— Совершенно! Это моя точка зрения… У него много недостатков… Двадцать пять лет директорствует! Засиделся… Я… бескорыстно…

— Та-ак… Но вспомним: недавно вы были у меня. Вы сообщили мне, что, по мнению ленинградской общественности, директор НИИ должен быть снят. «А есть кандидат на его место?» — спросил я. «Есть», — ответили вы. «Кто?» — «Таким кандидатом ленинградская общественность называет меня». — «И как… вы согласны занять этот пост?» — «Я согласен», — ответили вы. Такой разговор был у нас с вами. Как же вы отрицаете свою заинтересованность в деле, которое вы затеяли?

— Я не так говорил.

— Ах, вы не так говорили, я неправильно вас понял?! Значит, сейчас вы будете отрицать то, что говорили мне вот у этого самого стола?

Коршунец стоял. Потом сел. Потом стал тереть ладонью затылок.

— Товарищи, — обратился к собранию председатель, — стоит ли нам тратить время на разбор и обсуждение этого документа?!

У ревизора

Старший ревизор лесной инспекции пригласил к себе Анатолия Анатольевича.

— Все хорошо, Анатолий Анатольевич, что кончается хорошо. Для вас все окончилось хорошо. Коршунец имел заднюю мысль, это несомненно. Но ведь по существу у вас много недостатков. Например, вы козыряете приростом. А у вас на этом участке как раз неуспех.

— Каким образом?

— Вы козыряете мелиорацией и рубками ухода, которые помогают вам дать замечательный прирост, а ведь это чистое очковтирательство.

И смотрел на Книзе торжествующим, разоблачающим взглядом.

Старший лесничий глаз не опустил. Что они выражали в этот момент? Ревизор, уверенный в своей победе, считал, что они выражают чувства человека, пойманного с поличным.

— Что-то не понимаю, — проговорил Книзе.

— В 1928 году общий ваш запас древесины был два миллиона триста кубометров — два и три десятых кубометра прироста в год на гектар.

— Правильно.

— В сорок девятом году общий запас равнялся двум миллионам семистам пятидесяти кубометрам; средний прирост на гектар два и четыре десятых кубометра, или пять процентов. В пятьдесят девятом году общий запас — три миллиона пятьсот тысяч кубометров, средний прирост два и девять десятых кубометра, или двадцать один процент; но ведь, Анатолий Анатольевич, общий запас ваш в пятьдесят девятом году должен был составить пять миллионов кубометров, а не три с половиною.

Анатолий Анатольевич редко терялся, но тут растерялся.

— Знаете, — проговорил он, — я плохо воспринимаю выкладки на слух, дайте взглянуть глазами. Покажите, откуда у вас взялись эти пять миллионов.

Не сразу дал ему свои выкладки ревизор. Долго недовольно разыскивал бумажки… Наконец положил на стол перед старшим лесничим.

Через десять минут тот развел руками, глаза его блеснули:

— Помилуйте, кто же так считает?

— А что?

— Вы взяли наши самые высокие показатели, которых мы добились в прошлом году, и повернули их вспять, на тридцать лет назад. Повернули и сделали вывод: если б все тридцать лет лесхоз имел такой прирост, как в пятьдесят девятом году, то у него должно было бы быть сейчас пять миллионов кубометров древесины. Да разве в ходе вашей мысли есть хоть доля логики? Подумайте сами: путем огромного и умного — да, умного — труда мы в прошлом году добились прироста на двадцать один процент, научились его давать, и вместо того чтоб рассчитать от него вперед, вы рассчитали назад.

Теперь растерялся ревизор.

— Да разве так?

— Ну как же не так?.. Берите карандаш и повторите расчеты.

Инспекторы, которые, оставив работу, слушали разговор, переглянулись.

Старший ревизор склонился над листком. Не прошло и пяти минут, как он воскликнул:

— Черт возьми, в самом деле чепуха… кто-то считал да просчитался.

— А я вам скажу кто! — сказал Книзе. — Подсунули?

Инспекторы захохотали.

— Ладно, — примирительно сказал ревизор, — а вот насчет столбов вам записано правильно. Ведь не везде стоят?

— Уже стоят везде. И даже допущена такая роскошь: выкрашены масляной краской.

