Дорога на Лейт, днем запруженная каретами, телегами и пешеходами, в этот поздний час была совершенно пустынна, однако ухо Джона уловило сзади нежданный и пугающий звук — топот лошадиных копыт. Патрик тоже его услышал. Схватив Джона за руку, он потянул сына за высокое крыльцо, ведущее к парадной двери одного из выходящих на дорогу домов. Скорчившись в тени, оба замерли.

Когда всадник проезжал мимо них, они сумели разглядеть во тьме лишь смутный силуэт, фигуру, закутанную в плотный плащ, в надвинутой на глаза шляпе. Беглецы выждали, пока ночь не поглотила очертания всадника, и лишь тогда осмелились покинуть укрытие и снова пуститься вперед быстрым шагом.

Некоторое время они шли молча, затем Джон спросил:

— Отец, а не лучше ли было бы вернуться и рассказать всем, что это не ты убил того человека? Что это мистер Нэсмит.

— Конечно, лучше, Джонни, да только, к несчастью, нам никто не поверит. Мистер Крич поклянется, что убил я, а у Хэрриота хватит денег заплатить самому дорогому адвокату.

— А девушка? Она выступит в нашу защиту.

— Возможно. Но тогда ее слово будет против слова Крича, а он человек влиятельный.

— Это просто гнусно! Нечестно! Несправедливо! — взорвался Джон.

— Не злись, к чему тратить силы понапрасну? — с неожиданной резкостью осадил сына Патрик. — Я много ночей потратил на бесплодную ярость, а что толку? Мы по уши в неприятностях, Джонни. Надо сосредоточиться на том, как бы из них выпутаться.

— А что будет, если нас поймают? — Мальчик подавил искушение спрятаться в длинную тень отца. — Что они с нами сделают?

— О, тогда Толботова тюрьма, никак не меньше. — Голос Патрика внезапно повеселел. Отец Джона всегда отличался легким и жизнерадостным нравом — и, похоже, природный оптимизм снова взял свое. — Ну то есть для меня.

— А что потом?

— Сбегу, конечно.

— Не сбежишь. Ты не сможешь.

«А я останусь один», — подумал Джон. Но вслух не сказал.

Они только вчера проходили мимо зловещей старинной тюрьмы, что нависала над эдинбургской Хай-стрит. Джон знал: из-за этих массивных каменных стен, окованных железом дверей и стальных решеток не сбежать никакому, даже самому ловкому узнику.

— Да нет, Джонни, это проще простого, если только мне немного помогут со стороны — вот хоть ты и поможешь. Но ты не беспокойся из-за Толбота. Никто нас не поймает. Мы доберемся до Лондона в лучшем виде и заживем себе как короли, в Шордиче, с твоей тетей Сарой, которая как только увидит нас, сразу полюбит, точно давно потерянных родичей, каковыми мы и являемся.

Глава 4

Полчаса спустя Джон с отцом уже спускались к пристани в Лейтском порту. Ветер наконец-то улегся, но перед тем успел разогнать тучи. Ясный месяц подсвечивал рябь на волнах гавани, мерцал на мокрых камнях мостовой.

У швартовой тумбы маячили двое мужчин — смутные силуэты на темно-индиговом небе. Они вежливо поздоровались с поздними путниками, но, миновав их, Джон почувствовал: глаза незнакомцев так и буравят им с отцом спины.

— Но ведь нас еще не должны искать, правда? — прошептал он Патрику, с беспокойством вспоминая недавно проехавшего всадника.

Патрик ничего не ответил. Он лихорадочно обшаривал взглядом стоявшие у причала суда.

— А который корабль на Лондон? Вот тот? — спросил Джон.

— Не знаю, сынок. Не, тот маловат будет.

Сзади кто-то откашлялся. Джон подскочил на месте и, обернувшись, увидел, что те двое пошли за ними и теперь стоят совсем за спиной у отца.

— Смэк на Лондон? — спросил один из них. — Да он как раз ушел, сэр. С вечерним приливом. А следующий придет только утром — ежели, конечно, не подымется северный ветер.

Джон был так уверен, что нужный им корабль окажется на месте — у причала, готовый пуститься в плавание и увезти их с отцом от этого кошмара к новой жизни и новым приключениям в Лондоне, что от разочарования даже пошатнулся.

— Отец, что же нам теперь делать? — вскричал он.

В сумраке ночи он разглядел, что Патрик кусает нижнюю губу.

