Изменить стиль страницы

Она пристально посмотрела ему в лицо. Дженнер с самым равнодушным видом потягивал виски.

— Меня, в сущности, это вовсе не интересует. Просто захотелось поболтать с приятной дамой, — ответил доктор, делая малоудачную попытку полюбезничать.

Дженнер был высокий, видный мужчина, и буфетчица явно была польщена комплиментом.

— Вы знаете, кому раньше принадлежали мэлгарские рудники?

— Понятия не имею.

— Ну, за то, что вы такой милый, я вам скажу, чей это отель. Те самые люди, которым раньше принадлежали мэлгарские рудники, теперь владеют этим отелем, но я советую вам забыть об этом.

* * *

Когда Джон Уэст садился в трамвай, часы на здании почтамта пробили полночь. Так поздно он никогда не возвращался домой, даже по субботам. Сегодня он не поехал на стадион — ему не терпелось узнать результаты выборов в парламент штата Виктория. Он был в приподнятом настроении. Победили лейбористы, они получили абсолютное большинство, оставив позади национальную и аграрную партии.

Значит, Нед Хоран будет премьером, Том Трамблуорд — главным секретарем, Боб Джолли и другие «свои люди» — членами кабинета. Джон Уэст знал, что теперь его многочисленные предприятия будут под надежной защитой и развернутся вовсю.

Трамблуорд непременно должен стать главным секретарем кабинета. Несмотря на свою радикальную болтовню, Том самый податливый из всех. Он просто создан для этого поста и пользуется популярностью среди сторонников лейбористской партии. А этот пост — самый важный. Главный секретарь дает разрешение на устройство конноспортивных состязаний, в его ведении полиция, уголовное законодательство, тюрьмы. Если бы в те далекие времена он мог назначать министров, его тотализатор существовал бы и по сей день, а Скаковой клуб штата Виктория не вытеснил бы его теперь. Теперь все пойдет иначе, когда на месте ханжи Гиббона будет сидеть Том Трамблуорд.

Джон Уэст никогда не забывал прошлых обид или поражений. Скаковой клуб пожизненно лишил его права пускать своих лошадей на скачках! Правда, после войны клуб отменил это запрещение и открыл ему доступ на флемингтонские и другие скачки. Но его все еще не принимали в число постоянных членов. Его презирают за то, что он разбогател на тайном тотализаторе, и потому, что он устраивает состязания пони. Ну, теперь они у него попляшут! Скоро, скоро он будет орудовать на скачках не хуже их. Он им покажет, как пожизненно исключать его!

Трамвай, громыхая, приближался к Керрингбушу. Почти на всех линиях старая система была заменена новой, но по этому маршруту еще ходили те же самые вагоны, которые перевозили клиентов его тотализатора в девяностых годах.

Ночь была теплая, и Джон Уэст сел на открытой площадке.

В Виктории положение обеспечено. Теперь нужно удвоить усилия — добиться победы лейбористов на федеральных выборах, которые состоятся в будущем году, и протащить надежных людей в кабинет. Федеральный парламент скоро переедет из Мельбурна в Канберру, тогда труднее будет распоряжаться в нем, но если ввести побольше своих людей, все будет в порядке. Нужно добиться места в федеральном парламенте для Теда Тэргуда. Теперь, когда Рил умер, премьер-министром должен стать Тэргуд.

Хорошо, что в Виктории победили лейбористы. Поговаривают о недовольстве среди беговых наездников — бунтуют против частных ипподромов. Среди боксеров дело обстоит не лучше. Они требуют назначения правительственной комиссии. Пусть-ка теперь поговорят! Теперь Джек Уэст хозяин!

В трамвай вошел Ренфри. Он только что отпраздновал победу лейбористов. Увидев Джона Уэста, Ренфри нетвердыми шагами стал пробираться к нему через весь вагон.

— Хэлло, Джек, — закричал он, — слыхал результаты? Победа, черт возьми!

Сигара выскочила у него изо рта и, пытаясь поднять ее, он чуть не вывалился из вагона, но Джон Уэст успел схватить его за полу.

— Да, большая победа, Боб. Я же говорил тебе, что мы победим, — ответил снисходительным тоном Джон Уэст.