— Хорошо. А вот вам записано серьезное: вы постоянно нарушаете инструкции!

— Дорогой товарищ! Мы же опытный лесхоз! Если б мы всегда придерживались инструкций, каким же мы были бы опытным лесхозом? Ведь там, где мы нарушаем инструкцию, мы как раз опыт и ставим.

— Упрямый вы человек! — вздохнул старший ревизор.

— Какое же это упрямство?

— Ладно. А вот вам записано, что на делянке сплошной рубки вы посадили дуб…

— И правильно сделали. Смена пород для сохранения плодородия почвы обязательна. Или смешанный лес, или смена пород. Мы посадили дуб на богатой почве. Дуб будет хороший. На средней почве лучше было бы посадить березу, на средней дуб был бы хилым…

Вышка

С весной у работников леса наступает пора беспокойства: уходят в тайгу экспедиции, туристы, охотники, и все зажигают костры. А курение, а брошенная спичка, непотушенный окурок?.. И вот лесовики идут, слушают, нюхают: не потянет ли дымком… С тревогой ждут сигнала: на таком-то участке, в таком-то квадрате — пожар.

Вышка наблюдения должна быть легка в постройке и удобна для подъема.

В лесхозе две вышки. Принцип действия у них один, но конструкции несколько разные.

Мачты высотою в тридцать семь метров… Общее у них то, что срощены они из трех могучих стволов и намертво на фундаментах держат их могучие растяжки. По мачте перекладины. Внизу на одной из мачт два блока, на первом — велосипедное седло, на втором — груз, уравнивающий вес человека. Наблюдатель садится на седло и поднимает себя, перебирая руками по перекладинам.

Не всем приятно взбираться на такую высоту, а вот леснику Иванову нравится, он поднимается за сорок секунд, спускается за двадцать пять…

— Скоростной подъем, — улыбается он.

— Скоростной-то скоростной, — говорит Анатолий Анатольевич, — а ногами при спуске все-таки придерживайся… ведь сорвешься.

Упрямый человек Иванов, любит высоту и быстроту. В ветреную погоду, когда вышка, как мачта корабля, раскачивается над лесными просторами, над зеленым необозримым морем, которое, точно настоящее море, ходит и шумит зелеными волнами, накатывая волну за волной, Иванов любит стоять на площадке. А у других кружится голова.

Но чтобы любители сильных ощущений не довели себя до беды, остановились на конструкции с кабинкой. Наблюдатель входит в железную кабинку с перилами ему по пояс и замыкает дверь. Если он при подъеме пожелает нарушить установленную скорость и взлететь, сработает стопор, кабина остановится, и, чтобы продолжить движение, ему придется несколько спуститься. Тот же стопор сработает и при лихаческом спуске.

Наверху беседка. На бортах нанесены деления азимута, лежит десятикратный бинокль, висит телефон.

За границей таких вышек нет, и зарубежные экскурсанты всегда дотошно ее разглядывают.

Лесничий Богоявленский, приезжавший с Урала в лесхоз на семинар, критически отнесся к наблюдательным вышкам.

— Можно проще, — сказал он Анатолию Анатольевичу. — Технику надо применить. У меня есть идея…

— Давайте, давайте вашу идею, — загорелся Анатолий Анатольевич.

Идея у Богоявленского возникла не очень давно. Как-то поднялся он на пожарную каланчу: широко и далеко видно… крыши и улицы поселка, шоссе, по которому бегут машины… В руках у лесничего было зеркальце, он навел зеркальце на шоссе, и шоссе отразилось в стекле… вон грузовики у моста… а до моста восемь километров. Отлично виден грузовик.

— Зачем же лазать на вышки? Во-первых, один любит, другой не любит… Во-вторых, потеря времени: то взбираться, то спускаться… Зеркала нужны, система зеркал, подойдешь к вышке — и все увидишь.

— Идея интересная, — сказал Анатолий Анатольевич, — попробуем.

Пацюркевич заметил:

— Эта идея от барства, честное слово. Ну к чему в тайге и в лесах зеркала? А кто их там наверху будет протирать?

— Сомнения пока оставьте, — посоветовал Анатолий Анатольевич. — Всякая мысль, всякая идея, упрощающая и облегчающая труд, заслуживает внимания…