— Ну-ну. — Патрик опустил сундучок на мостовую. — Так, значит, уехать раньше завтра не получится, да?

— Никоим образом, — с непонятным жаром подтвердил один из незнакомцев, тот, что был чуть пониже.

— Вам нужен кров, теплые постели и добрая выпивка, — подхватил второй.

Сердечность в его голосе звучала, пожалуй, слегка неестественно, но в словах заключалось столько здравого смысла, что Патрик кивнул.

— Таверна «Королевская печаль», — продолжал высокий, указывая на ряд домов за причалом. В окнах одного из них еще призывно сиял теплый желтый свет.

Патрик поднял сундук.

— Папа, туда нам нельзя, — зашептал Джон, дергая отца за рукав. — Это же первое место, где нас станут искать.

Двое незнакомцев уже шли впереди, к освещенным окнам.

— Разве не понимаешь, Джонни, — вполголоса проговорил Патрик, — гораздо подозрительнее будет, если мы откажемся идти в гостиницу. Рыскать ночью по улицам, точно преступники — да мы будем заметны, как мухи на масле. А ежели кто придет нас искать — назовемся вымышленными именами и собьем их со следа.

Они быстро достигли гостиницы и вместе с двумя незнакомцами вошли в теплое дымное помещение.

Снова оказаться в тепле и уюте, уйти с пронизывающего до костей ветра было так чудесно, что Джон уже не боролся с усталостью — усевшись на скамейку у очага, он погрузился в сладостную полудрему.

Мальчик смутно отметил про себя, что отец разговаривает с кем-то — должно быть, с трактирщиком — в другом конце комнаты, но сейчас Джону хотелось смотреть только на пламя и на горящие угли. Он протянул руки к огню, грея озябшие ладони.

Через минуту Патрик вернулся, неся миску горячего супа для сына.

— Вот, Джонни, глотай, — весело произнес он, и Джон увидел, что настроение у отца снова пошло вверх. Это обрадовало мальчика, но в то же время и встревожило. Если Патрик выпьет кружку-другую и у него развяжется язык — того и гляди, он забудет про опасность и ослабит бдительность.

Та пара с пристани никак не отлипала от Патрика: они уселись на скамье рядом с ним, с кружками эля в руках. Теперь Джон мог разглядеть их получше. Тот, что постарше, был коренаст, могучего сложения, с красной бычьей шеей. Желтый жилет настолько туго обтягивал выпирающее брюхо здоровяка, что пуговицы едва держались. Младший был тощ и какой-то нервный. Он сидел, касаясь пола только носком правой ноги и дергая коленом вверх-вниз, так что вся скамья ходуном ходила.

— Итак, — бодрым тоном начал старший, — и что привело двух путников в Лейт в такую ненастную ночку, как нынешняя?

Патрик основательно приложился к кружке, которую протянул ему здоровяк.

— Да в Лондон едем, — Он отхлебнул снова. — У меня там… кое-какие неотложные дела. Да-да, дела… в Шордиче. Это, знаете, такой район в Лондоне.

— Знавал когда-то, — сухо заметил здоровяк.

— И что у вас за дела? — вступил в разговор второй. — Может, по мореходной части, а? Или по торговой?

— По мореходной? Нет. — Патрик смотрел в кружку. — Скорее… вообще дела.

Джон заметил, что все остальные посетители таверны как-то притихли. Он поглядел на хозяина — тот едва заметно покачал головой, точно пытался столь загадочным образом о чем-то предупредить его. Джон повернулся — и встретился глазами с широкоплечим парнем в рыбацких сапогах. Лицо парня раскраснелось от эля.

— Эй, вы там! Будьте начеку! — закричал парень Джону, привлекая к себе всеобщее внимание. — Эти двое мошенников — вербовщики! Обдурят вас, и глазом моргнуть не успеете. Сами не поймете, как возьмете у них королевский шиллинг и очутитесь в море, на службе.

В улыбках новых знакомцев Патрика появилось беспокойство.

— Придержи язык, пьяный смутьян! — рявкнул здоровяк. — Никакие мы не мошенники. Я офицер на службе у Его величества, и ежели какой-нибудь достойный человек захочет исполнить свой долг и поступить на морскую службу, ежели он захочет сразиться с французами за родину и короля, за жизнь и безопасность своей жены и детей, то мы поможем ему исполнить это благородное намерение.