а фиолетовые. Кто бы хвастался, имея такой занудный характер, не говоря уж об ограниченных умственных способностях.