Ренфри вынул другую сигару и с трудом раскурил ее. Вдруг лицо его омрачилось, и он проворчал:

— Блекуэлл-то прошел, мерзавец!

Джон Уэст ничего не ответил. Он вновь безуспешно пытался свалить Блекуэлла на предварительных выборах, а затем выставил против него независимого кандидата. Ренфри со своей бандой головорезов усиленно поддерживали его. Они распространяли листовки, запугивали избирателей и где только можно было голосовали за отсутствующих, больных и даже покойников. Несколько членов профсоюза рабочих лесной промышленности, проводившего упорную борьбу против снижения заработной платы, помогали Блекуэллу в избирательной кампании. Ренфри приказал бандитам Пройдохи Тэннера «проучить мерзавцев». Бандиты напали на трех рабочих, когда те расклеивали предвыборные заявления Блекуэлла. Одного из них схватили и втолкнули в ожидавшую поблизости машину; двое других бросились к проходившему мимо трамваю, но их настигли, повалили наземь и тоже затащили в машину.

Всех троих повезли в дом Ренфри и там жестоко избили, а потом их связали и пригрозили, что не освободят до тех пор, пока они не дадут обязательства прекратить помощь Блекуэллу и убедить своих товарищей последовать их примеру.

Когда о похищении трех рабочих стало известно в профсоюзе, на выручку были посланы двое из самых бесстрашных профсоюзных организаторов. Розыски привели их в Керрингбуш.

Подойдя к дому Ренфри, они громко постучались.

Не успел Ренфри отворить дверь, как один из них, здоровенный детина, поставил ногу в щель и громко закричал: — А ну, Ренфри, говори, где рабочие!

— Рабочие? Здесь нет никаких рабочих.

— А вот мы сейчас посмотрим.

Ренфри попытался было сопротивляться. Его ударили по лицу револьвером, и он грохнулся на пол.

Они освободили своих товарищей, которые лежали связанные с кляпами во рту, и ушли. Ренфри не произнес ни звука, он сидел на крыльце, держась за распухшую щеку.

Происшествие попало в газеты, и это еще больше укрепило Джона Уэста в решении ограничить деятельность Ренфри Керрингбушем.

Джон Уэст и Ренфри еще немного поговорили о результатах выборов, затем Уэст спросил: — Этот коммунист Мортон тоже помогал Блекуэллу?

— Нет, Джек. Он уехал. Я же говорил тебе. О нем уже давно не слышно.

Джим Мортон действительно уехал. Через несколько недель после первой победы Блекуэлла над кликой Уэста местная полиция предупредила Мортона, что его жизнь в опасности. Кроме того, ему намекнули, что поскольку полиция тоже недолюбливает коммунистов, то не переменит ли он местожительство.

Джим Мортон скоро убедился, что его пугали не зря.

На следующий же день, зайдя после митинга в кафе, он заметил, что напротив него уселись четыре субъекта с бандитскими физиономиями и исподтишка следят за ним. В одном из них он узнал члена шайки Тэннера. Итак, ему грозят побои или даже смерть за то, что он осмелился выступать против Ренфри и Джона Уэста!

Его охватил страх. Только не выдать себя! Может быть, ему еще удастся провести их. Вероятно, они увяжутся за ним, когда он выйдет из кафе, и нападут на него в каком-нибудь укромном местечке.

Хозяин, старый грек, подошел принять у него заказ. Прикидываясь пьяным, Джим Мортон спросил его заплетающимся языком: «Где у вас уборная, Ник? Проводите меня».

Он поднялся и нетвердыми шагами вышел вслед за греком через кухню на задний двор. Там он сказал: «Послушай, Ник, мне кажется, эти парни до меня добираются. Нельзя ли мне улизнуть другим ходом?»

— Можно, если сумеешь влезть по этой стене, а там — по крыше и в переулок.

По водосточной трубе Мортон торопливо вскарабкался на крышу и спрыгнул с высоты тридцати футов в переулок, растянув связки на ноге. Прихрамывая, он еле добрался до берега Ярры, переночевал под открытым небом, а на следующий день вскочил на ходу в проходящий сиднейский поезд.

— А черт, проехал свою остановку! — вдруг спохватился Ренфри. Он на мгновение повис на поручнях, потом спрыгнул и, перевернувшись в воздухе, кубарем покатился в канаву.